Ну скажи, Миша: можно спокойно спать, когда тебе такие снятся?
Сократ внезапно замолчал, заметив, что на них несется большая серая туча. Она стремительно приближалась, пожирая все небесные и земные цвета. Это навело Сократа на мысль, что самое страшное – это серость. Она не терпит ничего яркого, все яркое норовит сожрать, потому что на фоне яркого особенно неприглядно выглядит серость.
– Однажды, помню, мне снился Моцарт, великий человек. И что ты думаешь? Его съели… Нет, не съели. – Сократ задумался. – Вроде съели?… Или не съели?… Сальери! Вот! Сальери, представляешь? И нет Моцарта!
Туча приближалась, и теперь уже можно было ее рассмотреть.
– Это не туча, – сказал Миша Коркин. – Это татаро-монголы идут на Древнюю Русь. – Хорошо, что он исправил двойку по истории. – Ну, так как: примем бой или пропустим их и ударим с тыла?
– Какой бой? С какого тыла? Сейчас я возьму тебя за руку и ка-ак проснусь! И тогда – не завидую я этим татаро-монголам.
– С тыла бы ударить, – вздохнул Миша. – Только нечем. Надо было у фашистов прихватить пулемет, мы бы спасли Древнюю Русь от татаро-монгольского нашествия.
– А мы и так спасем, – ободряюще улыбнулся Сократ, – Ты только держись за меня крепче.
Их хорошенько тряхнуло на стыке двух снов, и опять они на опушке леса. Только другого. И город перед ними. Только другой. И туча – только с другой стороны – несется на город.
– Сколько всюду пыли, – сказал Сократ. – Нет нигде спасенья от серости.
– Далась вам эта серость!
– А что ты думаешь? Она же отовсюду наступает на человека! И разве только на человека? Надвинется туча – и сразу серым становится день, закроет посредственность белый свет – и сразу мир поглупеет.
– Это вандалы, – сказал Миша. – Это они несутся на Древний Рим, Сейчас от него останутся только развалины.
– Ну что ты скажешь? Не дают человеку поспать. Такое делают в этих снах, почище, чем в действительности.
– Был бы у нас пулемет, мы бы им показали. С этими вандалами без пулемета нельзя.
– Интересно ты рассуждаешь! Туда пулемет, сюда пулемет… Всех сначала перекосить, а потом жить в мире и согласии?
– Я же не всех, я только вандалов…
– А он разбирается? Он же глупый, он сам не знает, куда палит. Поверни его туда – он туда палит, поверни сюда – он сюда… Нет, брат Миша, с ними нужно не так. С ними нужно по-моему; раз – и…
Их опять тряхнуло – и исчезло войско вандальское. А город остался. Только уже в другом веке, За четыре века до исторического нашествия.
Хорошо, что Миша исправил двойку по истории. Иначе бы Риму и Новгороду несдобровать.
Но Сократ, конечно, думал, что это все из-за его снов. Перескочил из сна в сон – и конец вандальском)' нашествию,
– А ты говоришь – пулемет. Разве под пулемет поспишь? Помню я, в одном сне…, Человек плывет по реке, а по нему палят из пулеметов, Раненый он, еле плывет… Хорошо, что я подоспел, подхватил его…
– Чапаева?
– Ну да. Чапаева. Проснулся с ним в другой сон. Отдохни, говорю, подлечись. Так что ты думаешь? Он сразу собрал народ, вышел с ним на Сенатскую площадь…
– Это Чапаев?
– А кто ж еще? Я еле подоспел, а то б его там повесили. Ну, думаю, от греха подальше – проснулся с ним сюда, в Древний Рим. Так он – что бы ты думал? Поднял восстание рабов…
– Чапаев?
– Ясно, что не Деникин. Деникин на такое дело не пойдет,
Ну и каша была в голове у него по истории. Все исторические события перепутались, не поймешь что, где, когда…
– А что же дальше было с Чапаевым?
– Проснулся я с ним в какие-то далекие будущие времена. Пусть там посидит, подождет. Чем в прошлых временах погибать, лучше спокойно дождаться будущего.
– Ну и философия у вас, – сказал Миша.
– Философия. Если хочешь знать, философия всегда спасала человека. Политика его губила, а философия выносила из огня. Вот как сюда, например.
