Потом, наконец, откурился, откашлялся, отплевался и пошел по коридору, закуривая новую сигарету.
Герман говорит: "Володя, а где ее брать, где брать-то эльгреку? Это ж еще надо..."
Я говорю: "Конечно, надо! А ты как думал? Водкой думал Толедо удивить?"
Герман: "Да, нет, я понимаю. А сколько их... Сколько они там возьмут?"
Я: "Эль-Греко?"
Он: "Ну? Эльгрека?"
Я: "Чем больше, тем лучше. Сколько привезешь, столько и возьмут".
Герман: "Володя, у меня всего неделя. А здесь, где его лучше всего брать?"
Я: "Лучше всего Эль-Греко брать в Ленинграде".
Он: "Е!"
Я: "В Эрмитаже".
Он: "Это... в музее???"
Я: "Лучше всего там".
Он: "Это ж еще в Ленинград ехать... а я и не паковался еще..."
Герман выбил зубами какую-то бодрую мелодию, что, видимо, означало активную работу мысли.
"Ну, желаю тебе", - я поднялся со скамейки и пошел к выходу.
"Володя! - крикнул Герман. Коридор был совсем пустой, двери кабинетов все настежь - никого в здании. Можно было кричать, не опасаясь. - Володя! - опять крикнул Герман через весь коридор. - Ну, допустим, я напрягусь. Съезжу. Ну, возьму я эльгреку... а там-то, там-то, в Толедо... к кому мне там?"
"Там все просто! - крикнул я. - Сядешь у вокзала на шестой троллейбус, и до остановки "Рынок". Там спросишь. С руками оторвут".
Я вышел на улицу. Жарко было невыносимо. Я вообще не помню такой жары, как тогда. Разве вот... точно, так же жарко было раз в Испании... в Толедо.
А у нас в чебуречной над обрывом ветерок делал свое дело - стало прохладнее. За разговором легко ушли обе бутылки, и чебуреки были доедены. Приличные чебуреки. Немного пересушены, но ничего, есть можно.
С площадки Зеленого театра доносился "сиртаки", но уже не в кусочках, а полностью. Аккордеон наяривал, а женщина кричала: "Головки наклони-или, и на-а-лево... нога за ногу... вместе, вместе! Только влево... в кучу не сбиваться... и по кругу!".
Отяжелевшие, мы шли по улице Дражинского к нашему дому отдыха. В тени под горой между двух кипарисов бил ключ. Хрустальная вода падала с метровой высоты и разбивалась о бетонный пол в специальном углублении. Мы подставили под струю руки. А когда кисти занемели от холода, омыли лицо и пошли дальше.
Действительно ли была эта история с Германом-ударником, и действительно ли ударника звали Герман - не знаю. Может, так и было.
А вот Володя Долгин точно был. Сутулый, веселый, обаятельный.
Я его помню.
Алесунд. Северное море