Пока я, неловко улыбаясь, пытался припомнить имя гостя, он сказал:
- Мне бы Веру Николаевну.
Я сообщил, что мама в неглиже. Тогда гость попросил позвать папу.
- Папа в торговом центре. Возможно, мне удастся вам помочь...
- Вы меня узнаете? Я Витек, водитель Вадика...
Я вспомнил. За прошедшее время перед нами прошло такое количество новых лиц, что моя рассеянность была объяснима.
- Я вас внимательно слушаю.
- Вадик велел передать, что банк "Чара" на грани банкротства.
- Откуда Вадику известно, что мы вложили деньги в "Чару"?
- Много ваших отнесли туда деньги. Вадик решил на всякий случай послать меня.
Я поблагодарил. Извинился, что не сообщил Вадику номер нашего телефона и, стараясь не терять самообладания, распрощался с гостем. Папа, как Назло, не возвращался. Говорить с мамой без папы я не хотел. Я пошел на кухню, вынул из буфета пачку сигарет и жадно затянулся. Мы договорились с папой натощак не курить. Сигарета вызвала легкое головокружение. Папа вошел на кухню я уже хотел отчитать меня, но, заметив мою бледность, спросил:
- Что случилось?
Пока я рассказывал, папа так и стоял с авоськой.
Из авоськи кроме свертков и хлеба торчали хвосты бананов. Все давно носили продукты в полиэтиленовых пакетах, но папа с авоськой не расставался. Меня злила старомодная привычка отца, и я не упускал случая поддеть его. Но сегодня было не до шуток. Лицо папы медленно начало покрываться розовыми пятнами.
- Мама знает?
- Нет, маме я не сказал. Она гладит свое платье к юбилею...
- И не говори.
- Что будем делать? - спросил я.
- Надо ехать, немедленно снимать деньги со счета! - ответил папа и стал машинально выкладывать продукты из авоськи.
- Лишимся процентов. По договору нам осталось пять дней. И не только процентов, из нас вычтут неустойку за нарушение срока договора, - ответил я.
- Немедленно едем в банк. На месте посмотрим, как поступить...
Папа аккуратно сложил авоську и положил в карман. Через пять минут, что-то соврав маме, мы вышли из дома.
В метро папа задумался:
- А что, если у Вадика ложные сведения? Непроверенные слухи?
- Зачем Вадику отвлекать от работы шофера?
Гнать его к нам в Тмутаракань? Нет, Вадик информацией владеет.
Но пала не сдавался.
- А что, если Вадик заинтересован в крушении банка? Слухи сами не рождаются. Слухи создают конкуренты...
- Папа, у нас нет оснований не доверять Вадику.
Давай будем объективны. Если он хотел нас надуть, для этого были прекрасные возможности... - ответил я, но уже менее убежденно. Я вспомнил, сколько раз и у меня шевелилось подозрение насчет намерений Вадика, но до сих пор они оказывались беспочвенными.
- Дай бы Бог, - неуверенно согласился папа.
- Почему мы всегда думаем о людях плохо, не имея для этого никаких оснований?..
Но шум в вагоне перекрыл мои слова. Папа не расслышал и продолжал свое:
- Вадик - человек не нашего круга, даже не москвич. По-русски правильно говорить не умеет. В лексиконе Вадика с трудом пятьдесят слов наберется.
- Прости папа, но ты несешь чепуху! Эти люди сейчас открывают новые фирмы, крутят деньги, создают рабочие места. Погляди на наших знакомых москвичей. Одна Людвига Густавовна вписалась в новую волну. А кто еще?! Наши интеллигенты или плачутся, или удирают!
Я кричал на ухо папе, он кричал мне. на Павелецкой в вагон вошел шестилетний цыганенок. На плечах мальчика сидела двухлетняя девочка. Цыганенок играл на маленькой гармошке.
В паузах мальчик сообщал, что они с сестрой два дня ничего не ели. В растопыренный целлофановый пакет пассажиры щедро накладывали купюры и растроганно переглядывались. Маленький дуэт имел успех. На следующей станции дети вышли, а в другую дверь вошла точно такая же пара. На монолог о двухдневном голодании вагон ответил громким смехом.
