— Сбежала, чтобы не видеть меня? Где ты была, пряталась за каким-нибудь мусорным баком в переулке?
— Что заставляет тебя думать...
— Я ведь прав, не так ли? — это был возглас победы. — Это был твой обычный метод — прятаться. И как правило, за чем-то испорченным, гнилым. Чем-то вроде Джека Невитта.
— Я буду очень признательна, если ты больше не станешь говорить подобных вещей.
— Только не говори мне, что ты по-прежнему его защищаешь. Десяти лет рабства недостаточно?
«Злость не конструктивна, — говорила себе Карен. — Она ничего не меняет и не помогает принять верное решение».
— Что ты сделал со своей подругой? — спросила она.
— Посадил в такси и отправил домой. Не стоит беспокоиться на счет тех, о ком тебе кто-то рассказывает; это касается только меня.
Дождь усилился. Вода капала с полей его шляпы. (Марк в шляпе? Когда-то он ходил без головного убора в любое время года, отчего его волосы всегда были либо мокрыми, либо покрыты хлопьями снега.)
— Не в этом дело, Марк, — сказала она. — Я не собиралась приглашать тебя войти в дом.
— В любом случае, у меня нет времени. У меня назначена встреча.
— Но тогда почему...
— Я стоял под дождем и ждал тебя? — Марк задал этот вопрос так же взвешенно и серьезно, как прежде выдавал ответы на серьезные вопросы, касающиеся внешней политики. Он специализировался по внешней политике; был одним из студентов Джека. Спустя какое-то время он ответил: — Я действовал импульсивно. Сейчас я нечасто так поступаю, но... Я знал, что ты услышала или увидела меня и выскочила на улицу, чтобы избежать встречи со мной. Это меня рассердило.
Они подошли к дому. Карен остановилась у кованой металлической калитки. Марк просунул руку и открыл замок с небрежностью, свидетельствующей о том, что он уже делал это неоднократно. Но не спешил открывать ее. Он еще не закончил.
Это было как раз то самое место, где они поссорились в последний раз. В тот день тоже шел дождь — мягкий весенний дождь; молодые листья на деревьях блестели, как свежевыкрашенные. В интеллигентной мягкости апреля рассерженный голос Марка звучал непристойно громко. Она никогда не сможет забыть того, что он ей наговорил тогда.
Она ударила его по щеке — в первый и последний раз; единственный раз в своей жизни она ударила кого-то.
Он тоже помнил об этом. Тень прошлой обиды и злости сжала его губы; глаза превратились в узкие щелочки.
— Я полагала, ты пришел тайно позлорадствовать, — сказала Карен.
— Возможно, как раз это я и делал. Хотя, надеюсь, что нет. Это было бы отвратительно.
За несколько минут до их встречи она была уверена, что настроение у нее упало так низко, что ниже просто не бывает. Она заблуждалась. Сейчас, когда глаза Марка медленно осматривали одну за другой детали ее туалета и ее саму, излучая при этом не тепло, обычно характерное для его карих глаз, а холод, который заставлял содрогнуться, ей стало так неуютно и плохо, что единственным желанием было куда-нибудь скрыться.
Он имел право сердиться и злорадствовать. Все его предсказания, прозвучавшие в тот весенний день, оказались правдой!
«Джек любит молоденьких, симпатичных и умных. Он любит использовать их мысли и подравнивать их под себя. Карен, ты слишком умна, тебе многое дано, ты сможешь добиться успеха. Не позволяй ему использовать тебя. Он хочет тебя только потому, что ты — моя девушка, он ненавидит меня и мой успех с тех самых пор, когда ок пытался украсть мою работу и я поднял шум по этому поводу, сейчас он мечтает отыграться на мне через тебя».
В этот момент она ударила его. Она не могла с этим согласиться даже сейчас. Но во всем остальном Марк был прав, включая и способность Джека уничтожить ее индивидуальность и амбиции.
И вдруг она как будто услышала голос миссис МакДугал: «Что же он делает? Похоже, он ничуть не лучше твоего мужа.
