Старик с интересом наблюдал за нами и теперь снова потянул меня за рукав:
- Слышь, парень, а ведь правда. Пусть только деньги вперед даст. А там, кто его знает, может, и вправду я подставился.
- Катитесь вы... - я махнул рукой. - Надо ГАИ вызвать.
* * *
Когда все необходимые процедуры остались позади, Гоша подцепил "Запорожец", и мы отправились в гараж. Там он исчезает в глубине длинного серого здания, смахивающего не то на конюшню, не то на заброшенный склад.
Седой продолжает потеть и озираться по сторонам. А я решаю пройтись среди поржавевших выпотрошенных таратаек, которыми заставлен двор гаража.
Краска на кузовах облупилась, и рыжий металл осыпается ядовитой пылью от малейшего прикосновения. Асфальт под ногами весь потрескался, трещины проросли пожухлыми стеблями полыни. Зрелище довольно унылое, я останавливаюсь. Один из ржавых остовов вдруг скрипит и неожиданно оседает, подняв облако пыли. Его обломки задевают соседние груды лома, и мне кажется, что на
мгновение все автомобильное кладбище приходит в движение.
За спиной слышатся хлопки испуганных птичьих крыльев.
Наверное, шум напугал крылатых обитателей свалки.
Минут через десять ко мне подходит Гоша. Вместе с ним - мужчина лет сорока пяти с блестящей, словно отполированной лысиной, в черном, забрызганном краской халате.
- Тут такое дело, - Гоша кивает на спутника, - нужного механика уже нет. На выходные уехал на рыбалку, вернется в понедельник. Согласитесь подождать? Заодно, я договорился, вам профилактику сделают. В качестве компенсации за потерянное время. Вы ведь не местный, как я понял? - спрашивает он.
- Да, приехал к приятелю.
- Значит, подождете?
- Раз другого выхода нет...
Лысоголовый всем своим видом показывает, что другого выхода действительно нет.
- Скажите, откуда я могу позвонить?
- Там, справа на стене, телефон, - он машет в сторону открытой двери.
Седьмой час. У меня мало надежд застать Эдгара на работе. Но три долгих гудка, и он снимает трубку.
- Привет, - говорю я, - хочу свалиться тебе на голову.
- Слушай, - Эдгар немного растягивает гласные, - я совсем недавно тебя вспоминал. Это хорошо, что ты приехал.
- Собираюсь погостить до понедельника. Найдешь мне приют?
- Не волнуйся, что-нибудь придумаю. Где ты находишься?
Я объяснил.
- Слушай, тогда садись на пятый автобус. Через три
остановки буду тебя ждать. Еще успеем выпить по чашечке кофе...
На прощанье Гоша сигналит, снова вспугнув чьи-то быстрые крылья, и говорит:
- Если заскучаете, приходите на стадион. Теннисные корты, тренажеры, сауна. Охрану я предупрежу, скажите им - Георгий Васнецов пригласил. Я - помощник мэра по спорту и туризму.
Выхожу через ржавые ворота и на мгновение останавливаюсь. Город обволакивал меня, как полуденный сон. Он приникал к земле здесь, на окраине, повторяя своими улицами изгибы оврагов, таившихся под зарослями серой крапивы, и где-то там, ближе к центру, вставал на четвереньки блочными многоэтажками. Кривая улица карабкалась на пригорок, а на углу стояла обезглавленная церковь красного кирпича, с заколоченными фанерой окнами и безысходной вывеской: "Склад".
К краснокирпичной стене прилепилась покосившаяся палатка, в которой торговали сигаретами и всякой ерундой.
* * *
В автобусе нещадно наступали на ноги и просили прокомпостировать талоны.
Город вливался в меня своими голосами.
- Он, говорит, артист, а сам всю жизнь в клубе, на баяне...
- Разве датская колбаса - это колбаса? А окорок? Где вы раньше видели окорок без жира?
- Да куда ты со своей сумкой прешь? Не на митинге...
- Доктор, объясняю, это не грыжа. Откуда ей взяться, грыже-то...
- Вы, гражданин, локти при себе держите... Что значит, вам моя грудь мешает? Никому не мешает, одному ему...
- Говорят, на фабрике зарплату хозяйственным мылом выдают...
