И все же, если бы не окружавшие их холмы, Марджи готова была бы уверовать в то, что они едут где-то по Среднему Западу - настолько здесь было безлюдно и даже пустынно. От шоссе то и дело ответвлялись узенькие, вконец разбитые проселочные дороги, то там, то здесь попадались крохотные ручейки и заросшие мхом болота. Причем маленькими, приземистыми казались не только дома, но и растительность, деревья, как если бы без конца дувшие с моря ветры вжали их в землю, хотя и та мало чем могла укрыть их от его подчас довольно мощных порывов.
В то же время была в окружающем ландшафте и своя, ненавязчивая прелесть. Длинные, пологие холмы, между которыми так умело вел машину Ник; парящий высоко в небе одинокий сокол; приземистые, почти карликовые кедры и сосны, между которыми попадались плотные зароет папоротника, и новые, длинные, такие красивые, тянувшиеся вдоль дороги посадки березняка. Здесь, практически на крайнем севере страны, большинство деревьев уже покрылись осенним багрянцем, да и в воздухе явственно ощущалось стремительное приближение зимы, а потому никто не мог дать гарантии того, что им уже за эту неделю не придется пережить первые заморозки. Да, холода действительно были не за горами. Вот и Лаура начала уже ныть по поводу того, что из теплой одежды взяла с собой только эту самую потрепанную кожаную куртку.
Про пиво вспомнил Дэн - кроме него и Ника никто из присутствующих не отличался особой тягой к спиртному, хотя в данном конкретном случае Марджи также считала, что после столь утомительной и долгой дороги неплохо было бы выпить. Дэн после ленча почти не разговаривал, разве что жаловался на бурчание у себя в животе. Что и говорить, поели они на славу, если не сказать более того.
Стол действительно был просто великолепный. Омары оказались большущими, сладкими, сваренными, что называется, "по вкусу" - чуть хрустящими. Не догляди повар, и уже через несколько секунд они оказались бы жесткими и волокнистыми. Марджи сидела, откинувшись на спинку своего не особо устойчивого тростникового кресла, отчетливо ощущая, что тоже немного переела - надо было вовремя осадить свои гастрономические запросы. Она окинула взглядом стол, заваленный кусками расчлененных и досуха высосанных клешней и ног, переломанных спинок и хвостов; видела перед собой скатерть, заляпанную пятнами масла. После такого угощения, - подумала она, - самое лучшее это немедленно убрать со стола и как можно скорее освободить желудки от их содержимого.
На память ей пришла картина немецкого художника Георга Гросса: крупный, жирный, краснощекий мужчина, сидящий в столовой своего дома; весь стол, буквально от края до края, завален рыбой, цыплятами, уставлен бутылками с вином. Тут же виднеются супница и тарелка с остатками как минимум пяти блюд. Сам же он жадно вгрызается в край куриной ножки, тогда как сидящая у его ног мохнатая дворняга столь же энергично расправляется со второй. Это была даже не столько столовая жилого дома, сколько какой-то хлев, в котором абсолютно все было отдано в услужение человеческому обжорству. Стулья были заляпаны жиром; висевшие на потрескавшихся стенах картины (насколько она запомнила, также на гастрономические темы) покосились; полу его ног завален ошметками какой-то пищи и прочим мусором. И хозяин дома, и его пес казались жадными, мелочными и вообще мерзкими. В комнате была только одна дверь, и она в тот момент оказалась открытой; в ее проеме виднелся маячащий вдалеке скелет похоже, сама смерть пожаловала к обжоре, чтобы забрать свою жертву.
К моменту окончания трапезы их стол в общем-то мало отличался от того, что было изображено на той картине. Получалось, что жизнь то и дело напоминала человеку, в какое грязное и похотливое существо он превращается всякий раз, как только перестает удерживать себя в руках.