Слышишь, как тихо? Можно какое-то время спокойно поспать.
Разговорился Сократ. Пришлось Мише внести предложение: может, посмотреть город? Все же как-никак Древний Рим…
Небо было ясное, нигде не было видно туч. Ни вандалов, ни татаро-монголов. Старый философ из древних времен шел по дороге с мальчиком из новейшего времени, и кто-то кому-то явно снился. Только вот кто? И кому?
У входа в город им повстречался человек, тоже в белом балахоне, но сшитом несколько на другой манер.
– Сенека!
– Сократ!
Два великих философа обнялись, как родные.
– Это Миша, – представил Сократ мальчика. – Из другого моего сна.
– А ты все такой же, – засмеялся Сенека. – И по-прежнему говоришь загадками. Что значит – из сна? И что значит – Миша?
Настроение у Сенеки было хорошее, хотя сегодня ему предстояло умереть. Его собственный ученик приговорил его к смерти.
– Разве бывают такие ученики? – удивился Миша. Он и сам был ученик, но никогда не поступил бы так с учителем. Конечно, и учителя бывают разные, но приговорить к смерти – это уже слишком.
– А какая смерть? – спросил Сократ. Он знал в этом деле толк, поскольку сам был приговорен к смерти.
– Надо вскрыть вены, но никто не хочет брать это дело на себя, Я приговорен стать жертвой и убийцей одновременно.
– У меня тот же случай. Только я должен принять яд.
Они говорили об этом спокойно, и оба были в хорошем настроении. Истинные философы не меняют настроения. У них одно настроение на всю жизнь.
Заговорили об учениках. Сократ был доволен своими учениками, а Сенека не доволен, хотя у него был всего один ученик. Может, все дело в том, что он был императором? Хочешь испытать ученика, дай ему власть.
– Представляешь: поджег Рим, чтоб полюбоваться пожаром. А замечания делать не смей. Больше всего он не любит замечаний.
– Кто ж их любит? – улыбнулся Сократ.
– Вот сейчас приду домой и вскрою себе вены. Хватит с меня этой педагогической деятельности.
Мише стало неловко. Он тоже был ученик, а значит, был частично повинен в том, что некоторые учителя вынуждены вскрывать себе вены.
– Вы его на педсовет вызовите, – предложил он наиболее суровый способ воздействия.
– Какой там педсовет! Из педсовета никого в живых не осталось. И из родительского комитета тоже: этот мой воспитанник убил свою собственную мать.
Да, дисциплинка у них… У Миши в школе гоже с этим неважно, но педсовет и родительский комитет пока действуют.
– Если б не то, что он император, – вздохнул Сенека. – Он ведь и умный, и способный. Не был бы императором, был бы просто замечательный человек.
Сократ сказал:
– Считай, что он последний день император. Стоит мне проснуться, и он исчезнет, как дурной сон. Вы ведь мне снитесь, и хоть в жизни у меня никакой власти нет, но над своими снами я властен.
Но Сенека был умный человек. И не такая у него была жизнь, чтобы она могла кому-то присниться.
– А может, это ты мне снишься, Сократ? Ты ведь жил раньше, откуда ж тебе меня знать? А я о тебе слыхал, значит, ты мне можешь присниться.
– А Миша? Мы с ним прошли но один сон. Значит, и он тебе снится?
– И Миша снится. А почему бы и нет?
Миша совсем растерялся. Значит, все эти события и вообще вся его жизнь снилась не Сократу, а Сенеке?
– Э, нет, – сказал Сократ. – Мы с Мишей столько прошли, столько повидали. И фашистов, и вандалов, и татарское нашествие. И вот теперь еще ваш император… Как его?
– Нерон.
– Ну вот, и о Нероне услышали. Тоже во сне. Чего только не увидишь, не услышишь во сне. Мне однажды, вы не поверите, Наполеон приснился. Как будто был такой император, захватил всю Европу и тоже напал на страну, где мы с Мишей партизанили. Ты партизанил с Мишей? А я партизанил. Так кому же он снится, я тебя спрашиваю?
– Вы говорили о Наполеоне, – сказал Миша, не желая быть яблоком раздора.