- Зашился, что ли? - поморщился Виктор.
- Хуже. Он просто идейный.
- Идиот он полный, а не идейный, - вставил свое слова юрист. - Думает, если мы будем отсиживать от звонка до звонка, то дела пойдут на поправку. А ни фига! Заинтересовывать надо людей.
- Дурак, не дурак, а вот теперь председатель! - вздохнула Маша.
- Да потому, что он любовник Роговой.
- Что вы говорите, Валерий Павлович! - подняла брови Маша.
- А ты разве не знала? - засмеялся Виктор. - С назначением Сабитова все было решено заранее. Ты вчера слышала, какую он речь толкнул по поводу дисциплины? Такие речи спонтанно не рождаются. Такие речи вынашиваются годами. Сразу видно, давно он к этому готовился.
- Давно готовился возглавить фирму? - захлопала ресницами Маша.
- Да нет, - засмеялся Виктор. - Толкнуть речь давно готовился.
- Стоп-стоп, господа! - поднял палец юрист, сделав хитрый прищур. Стоп... Все правильно, Витек! Ты не оговорился: он давно готовился именно возглавить фирму. Вот скажи мне: почему в этом году наша контора покатилась по наклонной?
- Из-за отдела сбыта, который возглавляет Сабитов, - ответил Виктор с раздражением в голосе. - Вернее, возглавлял до вчерашнего дня. В этом квартале они вообще обнаглели. Продали только пятьдесят шесть процентов от планируемого. И Сабитова ещё назначили главой! Анекдот!
- Стоп! - снова поднял палец юрист. - А теперь скажите мне: из-за чего у нас почти вдвое сократилась продажа лекарств?
- Из-за конкуренции! - пискнула Маша.
- Из-за какой к черту конкуренции? - взорвался Захаров. - Разве в городе появились новые фармацевтические предприятия, или открылись частные аптеки, или мы подняли цены на лекарства? Где она, конкуренция?
- Я читала отчет, - тряхнула волосами Маша. - Четыре аптеки, которые работали с нами, стали пользоваться услугами челноков!
- Да ерунда все это, Маняша! Все лекарства, поступающие в нашу область, проходят через отдел экспертизы. Так вот этот самый отдел экспертизы, к твоему сведению, не берет лекарства на проверку от частных лиц. Только от организаций. Понятно?
У юриста на лбу выступила испарина. Но Машу это не убедило.
- Берет! - воскликнула она. - Я точно знаю. Берет у всех, у кого есть лицензии.
- Но челнокам не дают лицензии на поставку лекарств...
- Дают! - топнула ножкой Маша.
- Ни в коем случае.
- А я видела.
Они начали спорить и размахивать руками, но Виктор хлопнул по столу ладонью и нахмурился.
- Черт с ними, с этими лицензиями. К чему вы клоните, Валерий Павлович?
- А вот к чему, - юрист подозрительно оглянулся на дверь и снизил голос, - а не кажется ли вам, что отдел сбыта в течение этого года умышленно сажал нашу фирму на мель?
- Зачем? - удивился Виктор.
- А вы подумайте...
21
Пятнадцать минут седьмого Виктор выключил компьютер и подошел ко мне.
- Шеф, я целый день размышлял над словами Захарова и пришел к выводу, что все так и есть.
- И я, - тревожно отозвалась Маша, накидывая на плечо сумку. - Что теперь с нами будет?
- Да разгонят всех к чертовой матери! - махнул рукой Виктор. - На наши места Сабитов посадит орду своих родственников, и начнется новое татарское иго.
- Но вас, Александр Викторович, оставят, - успокоила Маша. - Так что не расстраивайтесь,
- Почему? - удивился я.
- Без вас фирма сразу крякнется! Это понимает даже Сабитов. Вы счастливы, Александр Викторович?
На столь неожиданный вопрос я даже не сразу нашелся, что ответить. Немного подумав, я пробурчал не совсем членораздельно:
- Такая ерунда не может подразумевать счастье.
