Такой беспорядок – голова кругом. К тому же по мере возможности я кое что проверяю и успел сделать несколько телефонных звонков Жду, кстати, ответ из
уголовного розыска Ниццы.
Он показал открытку с изображением огромного роскошного поместья, возвышающегося над заливом Ангелов. Дом с минаретом, построенный в дурном восточном стиле, окружали
пальмы. Название виллы, «Оазис», было напечатано внизу.
– По бумагам, – пояснил Лапуэнт, – в этом доме она и жила с мужем пятнадцать лет назад.
– В то время ей было около тридцати пяти.
– Вот их фотография того периода.
На любительской фотографии, запечатлевшей чету на пороге виллы, женщина держала на поводке двух огромных русских борзых.
Граф фон Фарнхайм, маленький, сухонький, с белой бородкой и моноклем, отличался изысканностью в одежде. Его спутница, прелестное, с красивыми формами создание, без
сомнения, притягивала к себе взгляды мужчин.
– Известно, где они поженились?
– На Капри, за три года до этой фотографии.
– Сколько же лет было графу?
– Шестьдесят пять. Их брак продолжался всего три года. Граф купил «Оазис» сразу после возвращения из Италии.
Чего только здесь не было: пожелтевшие счета, паспорта с многочисленными визами, открытки с изображением казино Ниццы и Канна и даже пачка писем, которые Лапуэнт еще не
успел разобрать. Все они написаны угловатым почерком, где встречались и готические буквы, внизу стояла подпись – Тане.
– Ее девичья фамилия известна?
– Мадлен Лаланд, уроженка Ла Рош сюр Йон в Вандее. Некоторое время была статисткой в Казино де Пари.
Порученную ему задачу Лапуэнт, похоже, считал наказанием.
– Ничего не нашли? – спросил он после непродолжительного молчания.
Вопрос, конечно, об Арлетте.
– Этим занимается Жанвье. Я к нему присоединюсь.
– Вы собираетесь в «Пикреттс»?
Мегрэ кивнул. В соседнем кабинете инспектор отвечал на телефонные звонки и принимал посетителей, пришедших для опознания танцовщицы.
– Пока ничего существенного. Отправил одну старушенцию в Институт судебно медицинской экспертизы. Перед трупом клялась, что это ее дочь, но один из служащих института ее
засек – сумасшедшая. Уже лет десять она опознает там все женские трупы.
На этот раз метеослужба не ошиблась: когда Мегрэ вышел на улицу, заметно похолодало, и комиссар поднял воротник пальто. На Монмартр он пришел слишком рано, в начале
двенадцатого, ночная жизнь только пробуждалась; еще не опустели залы театров и кино, зажигались первые огни неоновых реклам кабаре, швейцары в ливреях готовились занять
свои посты.
Он заглянул в табачную лавку на углу улицы Дуэ: здесь он был частый гость, и его сразу узнали. Хозяин недавно приступил к работе – лавка на ночь не закрывалась. Днем в
баре управлялась его жена с официантами, а вечером он ее сменял. Тогда они и встречались.
– Что для вас, комиссар?
Мегрэ не сразу заметил человека, на которого кивнул хозяин, – конечно, Кузнечик. Едва возвышаясь над стойкой, тот потягивал мятный ликер с водой. Кузнечик тоже узнал
комиссара, но, изобразив глубокую заинтересованность информацией с скачках, продолжал делать карандашом какие то пометки.
Его можно было принять за жокея: комплекцией он явно соответствовал. Но, приглядевшись, казалось странным видеть на детской фигурке морщинистое, серое, увядшее лицо с
удивительно живыми, острыми, всевидящими глазами, какие бывают у некоторых животных от постоянной тревоги.
Не в форме, а в костюме он выглядел как подросток перед первым причастием.
– Вы были здесь прошлой ночью, около четырех? – спросил Мегрэ у хозяина, заказав стаканчик кальвадоса.
– Разумеется, и видел ее. Я в курсе – читал в газетах. С такими, как он, всегда просто. Несколько музыкантов подкреплялись перед работой кофе со сливками. Сюда же
затесалась и парочка небезызвестных комиссару хулиганов, напустивших на себя смиренный вид.
– Как она выглядела?
– Как обычно в это время.
– Она заходила каждую ночь?
– Нет, изредка. Когда считала, что еще недобрала. Выпивала перед сном стаканчик другой чего нибудь крепкого, но долго не задерживалась.
– Прошлой ночью тоже?
– Она была какая то взвинченная, со мной не разговаривала. Да, кажется, и ни с кем, только заказала выпить.
– А вы не заметили в баре пожилого мужчину, невысокого, коренастого, седого?
Мегрэ не сообщал журналистам об Оскаре, поэтому в газетах о нем не упоминалось ни слова, но спрашивал Фреда. Возможно, Фред сказал Кузнечику, а тот…
– Такого не видел, – ответил хозяин с чрезмерной уверенностью.
– А вы не знаете никакого Оскара?
– Их в квартале, должно быть, целая куча, но я не знаю ни одного, похожего на вашего.
Чуть подвинувшись, Мегрэ оказался рядом с Кузнечиком.
– Ничего мне не скажешь?
– Нет, комиссар.
– Прошлой ночью ты все время стоял у «Пикреттс»?
– Почти. Прошелся раза два вверх по Пигаль, раздал проспекты. Заглянул и сюда за сигаретами для американца.
– Оскара не знаешь?
– Впервые слышу.
Кузнечик явно не из тех, кто тушуется перед полицией или кем бы то ни было. А чтобы позабавить посетителей, подделывается под простонародный выговор и работает под
мальчика.
– И, конечно, не знаешь дружка Арлетты?
– У нее был дружок? Ну и дела!
– Не видел, ее когда нибудь ждали у заведения?
– Случалось. Посетители.
– Она ходила с ними?
– Не всегда. Порой, чтобы отвязаться от них, заглядывала сюда.
Хозяин беззастенчиво слушал и кивал, поддакивая.
– Тебе не приходилось встречаться с ней днем?
– Утром я сплю, а днем на скачках.
– Кто ее подружки?
– Они были приятельницами с Бетти и Таней, но не близкими. По моему, они с Таней недолюбливали друг друга.
– Она никогда не просила у тебя наркотики?
– Зачем?
– Для себя.
– Ни разу. Стаканчик другой пропустить любила, но не была наркоманкой.
– Короче, ты ничего не знаешь.
– Разве что одно: она самая красивая девушка, которую я когда либо видел.
Мегрэ замялся, осматривая недоноска с головы до ног.
– Ты за ней волочился?
– Почему нет? Я за многими волочился, и не только за девицами, но и за богатыми посетительницами.
– Что верно, то верно, – вмешался хозяин. – Не пойму только, почему за ним все бегали. Сам свидетель, как перед утром сюда приходили дамочки – не какие нибудь там
старухи или уродины, – и ждали его часами.
Широкий рот карлика, словно резиновый, растягивался в восторженной сардонической улыбке.
– Значит, для этого были причины, – сказал он, сделав непристойный жест.
– Ты спал с Арлеттой?
– Я вам уже сказал.
– Часто?
– Во всяком случае, один раз.
– Она тебе сама предложила?
– Она поняла, что я ее хотел.
– Где это было?
– Разумеется, не в «Пикреттс». Знаете «Модерн» на улице Бланш?
Дом свиданий, место, хорошо известное полиции.
– Вот там.
– Ну и как она, с огоньком?
– Ничем не удивишь.
– Она получала удовольствие?
– Во всяком случае, когда женщина не получает удовольствия, она притворяется, что получает, а чем его меньше, тем больше она старается его показать.