Тем самым Бернар намекал, что она плохо справилась со своей задачей. Однако когда он позвонил в отдел доверительного управления, то с ним там говорили еще откровеннее, чем с Мари-Анж. Тоном, не допускающим возражений, было сказано, что попечители фонда не позволят превысить лимит.
– Двери захлопнулись, – сказал банкир.
Пересказывая Мари-Анж разговор с представителем банка, Бернар едва сдерживал ярость. Он даже заподозрил ее в том, что она ведет двойную игру.
– Это ты им посоветовала? – подозрительно спросил он.
– Конечно, нет! Но мы потратили на два наших дома целое состояние.
Мари-Анж не стала добавлять, что еще миллион ушел на произведения искусства и что муж по уши в долгах. Попечители заверили ее, что действуют в ее же интересах и пытаются защитить то, что осталось от ее наследства. Ей сказали, что она должна думать о будущем, помнить о детях, и если она не в состоянии ограничить мужа в расходах, то они охотно сделают это вместо нее.
Несколько дней Бернар бесновался, словно хищник в клетке. Он рвал и метал, рявкал на Мари-Анж, вел себя как капризный, избалованный ребенок, но она ничего не могла изменить. Обеды и ужины проходили в напряженном молчании. В пятницу муж ненадолго съездил в Париж, а вернувшись, пригласил Мари-Анж в свой кабинет и заявил, что, поскольку она ему явно не доверяет, а ее попечители обращаются с ним, как с альфонсом, он подумывает о разводе. Он добавил, что не допустит подобного обращения с собой и не желает жить с женой, которая ему не верит и обращается с ним, как с несмышленым ребенком.
– Мари-Анж, когда мы познакомились, я делал все ради тебя, – сказал он с обиженным видом. – Даже не зная тебя, позволил жить в этом доме, потому что понял, как много он для тебя значит. Я потратил целое состояние на реставрацию Мармутона только потому, что в этом доме прошло твое детство! Я купил шикарный особняк в Париже, потому что думал, что ты заслуживаешь лучшей участи, чем жить в этой глуши. С того самого дня, когда мы встретились, я только и делаю, что работаю на тебя и на наших детей. И что же? Я обнаруживаю, что ты мне не доверяешь. Нет, я больше не могу так жить.
Мари-Анж слушала его в ужасе. Мысль, что она может потерять Бернара, повергла ее в панику: у нее двое маленьких детей, возможно, она снова беременна, и если он ее бросит, она опять останется одна на белом свете. Есть от чего прийти в ужас. Ради того, чтобы этот кошмар не стал реальностью, Мари-Анж готова была отдать Бернару все, что у нее было. В эту минуту она даже забыла, что дорогостоящая реставрация замка, чем так козырял Бернар, была оплачена из ее кармана, что «целое состояние», которое он потратил, принадлежало ей. Она же оплатила и покупку парижского особняка, после того как муж купил его, даже не посоветовавшись с ней – точно так же, как он с ней не посоветовался, подписывая еще один вексель на миллион шестьсот тысяч долларов.
– Извини, Бернар, мне очень жаль, – жалобно пробормотала Мари-Анж, – я не виновата. Банк отказывается выдать деньги.
– Ты не очень-то старалась их получить! И ты определенно виновата в том, что произошло! – резко возразил он. – Эти люди в банке, они же работают на тебя, так вели им делать то, что ты считаешь нужным. Если, конечно, ты не хочешь подвергнуть меня публичному унижению, отказавшись выплатить долг, который я сделал ради тебя. Я пошел на это ради тебя и наших детей, именно вы получите выгоду от моих инвестиций.
Обвиняя Мари-Анж, Бернар выглядел образцом благородства и самопожертвования, она же чувствовала себя так, будто нанесла ему удар в самое сердце.
– Бернар, они не мои подчиненные, а попечители, и ты это знаешь. Они принимают решения сами.
Ее взгляд молил мужа простить ее за то, что она не дает ему желаемого.
– Я знаю, что ты можешь подать на них в суд и добиться того, что тебе нужно – если, конечно, захочешь, – возразил Бернар с видом оскорбленной добродетели.
Мари-Анж была потрясена:
– Ты хочешь, чтобы я подала в суд на попечителей?
– Ты так и сделаешь, если любишь меня. Бернар высказал свою точку зрения совершеннонедвусмысленно. Однако на следующий день, когда Мари-Анж позвонила в банк и пригрозила обратиться в суд, ей без обиняков заявили, что она проиграет дело. Попечителям не составит труда продемонстрировать присяжным, как быстро и безответственно тратились деньги, и при подобных обстоятельствах ни один уважающий себя суд не позволит нарушить условия доверительного управления, тем более с учетом ее возраста. Представитель банка, с которым она разговаривала, имел в виду, что ей всего двадцать три года и муж, транжиривший средства молодой жены, на суде будет выглядеть крайне неприглядно и даже подозрительно.