И вот на тебе, - подумала Марджи, - при первой же возможности сама налопалась свежего мэнского омара. Интересно, а что приготовила им на ужин Карла? Ей даже подумалось, а не пойти ли вместе с Ником и Джимом в магазин, чтобы купить полдюжины омаров на завтра - но затем она быстро отбросила эту мысль. Нет, гораздо лучше их есть свежими, да и Карла наверняка придумала что-нибудь особенное. Так что пусть все будет так, как будет. А насчет пива они неплохо придумали, тем более, что дорога ее действительно основательно ухандакала. Причем, чем чаще она задумывалась на эту тему, тем больше ей нравилась мысль о том, чтобы перед сном выпить несколько бокалов спиртного. Вот только бы поскорее они доехали...
Когда Братья Пинкус подкатили к ХЭРМОНУ, первое, что они увидел, был старый черный "додж" с нью-йоркскими номерами, в кабине которого сидели две женщины. На устроившегося на заднем сиденье и, судя по всему, дремавшего мужчину они не обратили никакого внимания. Джои подкатил к ним почти впритирку, после чего "шеви" с тормозным стоном остановился. Улыбнувшись брату, он вытер ладони о фланелевую рубаху и проговорил:
- Смотри-ка, похоже и нам подфартило.
Выбравшись из своего фургона, братья направились к "доджу", оба стекла с правой стороны которого были опущены. Джои чуть просунул голову в окно и по-волчьи осклабился сидевшей сзади коротко остриженной блондинке.
- Добрый день, дамочки, - сказал он.
Джим просунул голову в окно, уставился на худенькую брюнетку и тоже улыбнулся. Та чуть отпрянула от него и легонько кивнула.
Марджори они очень даже не понравились. Она сразу поняла, что оба готовы были как-то задеть, обидеть ее; если на то пошло, они делали это уже одним своим присутствием. Ей не нравились их лица, их улыбки, которые, если разобраться, были не более чем ухмылками; не нравились их близко посаженные глаза, вытянутые, небритые щеки, загорелые, шелушащиеся высокие лбы. Достаточно было взглянуть на них, чтобы понять, что это были два брата - у обоих были жестокие, мерзкие, похожие друг на друга лица. Подобно местным домам и деревьям, люди здесь также казались какими-то недоразвитыми, дефективными, как если бы столетия социальной инертности иссушили и выхолостили их семя.
Она уже замечала аналогичное выражение во взглядах изредка встречавшихся им людей, хотя бы той самой толстухи, которую видела в магазине. Для ее глаз, привыкших к разнообразию, в облике этих людей было какое-то тревожное сходство, что-то такое, что говорило о долгой изоляции, а возможно, также о тупой, бездумной жестокости.
- Пожалуйста, оставьте меня в покое, - сказала Марджи.
Братья продолжали улыбаться, но с места не сдвинулись ни на Дюйм.
Сидевший на заднем сиденье Дэн прикинул про себя габариты парней, затем распахнул дверцу машины, вышел, захлопнул ее за собой и медленным шагом направился в сторону магазина.
Джим Пинкус расхохотался и посмотрел на брата.
- Эге! - воскликнул он. - Вот, девчата, вы и лишились своего ухажера!
При этих словах Джои тоже захихикал.
- Деру дал ваш приятель! - добавил он, после чего оба дружно загоготали, а Джои даже принялся постукивать ладонью по кузову машины. Марджи закрыла свое окно; Лаура собиралась было сделать то же самое, но Джои внезапно оборвал смех и резко опустил руку на край стекла. - Ну что вы, - с улыбкой проговорил он, - мы же не сделаем вам ничего дурного. - Просто мы хотим с вами подружиться.
- Мы самые обычные местные ребята, - добавил Джим, - и к гостям очень даже хорошо относимся. А вы, барышни, откуда?
- Н-Нью-Йорк... Из Нью-Йорка, - с запинкой, хотя и совершенно спокойно проговорила Лаура.
Джои щелкнул пальцами. - Мы так и подумали. По номерам догадались. Мы с братишкой Джимом всегда подмечаем такие вещи. И то, что вы симпатяги такие, тоже сразу засекли.