Андрей — бескомпромиссный враг поступков, которые делают человека несчастным.
Он враг наших врагов. В его мире нет трусов. Но есть люди, которые страдают от собственных страхов. В его мире нет и дураков. Но есть люди, которые страдают по собственной глупости. И так во всем. В его мире вообще нет зла, лишь несколько неправильных вещей, которые он в состоянии изменить ко всеобщему благу. И он воюет.
Чутким взглядом психолога он определяет, почему человек несчастлив, что он делает не так и что ему мешает быть счастливым. Он видит, переживает и наступает. Он ополчается против человеческих страхов, против отчаяния, против упрямства или бездеятельности. Но не против человека, а наоборот — за него, ради него, для него.
Он борется с тем в человеке, что мешает этому человеку быть счастливым. А ведь эти препятствия, эти преграды — всегда внутри нас. Мы несчастны из-за собственных страхов, из-за своей глупости, предвзятости, слабости.
Со стороны может показаться, что Андрей борется с человеком. Но это не так, он борется с бедой человека. А это совсем не одно и то же. И как только человек понимает это, как только он видит в Андрее союзника, а не противника, от прежней иронии Андрея не остается и следа. Лишь доброта, чуткость, забота и поддержка.
Но до той поры, пока ты враг самому себе — держись, Андрей будет воевать с твоим врагом не на жизнь, а на смерть. За тебя.
— Неправда, — тихо и зло сказал Данила. — Нельзя так с людьми. Ты, Андрей, смотришь на них, будто бы они какие-то интегралы, цифры, схемы. Считаешь, просчитываешь. Философствуешь. А они — живые. Понял, Андрей?! Они — живые!
На щеках Данилы мелькнули желваки. То, что он сказал — это неправда, и это жестоко. Андрей не заслужил этого. Данила должен извиниться. И тут я оторопел — вместо извинений Данила медленно и с силой сжал кулаки!
— Так я с этим и не спорю, — Андрей выглядел спокойным, доброжелательным и открытым. — Люди — живые. Но там, Данила, — Андрей показал на экран, — ими манипулируют. Меня как раз это и беспокоит. Нет ничего приятного в том, чтобы оказаться безвольным героем чьей-то «книги». А они оказываются… И, судя по всему, в этой книге не планируется хеппи-энд…
— Я просто не понимаю, что вы к ней привязались! — Данила говорил это с таким напряжением, с такой агрессией, что я вдруг по-настоящему испугался. — Почему вы вообще думаете, что это она?!
— Мы пока ничего не думаем, мы пытаемся понять… — Андрей предпринял попытку объяснить нашу позицию, успокоить Данилу, но тщетно.
— Не надо! Вы уже все решили! — почти прокричал Данила. — А я ее чувствую! Понятно?! И это я — Избранник! Я! Я знаю!
— Данила, а ты не допускаешь мысли, что ты можешь ошибаться? — тихо спросил Андрей. — Ведь Избранник может и ошибаться. В тебе же еще и человек есть. А люди часто ошибаются. Ты точно уверен, что Нину в тебе чувствует Избранник, а не Данила?..
Данила растерялся и начал нервно трясти руками. Он был не готов к такому вопросу. И сам себе он его тоже не задавал. Действительно, Данила не только Избранник, он еще и человек — обычный, такой же, как и мы все. Разве не может он чувствовать любовь, ненависть или боль, как обычный человек? Может. А разве эти его чувства не могут войти в конфликт с Истиной, его миссией? Могут.
— Все равно, — грозно сказал Данила. — ты уже все для себя решили. Просто она вам не нравится, и все. И вы решили!
— Гаптен, покажи, пожалуйста, Даниле… — попросил Андрей.
Дополнительных объяснений не потребовалось. Гаптен быстро подошел к столу — озабоченный, напряженный. Взял пульт дистанционного управления и включил расположенный сбоку от нас прозрачный экран.
Общая характеристика астрального поля планеты. Карта, как метеорологов. Только вместо циклонов антициклонов — энергетические потоки.
Множественные точки турбулентности отрицательных энергий над всей поверхностью земли.