?Гонорар был мизерным. Я вспомнил о знаменитом изречении: "Трагедия, повторенная дважды, превращается в фарс".
В подземном переходе монашки собирали на храм. Через пять метров играл скрипач. У его ног, раскрыв зев, лежал чемодан с несколькими купюрами. Молодой человек исполнял "Времена года" Вивальди. Я подумал, что, если мы разоримся, я так на хлеб зарабатывать не смогу - рояль в подземный ход не затащишь.
Еще не дойдя до здания банка, я понял, что Вадик Прислал своего шофера не зря. Толпы рвались к дверям. Люди толкались и кричали. Никто никого не слушал. В глазах людей читались ужас и смятение.
Протиснуться к парадному мы не смогли. Вокруг попадались знакомые лица. Писатели, артисты. Многие мелькали по телевизору. Слухи доносились самые разные. Говорили, что владельца "Чары" отравили.
Другие уверяли, что в него стреляли - банкир лежит в реанимации. Третьи доказывали, что верхушка банка сбежала с нашими деньгами в Америку. Одна старуха кричала, что тут евреи ели детей. Злодеев накрыли и идет следствие. Многие считали, что власть наехала на банк, испугавшись его могущества, не обошлось без КГБ.
Мы попытались протиснуться к дверям. Папе порвали рукав. Я потерял ботинок, а пока пытался его найти, меня чуть не задавили насмерть. Вернуться назад мы тоже не могли. Сзади наседали. Я потерял папу и уже не думал ни о чем, лишь бы выйти из толкучки живым. Понемногу меня охватывал животный ужас. Люди, толкавшие меня, на глазах теряли человеческий облик.
Сзади наседали новые вкладчики. Меня выпихнули к дверям и зажали. Мой нос уткнулся в объявление банка. Бумага висела так близко, что я с трудом прочел текст: "Выплата процентов и другие банковские операции прекращены на неделю". Меня так прижали к объявлению, что я видел мельчайшие подтеки типографской краски. Еще минута, и я потеряю сознание. Но тут омоновец из охраны, которого зажали справа от меня, выстрелил в воздух из автомата.
Народ отшатнулся, и я проскользнул на свободное пространство. Сзади послышался жуткий крик. Женщину с поломанными ребрами отнесли к скамейке.
Знакомый по фильмам артист пытался приладить оторванную брючину.
Прибывший отряд ОМОНа оцепил здание. Папа бегал между людьми и искал меня. Я кричал, но он не слышал. Наконец мы встретились. Наши потери после боя оказались невелики. Папа лишился рукава и трех пуговиц, а мне затоптали ботинок. Немного распухла кисть руки, которой я отталкивался от двери.
Ситуация вокруг с прибытием ОМОНа изменилась. Люди собирались кучками возле активистов.
Активисты говорили, а люди слушали. В одной из групп я заметил Валентину Александровну, к которой мама собиралась на юбилей. Я подумал, что мама не догадается позвонить подруге и поедет напрасно.
Михайловская смотрела на мир расширенными от ужаса глазами, ей сегодня не до юбилея. Свой подарок от "Чары" она уже получила. Зато мы поговорили с Семеном Исааковичем, дирижером, что звонил маме по утрам. Он нам сказал то, что мы давно сами знали: банк закрыт и неделю операций вести не будет.
- Хорошо, если неделю... Плохо, если навсегда, - философски заметил Семен Исаакович и добавил:
- Кто бы мог подумать. Сам Кикогосян неделю назад принес сюда десять тысяч долларов. Если бы вы знали, какие у него связи...
- Что мы будем делать? - спросил папа.
- А что мы можем сделать? - спросил я.
За женщиной с поломанными ребрами приехала "скорая помощь". Первую жертву финансового фронта увезли в Склифосовского.
Вечером мы сидели у телевизора и ждали сообщений. Мама, как я и предполагал, напрасно съездила к подруге. Юбилей не состоялся. Мама ругала нас за скрытность. Сообщений о банке "Чара" в этот вечер по телевизору не передали.