Ей ничего не оставалось, как пересказать Бернару содержание разговора. Но, услышав все это, он ледяным тоном сказал, что даст ей знать о своем решении. Мари-Анж уже получила предупреждение: Бернар пригрозил уйти от нее, если она не выплатит его долги, а до зловещего срока оставалось меньше двух недель.
Время шло, но положение не менялось. Мари-Анж не находила себе места от беспокойства, муж с ней не разговаривал. Он считал, что его унизили и оскорбили недоверием, и вымещал свое недовольство на ней. Ночью накануне приема по случаю Рождества Мари-Анж почти не спала. Встречая гостей, она лишь слабо всем улыбалась. Бернар же выглядел как всегда – безупречно элегантным, уверенным в себе, полным достоинства. Он был в новом смокинге, сшитом на заказ в Лондоне, и кожаных ботинках ручной работы. Мари-Анж надела красное атласное платье от Диора, которое ей купил Бернар, но настроение у нее было далеко не праздничное. Над ней дамокловым мечом висела угроза развода, и она очень боялась, что муж осуществит это еще до конца года. Бернар считал, что она не ценит всего, что он для нее делает, и держался так, будто она оскорбила его достоинство.
Пока они приветствовали гостей и провожали их в зал, где были накрыты столы, Бернар не сказал жене ни слова. Позже, когда заиграла музыка, он танцевал со всеми женщинами в зале, кроме Мари-Анж. Для нее торжественный прием обернулся кошмаром.
Почти все уже разошлись, когда в кухне кто-то заметил, что пахнет дымом. Алан Фурнье, который в это время мыл посуду и помогал официантам убирать со столов, пошел посмотреть, откуда этот запах. Один из поваров решил, что дымом тянет из кухонного очага, другой предположил, что по дому просто витает аромат от многочисленных свечей и сигар гостей, но Алан все же решил на всякий случай проверить. На втором этаже он обнаружил, что тяжелые парчовые портьеры одного из окон охвачены огнем. По-видимому, кто-то поставил подсвечник слишком близко, от свечи загорелась бахрома, и огонь перекинулся на саму портьеру. Алан сорвал ее с карниза, бросил на пол и стал затаптывать пламя и только позже заметил, что по бордюру в верхней части портьеры огонь уже перекинулся на другое окно. Алан стал кричать и звать на помощь, но внизу играла музыка, и его криков никто не услышал. Он в отчаянии попытался сбить пламя, пока оно не распространилось дальше, но огонь оказался проворнее. Красно-желтые языки перескакивали с одной портьеры на другую, и вот уже, казалось, за считанные мгновения весь второй этаж был охвачен пожаром. Пламя подбиралось к лестнице.
Не зная, что делать, Алан бросился обратно. Вбежав в кухню, он закричал, что наверху пожар, нужно хватать ведра с водой и бежать на второй этаж. Один официант метнулся к телефону, вызвал пожарных, затем выбежал в гостиную, чтобы предупредить оставшихся гостей.
Услышав о пожаре, Мари-Анж бросилась вверх по лестнице. В холле второго этажа Алан пытался залить огонь, но тот продолжал распространяться. К тому времени когда Мари-Анж достигла холла, ткань, которой были обиты стены, превратила лестницу со второго этажа на третий в огненный тоннель. Но Мари-Анж должна была пройти сквозь него: на третьем этаже в детской спали Робер и Элоиза. Она кинулась к лестнице, но чьи-то сильные руки удержали ее. Работавшие в кухне люди, которые сбежались тушить пожар, поняли то, о чем не подумала сама Мари-Анж: ей нечего и пытаться преодолеть огненный коридор, в своем широком шелковом платье она превратилась бы в живой факел раньше, чем успела взбежать на третий этаж.
– Пустите меня! – закричала Мари-Анж, пытаясь вырваться.
В это время мимо нее пробежал Бернар. Мари-Анж все еще пыталась освободиться, а он уже стоял на верхней площадке лестницы. С неожиданной силой оттолкнув мужчин, Мари-Анж со всех ног бросилась за мужем. Она видела впереди дверь детской. Коридор третьего этажа уже наполнился дымом. Бернар влетел в комнату Робера, взял его на руки и побежал в комнату, где стояла кроватка Элоизы. Мари-Анж оказалась во второй детской раньше мужа. От шума проснулась дочь, Мари-Анж взяла ее на руки. Пожар уже бушевал вовсю, сквозь рев пламени слышались крики людей на первом этаже. Оглянувшись, Мари-Анж увидела, что на лестнице загорелся пол. На третьем этаже, где они находились, окна были маленькие, и если они не смогут спуститься по горящей лестнице, то окажутся в ловушке. Она в отчаянии посмотрела на Бернара.
– Я приведу помощь, – отрывисто бросил он. – Ты с детьми оставайся здесь. Пожарные уже едут. Мари-Анж, если не останется ничего другого, вылезай на крышу и жди там!