Она погрузила обе руки в чашу фонтана.
- Сделай так же, - сказала она мне. - Прикоснись к воде.
- Да ни за что на свете. Но тебе не хочу мешать - пойду поищу место для ночлега.
- Еще минуту!
С этими словами она вытащила из сумочки маленькую флейту и поднесла ее к губам. Музыка, как мне показалось, произвела гипнотическое действие - шум машин отдалился, сердце мое забилось ровно. Присев у фонтана, слушая лепет воды и песенку флейты, я не сводила глаз с лунного диска, плывшего над нами. Что-то подсказывало мне, - хоть я и сознавала это не вполне отчетливо, - что там, в небесах, пребывает какая-то частица моей женской сути.
Не знаю, как долго звучала флейта. Оборвав мелодию, девушка повернулась к фонтану.
- Кибела, - сказала она. - Еще одно проявление Великой Матери. Кибела управляет ростом колосьев в поле, оберегает города, возвращает женщину на стезю священнослужения.
- Кто ты? - спросила я. - Зачем попросила меня пойти с тобой?
Она обернулась:
- Я - именно то, что ты думаешь. Я исповедую религию Земли.
- Зачем я тебе понадобилась? - настаивала я.
- Я читаю по твоим глазам. И сердце твое для меня - открытая книга. Ты будешь пылко и страстно любить. И страдать.
- Я?
- Ты знаешь, о ком я говорю. Я видела, как он смотрел на тебя. Он любит тебя.
Да, конечно, я имею дело с сумасшедшей.
- Потому я и позвала тебя с собой, - продолжала она. - Он - значителен и важен. Он, хоть и болтает ерунду, по крайней мере признает культ Великой Матери. Нельзя допустить, чтобы он пропал. Помоги ему.
- Ты сама не знаешь, что говоришь. Ты запуталась в своих фантазиях, - говорила я, снова лавируя между автомобилями и твердя про себя, что никогда больше не стану думать над словами этой женщины.
Воскресенье, 5 декабря 1993
Мы остановились выпить кофе.
- Жизнь многому тебя научила, - сказала я, пытаясь поддержать разговор.
- Прежде всего тому, что мы способны к постижению и обладаем даром изменения, - ответил он. - Даже если это и кажется невозможным.
Тем наша беседа и кончилась. До этого в течение почти двух часов пути, пока не остановились у придорожного бара, мы почти не разговаривали.
Поначалу я пыталась вспоминать наше с ним детство, но он не проявил к этому интереса и явно отвечал только из вежливости. Он даже не очень-то и слушал меня и спрашивал о том, что я уже успела рассказать. Что-то с самого начала пошло не так. Может быть, время или расстояние непоправимо отдалили его от моего мира. "Он говорит о волшебных мгновеньях, - подумала я. - А в чем разница между теми дорогами, которыми шли Кармен, святой Иаков или Мария?" Да, он живет теперь в другом мире, Сория превратилась в воспоминание - размытое временем, застрявшее в прошлом: его друзья детства так в детстве и остались, а старики, если еще живы, заняты тем же, чем и двадцать девять лет назад.
Я уже раскаивалась, что согласилась поехать с ним. Когда же в этом баре он вновь оборвал разговор, я решила не возобновлять его.
Те два часа, что оставалось ехать до Бильбао, были для меня сущей пыткой. Он смотрел на дорогу, я глядела в окно, и никто из нас даже не пытался скрыть дурное настроение. В автомобиле, взятом напрокат, не было радио, и нечем было заглушить гнетущее молчание.
- Давай спросим, где здесь автобусная станция, - сказала я, когда мы съехали со скоростной магистрали.
- Давай спросим, где здесь автобусная станция, - сказала я, когда мы съехали со скоростной магистрали. - Отсюда в Сарагосу регулярно ходят экспрессы.
Было время сиесты, и на улицах людей встречалось мало. Мы проехали мимо какого-то мужчины, мимо юной парочки, но он не притормозил, не спросил.
- Ты что - знаешь, где это? - не выдержала я.
- Что "это"?
Он по-прежнему не слушал и не слышал меня.
И внезапно я поняла, что означает это молчание. О чем ему говорить с женщиной, так и не отважившейся выйти в мир? Что за удовольствие - шагать рядом с человеком, обуянным страхом перед неизведанным и неведомым, с человеком, всему на свете предпочитающим хорошую службу и удачное замужество? А я - о, горе мне! - пыталась говорить с ним о прежних друзьях, о покрывшихся пылью воспоминаниях, о захолустном городишке. А о чем еще я могла бы говорить?
- Вот здесь ты меня и высадишь, - сказала я, когда мы, судя по всему, добрались до центра. Я изо всех сил старалась, чтобы голос мой звучал непринужденно, но на самом деле чувствовала себя глупой, инфантильной, докучной.
Он не остановил машину.
- Мне надо найти автобусную станцию и вернуться в Сарагосу, - упорствовала я.
- Я никогда не бывал здесь. Я не знаю, где находится мой отель. Не знаю, где будет лекция. И где автобусная станция - тоже не знаю.
- Найду, не беспокойся.
Он сбросил скорость, но не притормозил.
- Мне бы хотелось...
Дважды он начинал, но так и не сумел окончить фразу. Я могла лишь догадываться о том, чего бы ему хотелось - поблагодарить, что я составила ему компанию, передать привет общим знакомым и - таким вот способом - отделаться от неприятных ощущений. Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня вечером пошла со мной на лекцию, - наконец выговорил он.
Я растерялась. Быть может, он всего лишь пытается выиграть время, чтобы нарушить принужденное молчание, царившее в машине во все время пути?
- Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошла со мной, - повторил он.
Да, конечно, я - провинциальная девчонка, конечно, в жизни моей не случалось ничего такого захватывающе интересного, о чем стоило бы рассказать, конечно, я лишена блеска и шарма, свойственных столичным женщинам. Но жизнь в провинции, хоть и не придает женщине элегантности или опыта, учит ее, как надо вслушиваться в голос сердца - как внимать ему и повиноваться.
И к моему удивлению, голос сердца шепнул мне, что мой спутник - искренен.
Я перевела дух. Разумеется, ни на какую лекцию я не пойду, но отрадно уже и то, что мой друг вроде бы возвращается ко мне, зовет меня в свои приключения, делит со мной и страхи, и радость побед.
- Спасибо за приглашение, - ответила я. - Но у меня нет денег на гостиницу, и потом я должна быть на занятиях.
- Деньги у меня есть. Переночуешь у меня. Попросим номер с двумя кроватями.
Я заметила, что он весь в испарине, несмотря на холодный день. Сердце мое стало подавать сигналы тревоги, а распознать причины ее мне было не под силу. Радость, несколько минут назад захлестнувшая меня, сменилась полной растерянностью.
Он вдруг резко остановил машину и поглядел мне прямо в глаза.
А когда тебе глядят в глаза, нельзя солгать, нельзя ничего утаить.
И любая женщина, если чувства в ней не вконец омертвели, по глазам мужчины поймет, что он охвачен страстью, - поймет, какой бы нелепостью ни казалось это, каким бы несвоевременным и неуместным ни было проявление ее.