— Вы, мистер Моррис, — она сверкнула глазами в мою сторону. — Мне нужно поговорить с вами. — Она показала на свой автомобиль. — Там.
— Ладно.
— А вы, дети, немедленно уберите это безобразие. Полковник, просто не знаю, о чем вы думаете. Это же какая-то свалка.
Она энергично зашагала к машине, не подумав и оглянуться, чтобы убедиться, иду ли я за ней, что я и сделал.
— Марк, — сказала она шоферу, сидевшему за рулем. — Прошу вас, погуляйте.
Он дотронулся до козырька своей шоферской фуражки и повиновался, как будто это было для него привычным делом, а его хозяйка остановилась у одной из задних дверей, поджидая, пока я открою ее.
— Хорошо, — сказала она, усаживаясь на просторном сиденье. — Залезайте сюда и садитесь рядом со мной.
Я сел на указанное мне место и закрыл дверь.
— Стрэттон-Хейз, — проговорила она, сразу беря быка за рога, — это то место, где ваша мать жила с Китом.
— Да, — произнес я, несколько ошеломленный неожиданным поворотом разговора.
— Вы попросили показать его?
— Дарт любезно предложил мне, и я согласился.
Она помолчала, разглядывая меня.
— После того, как Мадлен ушла, я так больше и не видела ее, — проговорила она наконец. — Я не одобряла того, что она уходит. Она говорила вам об этом?
— Да, говорила, но прошло столько лет, что она не держала зла против вас. Она говорила, что вы настроили брата закрыть перед ней двери, но все равно она очень любила вашего брата.
— Как же давно это было, — сказала она. — И сколько же прошло времени, прежде чем я разобралась, что за человек Кит. Его вторая жена покончила с собой, вы это знаете? Когда я сказала брату, что Киту не везет, он сказал, что дело не в невезении, а в характере Кита. Он сказал мне, что ваша мать не могла любить или нянчить младенца Ханну из-за того, как она была зачата. Ваша мать объяснила брату, что ее тошнит при виде этого ребенка.
— Этого она мне не говорила.
Марджори сказала:
— Я официально извиняюсь перед вами за то, как я вела себя по отношению к вашей матери.
Я задумался на миг, чтобы сообразить, как бы повела себя моя родительница.
— Принимаю, — сказал я, когда решил, чего бы хотела моя мать.
Я подумал, что на этом наш разговор закончится, но по всему было видно, что это не так.
— Третья жена Кита ушла от него и развелась с ним из-за невозможности совместной жизни. Теперь у него четвертая жена, Имоджин, половину времени она пьет.
— Почему же она не уйдет от него?
— Не хочет или не может признаться, что сделала ошибку.
Это настолько напоминало меня самого, что я не в силах был произнести ни слова.
— Кит, — продолжала Марджори, — единственный из Стрэттонов, у кого нет денег, сказала мне Имоджин. После шестой порции водки у нее неудержимо развязывается язык. Кит по уши в долгах. Вот почему он так торопится продать ипподром, ему позарез нужны деньги.
Я посмотрел на Марджори и представил себе, как она выглядит для посторонних: маленькая старая леди за восемьдесят, волнистые седые волосы, мягкая розовая кожа, темные ястребиные глаза. Острый, хваткий ум, выразительный язык — из всех Стрэттонов она, подумалось мне, больше всех остальных родственников походила на того финансового гения, который основал династию.
— Я буквально вышла из себя, когда мой брат дал Мадлен эти акции, — сказала она. — Иногда он бывал упрям. Теперь, через столько лет, я рада, что он так поступил. Я рада, — медленно договорила она, — что теперь есть человек, не принадлежащий к семье, который может заставить тепличные растения из стрэттоновской оранжереи почувствовать, что такое чувство меры.
— Не знаю, смогу ли.
— Это зависит, — проговорила она, — от того, хотите ли вы. Или, вернее, как сильно вы этого хотите. Если бы вам было все равно, вы бы сегодня сюда не заявились.
— Верно.
— Вы бы оказали мне услугу, — сказала она, — если бы выяснили, сколько задолжал Кит и кому. И что за отношения у Конрада с этим его архитектором, за которого он так держится и про которого полковник Гарднер говорит, что тот ни ухом ни рылом не смыслит в скачках и придумывает что-то неудобоваримое. Полковник говорит, что нам нужен архитектор вроде того, который построил ваш дом, но что ваш архитектор проектирует только небольшие сооружения.
— Полковник сказал вам, что был у меня?
— Это был его самый разумный поступок за этот год.
— Вы меня поражаете.
— Вы мне нужны как союзник, — произнесла она. — Помогите мне сделать бега процветающими.
Я попытался разобраться в мешанине охвативших меня чувств и под их воздействием, а не по здравому размышлению, дал ей ответ.
— Ладно, попробую.
Она протянула мне маленькую ручку, чтобы официально закрепить соглашение, и я пожал ее, взяв на себя обязательство.
Марджори уехала, не взглянув на опустошенный гараж, который находился в том же состоянии, в каком я его застал, мальчиков я нашел сидящими вместе с Гарднерами и Дартом в гарднеровской кухне, поглощающими пирог. Теплый, благоухающий фруктовый пирог, с пыла с жара. Кристофер спросил рецепт, «чтобы папа сделал его в автобусе».
— Папа умеет готовить? — иронически проговорил Дарт.
— Папа умеет все, — с набитым ртом заявил Нил.
«Папа, — подумал я про себя, — только что, с наскока, ввязался в предприятие, не сулящее ничего хорошего».
— Полковник… — начал я. Он остановил меня:
— Зовите меня Роджер.
— Роджер, — сказал я, — могу я?.. Я хотел сказать, может архитектор моего дома приехать сюда завтра и как следует осмотреть трибуны? Я не сомневаюсь, у вас есть профессиональные специалисты, которые дадут вам экспертное заключение о состоянии сооружения как такового и тому подобное, но не могли бы мы сами посмотреть свежим взглядом, насколько важны новые трибуны для доходного функционирования скачек или, может быть, и вправду не стоит ничего переделывать?
Дарт чуть было не подавился куском пирога, у Роджера чуть-чуть оживилось лицо, которое я уже привык видеть напряженным и угрюмым.
— Чудесно, — сказал он, — но не завтра. Приезжают специалисты по беговым дорожкам, и землекопы будут весь день приводить все в порядок перед скачками в понедельник.
— Тогда пятница?
Он с сомнением посмотрел на меня.
— Это же будет Страстная пятница, ну да, Пасха. Возможно, этот ваш архитектор не захочет работать в Страстную пятницу.
— Он будет делать то, что я ему скажу, — заверил я его. — Архитектор — это я.
И Дарт, и Роджер широко раскрыли на меня глаза.
— Я дипломированный архитектор, — спокойно объяснил я. — Я проишачил целых пять лет в Архитектурной ассоциации, одном из самых требовательных институтов в мире. Правильно, я предпочитаю обычные дома, а не высотные, но это потому, что мне больше по душе горизонтальные линии, они лучше вписываются в природу. Я ученик Франка Ллойда Райта, а не Ле Корбюзье, если это вам что-то говорит.
— Я о нем слышал, — сказал Дарт.
— Франк Ллойд Райт придумал крышу на консолях, теперь такие на трибунах, ну там, где строятся новые ипподромы.
— У нас нет консолей, — задумчиво произнес Роджер.