— Дело не в запахе, а в породе, — спокойным голосом владельца счастья объяснил Чик, -такой большой кусок белой мастики очень редко попадается.
— Давай запомним место, — сказала Сонька, — а в следующий раз ты снова сорвешь его здесь.
Чик не стал ей отвечать, потому что это было слишком глупо. Ждать самородка на этом же месте было все равно что ждать самое красное яблоко или самую крупную грушу на той самой веточке, на которой они висели с прошлом году.
— Посмотрите, что Чик нашел! — крикнула Сонька, увидев приближающихся Оника и Нику. Гордясь за Чика, она присоединилась к нему, она как бы сказала им: смотрите, чего добилась наша пара, а чего добились вы?
Оник и Ника шли рядом, и Чик, оглядев их, подумал, рассеянно ревнуя: уж не целовались ли они? За Оника-то он был спокоен, но черт-те что Нике могло взбрести в голову. Может, она вспомнила того мальчика из санатория. Интересно, сколько бы она теперь пальцев оттопырила?
— Где нашел? — спросил Оник и, взяв в руки самородок, понюхал его. Ника тоже, наклонившись, понюхала. Всем казалось, что самородок должен пахнуть чем-то особенным.
— На этом дереве, — сказал Чик и с удовольствием рассказал, как все было.
— Чик, можно, я буду его нести? — сказала Ника и высыпала свою добычу с ладони в банку. Она мастику собирала прямо в ладонь.
— Как хочешь, — сказал Чик и пожал плечами.
— Я первая хотела нести, Чик, — жалобно сказала Сонька и посмотрела на Чика.
— Он будет в банке, — решил Чик.
Все высыпали свою добычу в банку, а сверху положили самородок. Теперь все хотели нести банку с мастикой, но Чик решил, что правильней всего, если ее будет нести Сонька.
— Кто ее тащил из дому, тот и будет нести, — сказал Чик. — А теперь к роднику.
Вспомнив о роднике, все почувствовали жажду и стали быстро к нему спускаться. Родник был расположен ниже по косогору, там, где кончалась роща и начинался открытый склон, местами поросший зарослями папоротника, кустами сассапариля и ежевики.
На этом же склоне, только ниже и левее, в одной из сталактитовых пещер жили рыжие волчата вместе со своими родителями и осликом, которою они на ночь загоняли в пещеру.
— Этот самородок знаете на что похож? — неожиданно сказала Ника.
— На что? — спросила Сонька.
— На горный хрусталь, — сказала Ника задумчиво.
Чик почувствовал, что у нее начинаются воспоминания.
— Это что еще за горный хрусталь?! — спросила Сонька, понимая, что Ника как-то пытается умалить ее победу. Чик тоже ничего не слышал про горный хрусталь. Он только знал одно: как только начинают говорить про богатых, то обязательно вспоминают, что у них хрусталь и драгоценности.
— Когда папа танцевал в Батуме, то мы ходили в музей и видели там горный хрусталь и другие полудрагоценные камни, — сказала Ника.
— Фу ты! — сплюнул Оник. — А я думал, что это она так долго не вспоминает про своего полудрагоценного папу.
Все рассмеялись, потому что это было смешно, учитывая, что никто из них ничего не знал о ее папе. Всем казалось, что она все время хвастается своим папой, Чик хоть и не рассмеялся, но почувствовал какую-то приятность, услышав слова Оника. Сначала он даже не мог понять, откуда эта приятность. Ах да, потом догадался Чик, раз он так сказал, значит, они не целовались.
— У нее папа — великий танцор, — напомнил Чик, — мне дядя говорил…
Оник хмыкнул. Сонька незаметно пожала плечами, но возразить никто не посмел. Если уж Чик призывал в свидетели дядю, возражать ему было трудно и даже опасно.
Родник был расположен в маленькой ложбинке под маленьким каменистым обрывчиком. Кто-то давным-давно обложил его камнями, чтобы он не осыпался и не мелел.
Ребята набросились на родник — кто став на колени, кто лежа на животе и опираясь грудью и руками о мокрые камни, тянули и тянули ледяную воду.
