Ты ведь мог сказать мне! Я могла бы защитить себя! Мне следовало это знать. Почему ты позволил мне мечтать о будущем? Ты завлек меня, а теперь покидаешь… Вот так… – Янтарные глаза Николь вернулись к жизни. Они сияли темно-золотистым светом, в них были боль и гнев. – Что же ты за человек?
– Я трус, – сказал Ким, пристыженный ее обвинениями и понимающий, что оправдания ему нет. – Я верил в чудо. Я убеждал себя, что, если не говорить об этом дне, он никогда не наступит.
– Твое приключение в Париже закончилось, и теперь ты возвращаешься домой, где хорошо и уютно и где тебя ждет семья! – Она отошла подальше, стараясь не смотреть на него. – Ты уедешь, а я окажусь одна. У тебя останутся свои воспоминания, а у меня свои, и мы больше никогда не увидимся! Не так ли?
– Не надо так говорить, – сказал Ким. Голос его хрипел, в нем звучали слезы. – Даже думать так не надо.
– А что я должна думать? – спросила Николь с гневом и презрением.
– Николь! – Голос его прозвучал неожиданно властно. Он обнял ее, она сопротивлялась. Он думал, что если он крепко держит ее в руках, то она никуда не уйдет. Он понял: найдя Николь, он нашел себя. Надо ехать домой. Надо поговорить с Салли, сказать ей, что перед их свадьбой он встретил другую, полюбил… даже больше.
– Я вернусь в Париж. Я вернусь к тебе. Клянусь… Утром следующего дня они оказались в Гар-дель-Эс.
Поезд должен был довезти Кима до Гавра, где его ждал пароход до Нью-Йорка. Кондуктор объявил отправление, локомотив запыхтел, засвистел, выпуская пар. У Кима и Николь уже не осталось времени. Не было у них и слов. В молчании, как приговоренный в ожидании казни, стоял Ким на ступеньках вагона, ожидая неизбежного расставания.
– Вот, возьми! – произнес он вдруг. Он быстро снял твидовый пиджак, еще хранивший запах ее духов, и набросил его на Николь. – Это как первая бутылка шампанского: залог!.. – сказал он. Поезд тронулся, остановился, опять дернулся.
– Это моя личная гарантия. Я вернусь в Париж, к тебе…
Поезд тронулся, теперь уже уверенно набирая скорость. Он уезжал, а она оставалась одна.
Неопределенности 1910 года окончились. Америка окунулась в величайшую и самую помпезную в истории пирушку.
Фрэнсис С. Фицджеральд.
Глава вторая
1
Салли Кашман была первой, кого заметил Ким, спускаясь по трапу «Белой звезды».
– Ким! Дорогой! – Салли восторженно замахала руками, и Ким помахал ей в ответ. На ней была бобровая шуба, на холодном декабрьском воздухе ее лицо порозовело. Несколько прядей волос выбились из-под шляпки и свободно развевались на ветру. Она выглядела гораздо моложе Кима, хотя он был старше ее всего на год, и казалась очень здоровой – типичной американкой с русыми волосами и глазами небесно-голубого цвета. Едва Ким увидел Салли, она снова стала для него реальной, и он понял, почему влюбился в нее. Все было не так-то просто.
Салли держала в руках газету, но находилась слишком далеко, чтобы Ким мог прочитать заголовок, на который она указывала. Его заинтересовало, что же случилось за те восемь дней, пока «Белая звезда» пересекала Атлантику.
– Хелло! – отозвался Ким, поскольку знал, что это нравилось ей, и поскольку это нравилось и ему, он любил почувствовать себя космополитом – на словах. – Хелло, Салли, мон амур!
– Добро пожаловать домой, Ким! – Рядом с Салли стоял Лэнсинг Хендрикс, отец Кима. Он был пожилым «вариантом» Кима: тот же рост и те же изящные пропорции; те же красивые голубые глаза и утонченные черты лица. Волосы Лэнсинга Хендрикса стали совершенно седыми, в то время как у Кима волосы были темно-русыми и летом на солнце они приобретали соломенный цвет; вокруг глаз старшего Хендрикса были привлекательные волевые морщины. Лэнсинг Хендрикс хорошо выглядел для своих лет, то же самое будет с Кимом.