Не стой там и не воспринимай это как должное!»
Она подняла голову; капли падали с ресниц.
— Я не хочу, чтобы меня тыкали носом как несмышленую девчонку. Больше не хочу. И не буду это терпеть ни от кого, Марк Бринкли, особенно от тебя. Ты повеселился, я надеюсь, получил удовольствие, вот и хорошо, потому что больше тебе такой возможности не представится. Прощай.
Она приблизилась к калитке, но он продолжал держать ее.
— Повеселился? — повторил он, его губы изогнулись в кривой усмешке. — Если ты думаешь, что я получил удовольствие... Может быть, для нас обоих невозможно забыть прошлое — даже последние пять минут, — но можем же мы быть вежливыми по отношению друг к другу? Мне очень нравятся твои тетя и дядя, и мне бы хотелось продолжить дружбу с ними. Рут не пригласила меня в последний раз, потому что подумала — ты не захочешь видеть меня.
Значит, он возобновил старую дружбу с Рут и Патриком. А между тем Рут даже не упомянула о нем. Ни она, ни Патрик, чья бестактность общеизвестна.
В сравнении с остальными эмоциональными ударами этого дня эта новость была лишь слабым толчком, но для Карен она стала последней каплей. Во всяком случае, Марк был честным по отношению к ней. Он хотел забыть и простить («Дать ему шанс?» — подумала она с горечью) только потому, что враждебность будет мешать старой дружбе.
Последняя попытка, подумала она.
— Рут заблуждалась, — произнесла она холодно. — Мне совершенно все равно, встречусь я с тобой или нет. А что касается твоего высказывания по поводу вежливости — если я правильно тебе поняла, моя проблема всегда заключалась в ее избытке, нежели в отсутствии. Насколько помню, у тебя с этим всегда были сложности. Если ты намереваешься изменить свое поведение, позволь мне пройти в дом вместо того, чтобы мокнуть под дождем.
Марк открыл калитку и отступил в сторону.
— Карен?
Что-то в его голосе остановило ее. Она обернулась. Он улыбался — искренней улыбкой и с таким навсегда запомнившимся выражением на лице, которое когда-то заставляло ее забывать обо всем. Десять лет исчезли как дым.
— Поздравляю, — сказал он. — Когда ты решила, что вновь обрела силы для борьбы?
Глава 3
Дождь шел всю ночь, создавая мрачное настроение, от которого Карен мечтала избавиться с помощью чего-нибудь вкусного, шоколада, например; но почему-то отказалась от этой затеи и остановила свой выбор на салате. Она вдруг поняла, что неожиданная встреча с Марком подняла ей настроение. Как бы то ни было, она знала, что подсознательно всегда страшилась этой встречи с момента своего приезда в Вашингтон. Не было ничего удивительного в том, что он возобновил дружбу с Рут и Патриком. Но невозможно было даже предположить, чтобы Рут, хитрая Рут, не упомянула Марка...
Нет, это несправедливо. Рут никогда не была хитрой. Тактичная, чуткая, всегда уважающая чувства других... Почему она решила, что это имеет к ней какое-то отношение? Сам факт, что Рут избегала говорить на эту тему, подразумевал предположение, делать которое Рут не имела права.
В любом случае, худшее уже позади, все не так страшно, как ожидалось. Кроме того, она гордилась, что сумела противостоять ему. Два столкновения в один день — вначале с Джули, затем с Марком, и в обоих случаях она оказалась на высоте. Спасибо воодушевлению, почерпнутому у старой колдуньи. Могу поклясться, что слышала ее голос, подумала Карен, улыбаясь.
Возможно, миссис МакДугал не является настоящей колдуньей, но то, что она очень мудрая женщина, глубоко и основательно изучившая человеческую натуру, не вызывает сомнений.
В течение нескольких последующих дней Карен пребывала в депрессии, но, как и предсказывала миссис МакДугал, всегда происходило что-нибудь такое, что выводило ее из этого состояния.