Теперь будут мылом закусывать, без всякого предварительного застирывания...
Город возвращался с работы по домам, квартирам, коммуналкам, койкам в общежитиях, чтобы затаиться до утра. Он обволакивал меня и сам оставался бесстрастным...
* * *
Через четверть часа мы уже сидели под продуваемым ветром полосатым тентом летнего кафе. Еще только смеркалось и сквозь поредевшие узоры деревьев проглядывал раскаленный шар заходящего солнца.
Эдгар был таким же, как пять лет назад, когда провожал меня в аэропорту Шереметьево. Мы рассчитывали скоро встретиться вновь. Но незаметно прошло слишком много лет...
В оправдание могу сказать - я всегда помнил об Эде...
- За границу больше не ездишь? - Эдгар прикуривает сигарету. У него дурная манера постоянно держать сигарету в уголке рта. От этого один глаз всегда щурится, и лицо приобретает брезгливое выражение.
- Нет. Медкомиссию не прошел.
- Понятно... А я всегда, как кино про шпионов смотрю, тебя вспоминаю.
- В кино все выглядит по-другому.
- Конечно. Это я так, к слову. А чем теперь занимаешься?
- Работаю в журнале...
Сумерки продолжают наступать на город, улицы постепенно пустеют. Я рассказываю историю с аварией, и когда дохожу до того места, что машина будет готова только в понедельник, Эдгар перебивает:
- Подожди. Еще кофе, пожалуйста, - обращается он к официанту.
- Мы уже закрываем, - невозмутимо отвечает официант.
- Пойдем ко мне? - предлагает Эдгар. - Я имею в виду лабораторию. Там, заодно, подумаем, где тебе сегодня ночевать. Я ведь сам после развода в общежитии...
- Хорошо. В лабораторию, так в лабораторию.
Мы идем по сумеречным улицам, и наши шаги тонут в шорохах города. В глубине тусклого неба уже замерцали первые звезды. С реки потянул промозглый ветерок. Я поднял воротник плаща. Мы дошли до моста и остановились. Облокотились на чугунные перила, посмотрели, как под мостом проплывает баржа.
Вода чуть рябила, и на ней отражались зеленые огоньки фонарей. Мы перешли мост и стали взбираться по крутой улочке. Эдгар дымит очередной сигаретой, лицо у него сосредоточенное. Словно хочет что-то сказать и не решается.
- Вот мы и пришли, - он сворачивает к высокому дому, который будто гвоздь торчит посреди пологого провинциального городка. - Наша гордость. И кому в голову пришло построить институт здесь, а не где-нибудь в столице?
- Так ведь он же был засекреченный, вот и прятали подальше.
- Он и сейчас засекреченный, - кивает Эдгар, - только всем уже наплевать. И слава Богу. Работаем как городская больница.
Оборудование ведь такое, что и в Москве нет.
На проходной Эдгар показывает удостоверение, объясняет, что я с ним, и нас пропускают. Лаборатория Эдгара находится на седьмом этаже. Мы прошли через двери с вывеской "Биохимическое отделение", и я окунулся в запахи, присущие всем лабораториям.
Эти запахи никогда не вызывали у меня бурной радости - слишком они напоминали о стоматологическом кабинете или операционной.
Эдгар приоткрыл дверь в кабинет. Там за столом сидела по-мальчишески худенькая девушка в белом халате и печатала на машинке. Она казалась совсем молоденькой, и, если бы не злоупотребляла косметикой, я бы принял ее за подростка.
- Марина, - крикнул Эдгар, - пора начинать, вам не пришло это в голову?
- Да, да, иду, - ответила она на удивление низким голосом и улыбнулась. Улыбалась она искренне.
- Сейчас серия опытов, Эдгар обернулся ко мне. - Рабочего дня не хватает. Ты извини, я должен...
- Давай. Мне тоже интересно, чем ты занимаешься.
Эдгар вошел в лабораторию и склонился над клеткой с белыми крысами. Потом приоткрыл дверцу и ловко вытащил одну.
- Пора бы уже, - сказал он, глядя на часы. - Две минуты осталось. Тут главное - все вовремя.
Мне стало скучно. Я прошелся вдоль клеток, остановился у окна.