И только бедняга ЛЈсик почему-то не мог дотянуться ртом до воды и стал пить, набирая ее в ковшик ладони. Но и ладонь у него протекала, такой уж он был неловкий.
— Сонька, ты будешь на вассере стоять, — сказал Чик, утираясь и тяжело передыхая после вкусного водопоя. Он чувствовал, что этим скучным занятием сейчас никого не займешь, кроме нее. Всем хотелось смотреть, как будет вариться мастика.
— Почему всегда я? — захныкала Сонька. — Я и банку несла всю дорогу.
— А кто нес самородок? — напомнил Чик.
Сонька опустила голову.
— Если рыжие нас здесь застанут, все пропало, — сказал Чик, давая знать Соньке, что теперь от нее зависит вся их судьба.
Сонька молча повернулась и вышла из ложбинки на косогор.
— Не стой там, — крикнул Чик вполголоса, — а то увидят. Смотри из-за куста.
Сонька неохотно присела за куст. Когда кто-нибудь что-то делает недобровольно, подумал Чик, он всегда пытается небрежностью отомстить тем, кто его заставил это делать. Чик это и по себе знал.
— Несите сухие ветки, — сказал Чик и стал сооружать из камней очаг.
Через несколько минут ребята нанесли столько сухих веток, что можно было не то что мастику сварить, а целого баранчика зажарить. Чик подсунул сухую хвою между камнями, сверху наломал тонких веточек, а потом наложил ветки покрупнее.
Он поставил на камни банку с мастикой, проверил, крепко ли она держится на камнях, а потом, вынув из кармана спичечный коробок, чиркнул спичкой и поднес огонь к сухой хвое. Она вспыхнула и затрещала. Поднялся клуб дыма, сильно запахло смолой. Ребята сидели вокруг огня и следили за тем, что происходит. Ника и ЛЈсик вообще впервые видели, как варится мастика. На дне коробки зашипела подтаивающая смола, как масло на сковородке.
— Начинается, — сказал Оник.
— Пусть меня сменит кто-нибудь, — напомнила о себе Сонька.
Чик ничего не ответил ей, даже не оглянулся. Он стал помешивать прутиком в банке.
— Чик, она все время сюда смотрит, — сказал ЛЈсик.
Он понимал, что только им и захотят заменить Соньку, если придется. Он хотел, чтобы удлинили время ее дежурства за счет его плохого качества.
Смола в банке постепенно расплавлялась и закипала. Самородок Чика подтаивал и оседал. С каждой секундой он делался все меньше и меньше. Чик беспрерывно помешивал прутиком в банке, чтобы там поменьше комочков оставалось.
Продолжая помешивать, он сорвал несколько стеблей папоротника, росшего у ручья, смял их, чтобы потом можно было ухватиться за горячую крышку консервной банки.
— Приготовиться, — сказал Чик Онику и Нике.
Теперь Чик, щурясь от едкого дыма, все быстрее и быстрее помешивал кипящую массу, чтобы не подгорало на дне и не осталось ни одного нерастаявшего комочка. От самородка ничего не осталось, но Чик не жалел об этом, он знал, что его находка придаст всей мастике серебристый оттенок.
— Уже и то как вкусно пахнет, — сказал ЛЈсик, с удовольствием внюхиваясь в запах кипящей смолы.
Ника и Оник, присев на корточки над самым ручейком, растянули платок, держа его за углы.
— Чик, пора, — сказал ЛЈсик, боясь, что кипящая масса мастики перебежит через край.
— Должна три раза взойти, — сказал Чик важно, слегка приподымая банку и снова ее опуская на огонь. — Учись, как варить мастику.
— Хорошо, — сказал ЛЈсик и польщенно засопел.
После третьего всхода розовой кипящей и пузырящейся массы Чик, покрепче обхватив крышку комком папоротника, осторожно приподнял банку, поднес ее к растянутому над ручьем платку и постепенно вылил содержимое в платок, стараясь попасть в середину. Платок грузно осел.
— Крутите быстрей, — сказал Чик.
Оник и Ника приподняли и свели края платка так, чтобы мастика никуда не выливалась.