Только сегодня уже второе.
Алек почувствовал себя так, словно его ударили под дых.
— Проклятье!
Он снова сел, закрыл глаза, прижал пальцы к вискам, неожиданно налившимся тупой болью, стоило ему только вспомнить прошедший день. Лэйси была необычно молчаливой за завтраком, а он был поглощен докладом об эрозии почвы у основания маяка. Он почти не отрывался от него, пока ел.
Когда Алек вечером вернулся домой, Лэйси сидела в своей комнате. Она сказала, что ужинать не будет, поэтому они с Клаем заказали себе пиццу и поели в кухне. Лэйси не показывалась весь вечер. Алека это удивило. Она часто сидела в своей комнате, но еще ни разу не проводила там весь вечер.
— Папа?
Алек открыл глаза, услышав голос сына. Он со вздохом выпрямился на стуле.
— Не могу поверить, что такое случилось. Я куплю ей подарок. А у тебя будет время, чтобы купить ей что-нибудь?
Клай кивнул.
— Но что мне купить? — Алек беспомощно посмотрел на сына. — Чем можно ее обрадовать?
— Мама всегда покупала ей старинную куклу.
— Это так, но Лэйси уже четырнадцать.
И потом Алек понятия не имел, где купить такую куклу. Обычно Анни покупала куклу заранее и прятала ее до дня рождения дочки. И к тому же это был особый подарок, только от Анни. Анни умерла, когда Лэйси уже исполнилось тринадцать. Значит, у нее должно было быть тринадцать кукол.
После ухода Клая Алек заглянул в комнату дочери. Там уже не было того беспорядка, который царил до генеральной уборки перед выпускной вечеринкой Клая, но одежда и книги снова начали скапливаться на столе и на полу. Комната стала для Лэйси убежищем.
Как-то вечером Лэйси вернулась домой и торопливо прошла мимо отца в свою спальню. Но ему хватило одного взгляда на нее, чтобы понять — что-то случилось. Блузка Лэйси была застегнута кое-как, глаза покраснели от слез. Он нерешительно постоял под ее дверью несколько минут, прислушиваясь, потом все-таки постучал и вошел. В комнате было темно, и Алеку пришлось на ощупь пробираться к ее кровати. Он присел на край, и, когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что Лэйси лежит, повернувшись лицом к стене. Она тихонько всхлипывала, стараясь изо всех сил скрыть свои слезы.
— Что случилось, Лэйси? — спросил Алек.
— Ничего.
Ему пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее ответ.
— Тебя кто-нибудь обидел? Она презрительно фыркнула:
— Господи, ты все о своем!
Алек не мог уйти и оставить ее в таком состоянии.
— Может быть, тебе поговорить с психологом, Лэйси? — предложил он. — Не хочешь? Ты сможешь рассказать обо всем, что тебя тревожит.
Она молчала.
— Так ты не хочешь поговорить с психологом? — повторил Алек свой вопрос.
— Нет!
— А мне не скажешь, что тебя беспокоит?
— Я тебе уже сказала: ничего.
— Дорогая… — Алек коснулся руки дочери, но она резко отдернула ее.
— Уйди, пожалуйста.
Алек встал, подошел к двери.
— Я люблю тебя, Лэйси, — сказал он, прежде чем закрыть дверь.
Девочка промолчала. Алек постоял в коридоре и слышал, как дочь заплакала снова, на этот раз еще сильнее, словно он только усугубил ее боль.
И вот теперь он стоял на пороге ее комнаты и думал о том, как все исправить. Куклы с упреком смотрели на него, а затянутые в черную кожу молодые люди на постерах глумливо смеялись над ним. Ну что ж, Алек О'Нил сделал все, чтобы у его дочери была причина для слез.
Алек купил шоколадный торт с белой глазурью и попросил продавщицу в кондитерской супермаркета написать на нем «С днем рождения, Лэйси!» среди белых сахарных цветов. Он заглянул в магазин одежды, куда Анни обычно водила Лэйси, но ряды кофточек, юбок, платьев и брюк повергли его в ужас. Он не знал размеров дочери, да и ее вкусов тоже не знал.
