– И сандвичи для премьер министра. Ему так и не удалось поужинать.
Она осталась в дамской туалетной комнате, смежной с главным холлом, чтобы поправить прическу.
Джеймс Хауден прошел вереницей коридоров в третий холл с его огромными французскими окнами, выходящими на реку и холмы Гатино. Вид этот всегда
захватывал его, и даже ночью, ориентируясь по отдаленным огонькам, он мог мысленно представить себе широкую, тронутую рябью реку Оттаву, ту
самую реку, по которой три с половиной века назад плыл искатель приключений Этьен Брюле , а после него – Шамплейн , а за ними миссионеры и
торговцы, прокладывавшие свой легендарный путь на запад – к Великим озерам и богатому мехами и шкурами Северу. За рекой лежал далекий квебекский
берег, вошедший в предания и историю, – свидетель множества перемен, ибо то, что появляется на лице Земли, в один прекрасный день с лица Земли
исчезает.
“В Оттаве. – часто думалось Джеймсу, – трудно не ощущать дыхания истории. Особенно теперь, когда город – некогда живописный, а потом
обезображенный коммерцией – снова обрастает пышной зеленью: рощицами деревьев и ухоженными аллеями. Да, правительственные здания были в основном
безликими, неся на себе отпечаток, как выразился один из критиков, “безжизненной руки бюрократического искусства”. Но даже при этом была в них
какая то естественная прямота и суровость, и с течением времени, когда будет возрождена ее красота, Оттава как столица сможет сравниться с
Вашингтоном, а то и превзойти”.
За его спиной дважды мелодично звякнул позолоченный телефон, установленный под широкой резной лестницей на угловом столике. Звонил американский
посол.
– Приветствую, Энгри, – сказал в трубку Хауден. – Слышал, ваши люди упустили таки кота из мешка?
– Знаю, премьер министр, – ответил ему тягучий бостонский говор достопочтенного Филиппа Энгроува, – и чертовски сожалею. К счастью, коту,
похоже, удалось высунуть одну только голову, но мы все еще крепко держим его за шкирку.
– Это утешает, – сказал Хауден. – Тем не менее необходимо совместное заявление. К вам едет Артур…
– А он уже здесь, рядом со мной, – прервал его посол. – Сейчас опрокинем по паре стаканчиков и займемся. Текст сами утверждать будете?
– Нет, полагаюсь на вас с Артуром.
Они поговорили еще несколько минут, и премьер министр положил позолоченную трубку.
Маргарет уже прошла в уютную гостиную с обитыми ситцем кушетками, креслами в стиле ампир и шторами приглушенного серого цвета. В камине ярко
пылали поленья. Она поставила пластинку Чайковского. Это была самая любимая музыка Хаудена, более академическая классика редко его трогала.
Спустя несколько минут горничная принесла кофе и поднос с сандвичами. Повинуясь жесту Маргарет, девушка предложила сандвичи Хаудену, и тот
рассеянно взял один, едва посмотрев на поднос.
Дождавшись ухода горничной, премьер министр развязал белый галстук, расстегнул жесткий воротничок и с благодарностью подошел к Маргарет,
сидевшей у огня. Он опустился в глубокое кресло, пододвинул подставку для ног и устроил на ней уставшие ступни. С тяжелым вздохом произнес:
– Вот это жизнь. Ты, я.., и больше никого…
Он опустил голову на грудь и по давней привычке начал поглаживать крючковатый нос. Маргарет едва заметно улыбнулась.
– Надо стараться, чтобы так чаще бывало, Джейми.
– Будем. Обязательно будем стараться, – ответил он искренне. Затем, меняя тон, сообщил:
– Есть новости. Мы вскоре едем в Вашингтон. Хотел, чтобы ты знала.
Держа в руках кофейник шеффилдского сервиза, жена подняла на него удивленные глаза:
– Несколько неожиданно, не правда ли?
– Да, правда, – согласился он.
Хотел, чтобы ты знала.
Держа в руках кофейник шеффилдского сервиза, жена подняла на него удивленные глаза:
– Несколько неожиданно, не правда ли?
– Да, правда, – согласился он. – Возник ряд весьма важных вопросов. Мне надо поговорить с президентом.
– Хорошо. К счастью, у меня есть новое платье. – Маргарет умолкла, обдумывая. – Но нужны туфли и сумочка к нему. Да, еще перчатки. Время то у
нас хоть какое то будет?
Лицо ее приняло обеспокоенное выражение.
– Совсем чуть чуть, – Хауден рассмеялся: так не соответствовал этот разговор вызвавшей его ситуации.
– Сразу после праздников съезжу в Монреаль за покупками. Там всегда выбор больше, чем у нас в Оттаве, – заявила Маргарет решительно. – Кстати,
как у нас с деньгами?
Он нахмурился.
– Не очень. В банке мы перебрали. Придется продать кое какие ценные бумаги, я полагаю.
– Опять? – встревожилась Маргарет. – У нас ведь не так уж много осталось, по моему?
– Так то оно так. Но ты все равно поезжай в Монреаль. – Он с нежностью оглядел жену. – Одна поездка ничего не изменит.
– Ну, если ты так уверен…
– Уверен.
Единственное, в чем он мог быть уверен, подумалось Хаудену, так это в том, что никому не придется подавать на премьер министра в суд за задержку
платежей. Нехватка денег на их личные нужды была постоянным источником беспокойства. У Хауденов не было собственных средств, кроме скромных
сбережений, накопленных за время его адвокатской практики, и это было типичным для Канады – своего рода национальная узколобость, дававшая себя
знать во многих проявлениях, – что страна весьма скупо платила своим руководителям.
“Сколько же горькой и обидной иронии, – часто думал Хауден, – в том факте, что канадский премьер министр, определяющий судьбы нации, получает в
виде жалованья и различных льгот и привилегий меньше, чем американский конгрессмен”. Премьер министру не положен служебный автомобиль, а свой
собственный он должен содержать за счет явно недостаточных сумм, выделяемых ему на эти цели государством. Даже обеспечение его жильем было
явлением сравнительно новым. Еще в 1950 году бывшему тогда премьер министром Луи Сен Лорану приходилось жить в двухкомнатной квартирке, столь
тесной, что мадам Сен Лоран была вынуждена держать домашние запасы у себя под кроватью. Более того, отдав едва ли не всю жизнь парламентской
деятельности, наибольшее, на что мог рассчитывать бывший премьер министр по ее завершении и выходе в отставку, было три тысячи долларов в год
согласно программе пенсионного обеспечения за счет отчислений от его собственных доходов. В прошлом одним из результатов подобного положения
вещей для страны было то, что премьер министры изо всех сил цеплялись за свой пост до глубокой старости. Другие уходили в отставку, обрекая себя
на жизнь в нужде, на милости друзей благотворителей. Министры кабинета и депутаты парламента получали еще меньше. “Примечательно, – приходило
иногда Хаудену в голову, – что при всем при том многие из нас остаются честными людьми”. Где то в глубине души он даже с некоторым сочувствием
относился к тому, что сделал Харви Уоррендер.
– Тебе лучше было бы выйти замуж за бизнесмена, – сказал он Маргарет. – У вторых вице президентов компаний больше наличности на расходы, чем у
меня.
– Мне кажется, у меня есть свои преимущества, – улыбнулась ему Маргарет.
“Слава Богу, – мелькнула у него мысль, – что у нас так удачно сложилась семейная жизнь.