"Счастье - это когда себя не помнишь", - подумал я и заторопился домой, чтобы записать это в дневник. Войдя в квартиру, я, не разуваясь, проследовал на кухню, плюхнулся на диван и зажмурил глаза, чтобы снова провалиться в прошлое. Я был счастлив дважды.
И оба раза не помнил себя. Не могу сказать, когда закончилось мое первое небытие, но хорошо помню, когда оно началось.
Это было двадцать седьмого июля в девять тридцать. Почему я с точностью запомнил дату, потому что этого числа и в это время я расписался в журнале дежурств вневедомственной охраны. После чего вяло выполз на улицу. Я выполз на улицу после ночного дежурства сонный и унылый и вдруг увидел Алену. Она ждала меня, прислонившись к столбу. Мы бросились друг другу навстречу и обнялись.
С той минуты все было решено. Мы живем вместе до гроба, неразлучно, как сокол с соколицей, и вместе умираем, и вместе нас хоронят в одной могиле. Словом, она переезжает ко мне сегодня же. Только зайдет домой и уложит вещи.
Алена зашла домой, а я остался ждать у подъезда, приготовившись тащить минимум три чемодана. Через полчаса она вышла налегке с весьма расстроенным видом.
- Увы, - покачала головой Алена. - Мои родители меня не отпускают...
На следующий день я облачился в новый костюм, затянулся галстуком, вылил на себя флакон одеколона и, купив букет роз, отправился к её родителям.
Родители встретили меня если не с полным ужасом, то, во всяком случае, весьма настороженно. Как позже выяснилось, в их глазах я не имел никакого статуса. Для них я был просто ночным сторожем, и больше никем. Мой художественный дар в расчет не брался. Они же, как узнал я потом, считали себя отечественной аристократией: её мать работала главным бухгалтером на каком-то промышленном предприятии, отец - начальником цеха на секретном оборонном заводе. Я же не работал нигде.
Разговор был тяжелым, но обстоятельным. Отрицательным во мне было все: я был женат - это раз; у меня нет образования - это два; у меня нет профессии - это три, и самое главное - я был, по их понятиям, совершенным нищим.
- Плодить новую нищету? Не позволим!
Я не упал духом. Я обещал, что все исправлю, кроме первого пункта. Первую мою женитьбу уже не вырубишь ни топором, ни потерей паспорта.
Через три дня Алена уплывала на теплоходе к родственникам в Волгоград. Боже мой, целый месяц без нее! Как я вытерплю? Однако именно этот месяц я решил употребить на искоренение своих недостатков. Алена же обещала писать каждые два дня, а по возвращении, не заходя домой, сразу же явиться ко мне.
Она действительно писала. Правда, не каждые два дня, но пару писем я получил. Я же за время её отсутствия снова устроился специалистом по сигнализации, сорвал несколько шабашек, чтобы сколотить энную сумму на свадьбу, и поступил в университет на философский факультет.
Нет, философом быть я не стремился. Собственно, чтобы им стать, совсем не нужно заканчивать университет. Как говорил Сократ, для этого достаточно жениться: "Попадется хорошая - будешь счастлив, попадется плохая - станешь философом". Лично я собирался стать счастливым, а на философский факультет поступил чисто для формальности, ради заполнения пробела в графе.
Алена вернулась через месяц. За всеми этими заботами я не успел даже как следует стосковаться по ней. Мы встретились в речном порту, и я, подхватив чемодан и сумку, намылился вести её к себе. Но она воспротивилась.
- Нет, сначала к предкам. Ты поезжай, а я приду к тебе завтра.
- Как? Мы же договаривались, что сразу ко мне...
- Нет, это нехорошо по отношению к родителям.
Была суббота. Я приехал домой и в унынии завалился на диван. Это мука - ждать до завтра. К тому же меня коробило, что она опять не сдержала слова. Впрочем, пока она во власти родителей, это простительно.
Я вскочил с дивана и кинулся к мольберту, как к последнему спасению. Едва я смешал на палитре краски, на меня напало такое вдохновение, что я напрочь забыл об Алене. В самый разгар работы в двери раздался звонок.