(Он слышал, что у русских есть какой-то человек с ружьём, какая-то женщина с веслом – и приятель, переводчик, научил его сходной фразе.)
В этот момент Рая обычно делала начальное движение, чтобы слезть со стремянки и подать Ааду блинчики, но токсикоз, на сей раз уже второй половины беременности, проявлял свою жестокую к ней ревность: тут же в глазах у Раи темнело, она в ужасе хваталась за верхнюю ступеньку стремянки, из Раиного зева начинал обильно выхлёстывать разноцветный фонтан: теперь она становилась похожей на полнотелую, позолоченную, красиво подсвеченную – влагоизвергающую нимфу – в далёком, не виденном Раей никогда Петергофе. «Ну вот, опять! ты опять! – справедливо констатировал Аад. (При этом он держал жужжащую электробритву возле самого уха, словно желая заглушить исходящие от жены звуки.) – Мне же завтракать надо! Вот – теперь у меня! – из-за тебя!! – весь аппетит пропал!!.»
В это время, как правило, звонил телефон. Киевская родительница точно чувствовала, что именно сейчас, в этом сложном раунде, ей надлежит сыграть роль рефери. А ты каким дезодорантом пользуешься? Польский никогда не бери, это ж барахло! А волосы ты каждый день укладываешь? А полоскание для рта ты уже купила? А позы ты интересные хоть знаешь? Муж из-за твоей беременности ни в коем случае не должен страдать, ты это запомни!..
На каждый вопрос родительницы Рая незамедлительно откликалась рвотным спазмом.
21
Вернёмся однако к Ломоносову – Лавуазье. Их закон трудно было бы подвергнуть сомнению уже при первом визите в семью ван дер Брааков.
Аад, как правило, заводил за столом «культурный разговор» – например, занудливо меня спрашивая, смотрела ли я то-то и то-то (называя несколько популярных в текущем сезоне кинематографических помоев)? Нет, я на такие фильмы не хожу, – и с удовольствием сосредотачивалась на котлетах по-киевски. Так и я ведь не хожу! – радостно откликался Аад (в чём был вполне искренен), – вот Раечка меня только затаскивает… Сажает с собой рядышком… Да, Раечка?.. Ужасно. Выбегаю из зала уже через две минуты… Такой отстой! – После этого он, с гадливой улыбочкой, приобнимал жену за широкую, ещё больше раздавшуюся после родов спину, и заканчивал. – Зато нашей Раечке такое кино – нра-а-а-авится… Да, Раечка?.. Да, пусик?..
Создавшуюся неловкость гость ловко заедал котлетой, запивал прекрасным грузинским вином.
А Рая… Рая сидела с тем неописуемым выражением, какое бывает у одного из давно живущих вместе супругов, когда второй, в простоте душевной, сообщает обедающим гостям, что тот, первый-де, храпит, сопит и пукает во сне. Как из бочки! – обводя взглядом жующую аудиторию, поясняет скрупулёзный рассказчик.
Самое занимательное, что, даже при этом неописуемом выражении, фирменная Раина улыбочка не сползала с её лица всё равно.
Это был такой – широкоформатный, карамельно-жемчужный – и всё равно – оскал… Словно посмертная маска непоколебимой, пуленепробиваемой позитивности… Застывшая эманация нервно-паралитического жизнелюбия…
22
Но не будем зацикливаться на быте. Существовало же у Раи и социальное лицо, верно? Тем более, что не стал бы ведь Аад, в самом деле, держать жену на своём иждивении. С какой это стати?
То есть: коли Рая не околела с голоду и даже растила сына, это значит, что она где-то работала. Где же?
Увы. Работала она в той же самой кирхе, которая когда-то приютила её самое[ 4 ]. Правда, физически Рая находилась в другом районе города, а именно: в филиале.
Это было здание, втиснутое между секс-шопом и магазином религиозной литературы. Ещё за квартал можно было разглядеть крупную вывеску над дверями, которая выламывалась из общего ряда бесспорной пикантностью нездешних буквиц.
Надпись была такая:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Но и здесь, как и в знаменитом романе уже упомянутого нами Оруэлла, смысл надписи следовало понимать прямо противоположно.
В это здание, с котомками в руках, сползались существа, рождённые людьми, от людей, – и людьми же превращённые в хлам. Конкретней говоря, это были представители того самого, временно пригретого кирхой контингента, чей срок пребывания в ней истёк. Скорее всего, истекал он по той причине, что пересмотр дела в Министерстве юстиции заканчивался снова отрицательно (при последней апелляции из возможных), – итак, из Министерства приходил окончательный отказ, а партнёров для вступления в счастливый брак эти несчастные обрести для себя не смогли. Они не находили даже партнёров для сожительства – однополого, двуполого, обоеполого, бесполого – сколько их бывает в природе? – не находили, и всё тут.
И теперь этим недотёпам следовало дать пинка под зад. То есть: полновесного депортационного пинка.
Таков был второй этап в технологическом цикле камуфляжа винной спекуляции. Но если первый этап (приём убогих – с распростёртыми объятиями) происходил непосредственно в теле церкви, то этап пинка под зад был от церкви – с целомудренной дальновидностью – отделён. И вот в этом самом филиале, имеющем функцией праведное христианское воздаяние, то есть низвержение грешников прямиком в ад, восседала Рая.
Я видела, как к ней пришёл человек, – за десять минут до закрытия конторы. Точней говоря, он влетел – и рухнул на стул бездыханный. Он прибыл из какого-то лагеря, куда после филантропической кирхи, чудом, снова сумел приткнуться – теперь он пришёл к Рае, а до того ехал сюда полдня, с другого конца страны, со множеством пересадок, на последние центы, причём в пути случилась авария. Ему надо было спросить Раю о каком-то порядковом номере для своего ребёнка, выяснить какую-то категорию, или какую-то сумму – или просто забрать какую-то справку – этот вопрос, как он сказал, решался в полминуты.
И Рая не возражала. Она не возражала, что вопрос этот мог бы решиться в полминуты. Но она резко возражала против решения данного вопроса прямо сейчас. Она назначила посетителю новый визит через две недели. Тому предшествовали: долгая возня с настольным календарём, озабоченное хмыканье, пожёвывание губами, насупливание бровей, задумчивые носовые звуки. Но к тому времени будет уже поздно! – взвыл полураздавленный проситель. Ничего не знаю, – додавила его Рая. Но у Вас же ещё десять минут рабочего времени, ну пожалуйста! – прохрипел ходок. Ничего не знаю, – уютно, по-советски, пропела Раиса. И подняла лицо: чтобы клиенту лучше была видна её улыбка.
Видела я и харьковскую девушку, которая пришла к ней и молвила: а не могли бы вы меня здесь с хорошим мужчинкой познакомить? – А зачем тебе это? – искренне полюбопытствовала Рая. (И правильно сделала. Где вы это видели, чтобы кошка съедала мышь, с нею не наигравшись?) А мне замуж надо, – сжато изложила свою программу харьковчанка. Вот поезжай домой, там и выходи, – прищурилась, улыбаясь, Рая.
23
Вообще-то доигралась Раиса. Бралась учиться – да где тут? То мальчик болеет, то на работе завал. Стали докатываться до работы слухи, что Аад уже поговаривает Раисе: ты кто? – ты никто! (То есть творчески переосмысляет минималистский диалог Улисса и Полифема.)
В итоге…
Рая(после работы, одна) . Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что на работу – всё равно. Да, что домой, что на работу!.. что на работу! На работе лучше… А о жизни и думать не хочется. И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду…(Берёт хозяйственную сумку, идёт домой.