Гаптен произвел масштабирование. Мы увидели сначала увеличенное восточное полушарие, потом всю Северную Америку, Соединенные Штаты, штат Нью-Йорк, город Нью-Йорк, и сразу вслед за этим — Манхеттен.
Раздался резкий, неприятный звук — три коротких гудка и компьютерный голос: «Критическая масса сгущения! Критическая масса сгущения! Расчетное время воплощения — сорок восемь часов! Расчетное время воплощения — сорок восемь часов!».
Я вздрогнул. У Гаптена, кажется, подкосились ноги. Он медленно осел на стул. Видимо, не ожидал, что все случится так скоро. Данила побледнел и встал. За ним поднялся и Андрей. Я увидел, что они сосредоточенно смотрят друг на друга.
— Ты ничего не хочешь нам сказать? — тихо спросил у него Андрей. — Скажи…
Последнее время Данила практически ни с кем не разговаривает. Здоровается, прощается, говорит «да» и «нет», но в остальном — словно бойкот. Я даже думал, что у него снова начались видения. Так бывало — он сильно менялся, когда начинал чувствовать носителя Скрижали. А вдруг, он чувствует и потенциальных Всадников Тьмы?.. Но нет, это невозможно. Пока Тьма не воплотилась в конкретном человеке, Всадником может стать, в принципе, кто угодно. Достаточно просто оказаться в эпицентре сгущения.
— Что сказать? — Данила убрал руки в карманы штанов.
— Я не знаю, Данила, — честно сказал Андрей. — Тебе, наверное, лучше нас это известно…
— Просто она в опасности, — у Данилы дернулась верхняя губа. — Вот и все.
Я вдруг почувствовал, что Данила не верит себе. Что он говорит это только чтобы мы от него отстали. Боже мой, что же с ним случилось?!
— Я тоже так думаю, — спокойно и честно сказал Андрей. — Она в опасности. Давай вместе подумаем, что мы можем сделать.
— Нет! — отрезал Данила. — Вы ничего не сможете сделать.
Я вздрогнул:
— Данила…
— Повторяю, — Данила говорил жестко и громко, но, если вслушиваться, можно было заметить, что у него дрожит голос. — Вы ничего не сможете сделать. Мне надо ехать.
— Куда? — не понял я.
— Мне надо ехать в Нью-Йорк! — в глазах Данилы мелькнула сумасшедшинка.
— Исключено, — Гаптен смотрит в стол и говорит об этом как о деле уже решенном. — Это просто невозможно. Опасно. Очень опасно. Абсолютно исключено.
— А мне плевать! Слышите — мне плевать! — закричал. Данила. — Достали!
Смерчем он проносится по комнате и вылетает в коридор. Звук грохнувшей двери ударяет нам по ушам.
Если сказать, что мы находимся в состоянии шока, это значит ничего не сказать. Я почти в панике. У меня ком в горле. Гаптен, видимо, сам того не замечая, судорожно барабанит пальцами по столу.
Я поднимаю глаза и с мольбой смотрю на Андрея. Мне кажется, что только он может повлиять на Данилу. Нельзя, чтобы мы остались один на один с Тьмой в момент ее воплощения! Мы не можем без Избранника. Это невозможно.
Я поднимаю глаза. Я знаю, что в них мольба, ужас. Я смотрю на Андрея. У него спокойное и ровное лицо. А в глазах слезы.
— Ничего нельзя сделать, — тихо говорит он. — Ничего.
Я начинаю задыхаться.
Часть вторая
— Светлые не захотели встречаться с Данилой, — тихо сказал Гаптен. — Боятся, что он окажется на стороне Тьмы…
— Не может быть! — прошептал я, — Они действительно так думают?!
— Они уверены, что воплощение Тьмы будет происходить через Нину, — Гаптен замялся, нас пугала сама мысль о том, что это предположение станет явью. — Ну, в общем. Тьма попытается это сделать через Нину. На что указывает множество косвенных признаков и пророчество о вавилонской блуднице…
До сих пор Светлые не придавали пророчествам Темных никакого значения.