В конце концов в музыкальном магазине Алек оплатил подарочный сертификат — он не имел представления, какую музыку слушает Лэйси — и, более или менее довольный собой, отправился домой готовить на ужин ее любимые блинчики с курицей.
Рецепты в кулинарной книжке Анни не слишком ему помогли. Судя по всему, она сама придумывала состав для этих блинчиков с пряной мясной начинкой, а записи были сделаны ее совершенно не поддающимся расшифровке почерком. С годами Алек научился разбирать эти каракули, но из этого перечня продуктов и манипуляций с ними он понял только приписку внизу страницы: «Любимое блюдо Лэйси».
Алек позвонил Ноле.
— Ты не поверишь, но я забыл о дне рождения Лэйси.
— Я знаю. Джессика мне рассказала.
— Мне следовало отметить этот день в календаре. Последнее время память меня подводит.
— Не кори себя, Алек. Лэйси с этим справится.
— Я хотел приготовить блинчики, которые раньше всегда готовила Анни. Лэйси их любит, но я не могу разобрать рецепт. У тебя он записан?
— Конечно. Давай я приду и помогу тебе, — предложила Нола.
— Нет, пожалуйста, не надо. Ты не могла бы просто продиктовать мне рецепт?
Нола жила на другой стороне тупика и через минуту уже стояла бы у него на кухне, но этого Алеку совсем не хотелось. Интересно, она уже догадалась, что он намеренно избегает оставаться с ней наедине?
Готовить любимое блюдо дочери оказалось куда сложнее, чем он предполагал. Алек сжег пальцы, готовя фарш из курицы, и испортил несколько блинов, прежде чем освоился.
Лэйси пришла домой в половине шестого. Алек обнял ее и прижал к себе прежде, чем она успела этому воспротивиться. Он почувствовал, какая она худенькая, ощутил ее напряжение. Наушники показались ему холодными, когда он случайно коснулся их щекой и услышал ритм рок-музыки.
— Прости меня, Лэйси, — попросил Алек. — Я перепуга: все дни.
Она вырвалась, не глядя на него.
— Да ладно, подумаешь, большое дело. Девочка сняла наушники и положила на стол.
— Зови Клая ужинать, хорошо? Я приготовил твое любимое блюдо.
Лэйси покосилась на духовку и направилась к лестнице.
— Вкусно, папа, — одобрил Клай, подцепив на вилку последний кусочек.
У блинчиков оказался совсем другой вкус, чем у тех, которые готовила Анни. И Алек гадал, что он сделал не так. Лэйси низко опустила голову и возила по тарелке вилкой, не съев ни кусочка.
— На мамины они совсем не похожи, — поспешил сказать Алек, признавая свою неудачу, пока этого не сделали дети.
— Мама добавляла острую зеленую фасоль из баночки, — пробубнила Лэйси, не поднимая головы.
— Ну надо же! В следующий раз буду знать.
— Не стоит беспокоиться, — жестко ответила ему дочь голосом, полным сарказма.
Клай недоверчиво посмотрел на Алека.
— Ну ты и стерва! — бросил он сестре упрек, но Алек быстро покачал головой, призывая сына к молчанию.
— Что ж, перейдем к десерту, — предложил Алек. — Его готовил не я, так что, возможно, он окажется вкуснее, чем ужин.
Торт ждал своего часа на столе в столовой, и, зажигая четырнадцать свечей, Алек вдруг сообразил, что Анни никогда не стала бы отмечать день рождения в кухне. А он об этом даже не подумал. Ни Алек, ни дети ни разу не ужинали в столовой после смерти Анни.
Алек внес торт с горящими свечами в кухню, напевая «С днем рожденья тебя».
— Не пойте, пожалуйста, — взмолилась Лэйси, когда Клай присоединился к отцу. Они запели еще громче. Девочка зажала ладонями уши. — Не надо! — крикнула она. — Я ненавижу эту песню!
Алек увидел слезы в глазах дочери и замолчал, давая знак Клаю прекратить.
— Ладно, повеселились, и будет, — сказал он, ставя торт на стол и протягивая Клаю нож. Алек достал приготовленные подарки из кухонного шкафчика. Положив их перед Лэйси, он вдруг прочувствовал всю несообразность происходящего.