Лэнсинг гордился Кимом, а Ким очень любил своего отца; они были больше, чем отцом и сыном, – они были лучшими друзьями.
– Отец! Хелло, отец! – крикнул Ким. Как только он окажется наедине с отцом, он расскажет ему про Николь.
– Ким, смотри! – крикнула Салли и снова показала на газету. Он все равно находился еще слишком далеко, чтобы прочитать заголовок, к тому же его внимание отвлек таможенник, проводивший досмотр его багажа. Наконец, он закончил и разрешил Киму пройти. Через секунду Ким был уже в объятиях Салли.
– Время тянулось так медленно! Я думала, что ты никогда не вернешься! – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Эти часы просто ползли… и смотри, что у нас есть для тебя!
Статья Кима о еврейской женщине из местечка Фосгес была на первой полосе. Первая полоса!
– «Сан» печатала твои репортажи из Парижа на первой полосе ежедневно! – сказал Лэнсинг. – Телефон звонил непрерывно. Каждая газета хочет взять тебя на работу – у тебя во всем этом городе куча предложений. – Лицо Лэнсинга выражало радость и гордость, которые усиливались, отражаясь от лица Салли.
– Мы так горды за тебя… – одновременно произнесли Салли и Лэнсинг, они повернулись сначала друг к другу, потом к Киму и рассмеялись от счастья и восхищения, – Мы так счастливы, что ты вернулся!
Обняв правой рукой Салли, а левой – своего отца, Ким направился к веренице свободных такси у тротуара, сзади носильщик нес его багаж. В правой руке Кима была газета «Сан», сложенная так, что видна была только статья Кима. Он крепче обнял Салли, и она прижалась к нему, расценивая это как особую интимную ласку. Ким же, думая о чем-то другом, приподнял правую руку, чтобы просто взглянуть на свою фамилию, напечатанную в газете. Слова, которые он написал в кафе Парижа, напечатаны! Значит, телефоны звонили! Значит, он может выбрать себе работу! И никто еще не знал о тех двух репортажах, которые он сочинил! Они лежали во внутреннем кармане его полушинели, аккуратно сложенные, вместе с письмами, написанными к Николь на борту «Белой звезды»; он отправит их отсюда, из Нью-Йорка.
Ким не мог оторвать глаз от своей фамилии и от своих слов, напечатанных шрифтом. Первая полоса! Второй раз за год он возвращался из Парижа в Нью-Йорк героем! Мир был у его ног! Не было ничего такого, чего он не смог бы сделать!
* * *
Лэнсинг Хендрикс попросил, чтобы его высадили из такси у Йельского клуба.
– Отвези Салли домой, – сказал Лэнсинг. Киму не терпелось встретиться с отцом с глазу на глаз. Рассказать ему о Николь, спросить его о том, что делать с Салли. – У меня здесь встреча с клиентом. Увидимся позже. Сегодня мы обедаем у Шерри. Черепашье мясо и фазан – все, что ты захочешь! Мы устроим специальное торжество!
Когда такси тронулось с места и поехало по Вандер-бильд-авеню, Салли бросилась в объятия Кима.
– Вот как я хотела поцеловать тебя, – сказала она, целуя его сильно и страстно.
Они начали заниматься любовью до того, как Ким уехал в Париж, и Салли, которая на людях вела себя очень сдержанно, научилась под нежным напором Кима быть страстной в интимной обстановке. Он немного забыл про это.
– Я скучала по тебе, очень скучала, – сказала Салли. – А ты скучал по мне так же, как я по тебе?
– Даже больше. – Ким на секунду задумался, на один какой-то миг, прежде чем дал Салли ответ – тот, который, он знал, она ожидала.
– Теперь нам не придется больше расставаться. Никогда, – сказала Салли. – Потерпи, и ты увидишь, какой у меня для тебя сюрприз!
– Как? Опять сюрприз! – Ким все еще не мог преодолеть волнения, глядя на свою фамилию на первой полосе. Даже страстные поцелуи и слова Салли не могли помешать ему бросать взгляд на эту сложенную газету. Ему просто не терпелось послать газетную вырезку Николь.