Оставив Гронвельта в директорской кабинке, слуга отошел к другому столику, где уселся в ожидании, когда
его позовут.
Глядя на огромный плавательный бассейн по ту сторону стеклянной стены - на синюю воду, ослепительно сверкающую в лучах горячего солнца
Невады, на молодых женщин и ребятишек, плавающих на ее поверхности, будто разноцветные игрушки, - Гронвельт ощутил робкий прилив радости от
сознания, что все это - творение его рук.
- Альфред, скушайте что-нибудь, - подал голос Кросс Де Лена.
Гронвельт улыбнулся молодому спутнику. Кросс был ему по душе. Ему нравилось, как выглядит этот молодой человек, мужественная внешность
которого заставляла засматриваться на него и женщин, и мужчин. Кроме того, Кросс - один из тех немногих, встреченных Гронвельтом за долгую
жизнь, кому он почти доверял.
- До чего же мне нравится это дело! - проговорил он. - Кросс, ты унаследуешь после меня принадлежащую мне часть отеля. Я знаю, что тебе
придется иметь дело с нашими партнерами из Нью-Йорка, но никогда не бросай "Занаду".
Кросс похлопал старика по тощей - кожа да кости - руке.
- Ни за что.
Гронвельт чувствовал, как солнечные лучи, падающие сквозь стеклянную стену, буквально просачиваются в его кровь, заставляя ее быстрее
бежать по жилам.
- Кросс, я научил тебя всему. И мы с тобой совершили немало дел, с которыми вряд ли справились бы другие. Никогда не оглядывайся. Тебе
открыто, сколькими способами можно извлечь выгоду в бизнесе. Старайся делать столько добрых дел, сколько сможешь. Они тебе зачтутся. Я не говорю
о поблажках любви или ненависти. И то и другое - крайне плохое вложение.
Собеседники неторопливо потягивали кофе. Гронвельт съел только одно слоеное пирожное, а Кросс в придачу к кофе выпил еще бокал
апельсинового сока.
- И вот еще что, - добавил Гронвельт. - Ни за что не предоставляй виллу человеку, не проигравшему хотя бы миллион. Никогда не забывай об
этом. Наши виллы - легенда. Они очень важны.
Кросс снова похлопал Гронвельта по руке, задержав ладонь поверх стариковских пальцев. Его привязанность к старику была совершенно
искренней. В каком-то смысле он любил Гронвельта даже сильнее, чем отца.
- Не волнуйтесь, виллы священны, - заверил Кросс. - Что-нибудь еще?
Катаракты, покрывшие глаза Гронвельта, пригасили их былой пламень.
- Будь осторожен. Будь всегда очень осторожен.
- Непременно. - Желая отвлечь старика от мыслей о скорой смерти, Кросс поинтересовался:
- Когда вы расскажете мне о великой Войне с Сантадио? Ведь вы тогда работали с ними. А со мной никто не хочет говорить об этом.
Гронвельт вздохнул - едва слышно, по-стариковски, почти бесстрастно.
- Я знаю, мое время на исходе, но тоже не могу говорить с тобой на эту тему. Спроси лучше своего отца.
- Я спрашивал Пиппи, но он тоже молчит.
- Что прошло, то прошло, - философски заметил Гронвельт. - Никогда не оглядывайся. Ни ради поиска оправданий, ни ради воспоминаний о
времени, когда ты был счастлив. Мир .не переделаешь, да и себя тоже.
***
Когда они вернулись в пентхауз, сиделка выкупала Гронвельта, а затем измерила ему пульс и давление. Заметив неодобрительное выражение ее
лица, Гронвельт сказал:
- Это всего лишь проценты с прожитого.
Заметив неодобрительное выражение ее
лица, Гронвельт сказал:
- Это всего лишь проценты с прожитого.
Ночью старик часто просыпался, а как только забрезжил рассвет, попросил сиделку, чтобы та помогла ему перебраться на балкон. Устроив его в
огромном кресле, она укутала Гронвельта пледами, а затем присела рядом с ним и взяла его за руку, чтобы измерить пульс. Но когда хотела убрать
свою руку, Гронвельт удержал ее, и она не стала противиться. Так они и сидели рядом, держась за руки и наблюдая, как над пустыней встает солнце.
Красный шар светила перекрасил небосклон из иссиня-черного в темно-оранжевый. Перед взором Гронвельта предстали теннисные корты, поле для
гольфа, плавательный бассейн и семь вилл - семь блистательных Версальских дворцов с флагами отеля "Занаду": белые голуби по зеленому, как
листва, полю. А дальше бескрайним песчаным морем раскинулась пустыня.
"И все это создал я, - думал Гронвельт. - Именно я построил эту сказочную страну на бесплодной земле. И построил для себя счастливую жизнь.
Из ничего. Живя в этом мире, я старался быть хорошим человеком. Старался как мог. Можно ли меня судить?"
Он обратился воспоминаниями к годам детства, когда они с приятелями, этакие четырнадцатилетние философы, рассуждали о Боге и моральных
ценностях, как водилось у тогдашних мальчишек.
- Вот скажите, если бы вам предложили миллион долларов за то, чтобы нажать на кнопку и прикончить миллион китайцев, вы бы это сделали? -
торжествующим тоном вопрошал один из дружков, словно провозглашая заведомо неразрешимую этическую головоломку. После бурной дискуссии в конце
концов сошлись на том, что они бы на это не пошли. Все, кроме Гронвельта.
И теперь ему подумалось, что тогда он был прав. И не потому, что его жизнь сложилась так удачно, а потому, что этой великой головоломки
просто-напросто больше не существует. Вопрос можно было поставить лишь однозначно: "Согласишься ли ты нажать на кнопку, чтобы убить десять
миллионов китайцев (кстати, почему именно китайцев?) за десять тысяч долларов?" Вот в чем вопрос.
Мир вокруг залило алым сиянием, и Гронвельт покрепче стиснул ладонь сиделки, чтобы не потерять ориентацию. Теперь он мог спокойно смотреть
на солнце, катаракта защищала его глаза. Старик сонно думал о женщинах, которых он когда-то знал или любил, о некоторых поступках, которые
приходилось совершать, о мужчинах, которых он безжалостно побеждал, и о случаях, когда проявлял милосердие. Подумал о Кроссе, к которому
относился как к сыну, и пожалел его, а вместе с ним - всех Клерикуцио и Сантадио. Он был рад, что расстается со всем этим. В конце концов, что
лучше - счастливая жизнь или жизнь добродетельная? И надо ли быть китайцем, чтобы найти ответ на этот вопрос?
Последнее замешательство ввергло его рассудок в окончательный хаос. Державшая Гронвельта за руку сиделка почувствовала, как его пальцы
похолодели, а мышцы напряглись. Она склонилась к старику, чтобы проверить показатели жизнедеятельности. Каковая, несомненно, прекратилась.
***
Кросс Де Лена, наследник и преемник Гронвельта, задумал организовать для него поистине королевские похороны. На них должны присутствовать
все сливки Лас-Вегаса, самые известные игроки, все женщины, бывшие когда-то близкими с ним, весь персонал отеля. Всех этих людей предстояло
известить и направить им приглашения. Потому что Альфред Гронвельт при жизни являлся подлинным гением в мире азартных игр.