Милицейский подполковник спросил начальника милиции:
– Что, начнём штурм? Ребята уже подобраны.
– Нет, во время штурма мы потеряем людей и его живым не возьмём.
А он нам живой нужен. Мы ещё не знаем его сообщников. По моим подсчётам у него не меньше десяти патронов, а стрелять эта сволочь умеет. Подгоняйте пожарные машины и со всех стволов заливайте подвал водой.
Пожарные из шести брандспойтов стали лить в окошко воду. Жихарев не ожидал такого, и понял, что придётся подыхать, захлебнувшись водой, а до этого стоять в ней, а может сдаться? Он отогнал эту мысль и взял в руки оба пистолета. Отложил свой ТТ в сторону, взял милицейский "Наган", крутнул барабан и подумал: "Здесь было шесть патронов, осталось пять. Сыграю в русскую рулетку, и если останусь живым, сдамся, мать иху в amp;б!". Он перекрестился, так, как учила его покойная бабка, чего не делал уже лет двадцать пять и приставил ствол к виску.
Наверху, когда сквозь шум воды, издаваемый мощными струями, услышали выстрел, полковник Дейнеко приказал прекратить лить воду.
Наступила полная тишина и все услышали, как в соседнем дворе весело залаяла собака.
– Кажется, всё, – сказал полковник, – взламывайте дверь в подвал.
Затем он взял мегафон и крикнул:
– Ты ещё жив, бандюга!?
Опять тишина. Он повернулся к подполковнику:
– Ты здесь командуй, а я поехал в управление докладывать в Киев и
Москву.
– А если он жив?
– Я сейчас проверю, – сказал Дейнеко и направился к окошку.
– Товарищ полковник не надо, а вдруг он прикинулся? Не идите!
Полковник так посмотрел на своего подчинённого, что тот проглотил язык. Став на одно колено, он посмотрел в подвал, поднялся, махнул рукой, заматерился, сел в машину и уехал.
Об этой истории в городе говорили очень долго, добавляли отсебятины, она обрастала всевозможными подробностями, а в телеграмме, направленной наверх, сухо сообщалось, что ограблен
Ювелирторг, погибли три милицейских работника, два сотрудника магазина, и тяжело ранена пожилая женщина. Преступник, Ерофей
Гаврилович Жихарев 1909 г. рождения, покончил с собой. Ребёнок, бывший заложником, освобождён, повреждений не получил. Часть денег и драгоценностей возвращены государству, трое остальных преступников находятся в розыске.
С тех пор прошло много лет. Магазин Ювелирторг построили в новом красивом здании, сделали сигнализацию, систему оповещения милиции от каждой торговой стойки, автоматически закрывающиеся все двери при первом сигнале опасности. Но милицейский пост в районе магазина оставили. Дежурный наблюдает и за магазином и за всем вокруг, входящим в панораму обзора.
Алисов вошёл в магазин. Посетителей было немного. Сразу справа от двери стояла стеклянная загородка. В ней сидел рыжеватый лысеющий человек и с лупой в глазу занимался гравировкой. Внутри будочки висела табличка "Скупка золотого лома". Алисов подошёл к загородке и с высоты своего роста заглянул в неё сверху, немного повернув голову, и этим походил на попугая рассматривающего блестящий шарик.
Гравировщик вынул из глазницы лупу, отложил в сторону инструмент и изделие и спросил Алисова:
– Вы что-то хотели?
– Здесь принимают только золотые вещи?
– В принципе, да. А у Вас что-то другое?
Алисов пошарил в кармане и вынул монету. Он нагнулся и подал её в окошечко.
– Вот, нашёл на автобусной остановке.
Гравировщик, он же приёмщик золотого лома, стал рассматривать монету сначала надев очки, а потом опять, вставив в глазницу лупу.
Алисов понял, что монета его заинтересовала.
Гравировщик Чекмарёв, бывший лётчик-истребитель, провоевавший два года в дивизии Покрышкина, лично уничтоживший три немецких самолёта и два в группе, имел три боевых ордена, в конце войны был сбит и при этом ранен.
После госпиталя в строй не вернулся и на гражданке осваивал новые специальности. Его тянуло к тонким, требующим особого старания работам, и обучившись специальности паркетчика-реставратора, перестилал полы в "Эрмитаже". Женившись на украинской девушке, переехал на Украину, вначале работал паркетчиком, а затем, имея с детства красивый почерк и пристрастие к рисованию, сам освоил специальность гравировщика. Вначале работал в системе бытового обслуживания населения, а с открытием магазина
Ювелирторг перешёл работать в него. Магазину он был выгоден, как работник. Золотой лом не так часто сдавали, а заказы на гравировку с каждым месяцем увеличивались.
Алисов терпеливо ждал, и когда приёмщик, взвесив монету, протянул её обратно в окошко, разочарованно спросил:
– Что, не подходит?
– Я эту вещь принять не могу, так как она не золотая.
– Так она же платиновая.
– Сомневаюсь. Платина совершенно белая, не окисляется, а здесь непонятно. Монета почти серая, хотя, наверное старинная. А может и фальшивая. Меня смущает эта надпись, что на серебро. Я когда-то интересовался монетами, но подобной не встречал. Могу предложить вот что. Я её оставлю у себя, придёшь ровно через неделю в это же время.
Я проконсультируюсь в Киеве и может приму. Хорошо?
– Хорошо, но дали бы вы мне немного денег.
– Что значит немного?
– Ну хоть пятёру.
– Что, выпить хочется?
– Ага, – радостно закивал Алисов.
– У тебя паспорт с собой?
– Нету.
– Ну ладно, выпишу тебе квитанцию и пять рублей. Придёшь через неделю, может и больше получишь.
Чекмарёв выписал квитанцию, поставил на ней штамп и отдал вместе с пятью рублями Алисову. Петро внимательно прочитал:
"Принята монета из неизвестного металла, 1830 г. Двенадцать рублей на серебро. Вес 40,5 грамм".
Алисов положил квитанцию и деньги в карман и направился к своим.
– Ну что? – спросил Дзюба.
– Никакая это не платина. Дали пять рублей и сказали зайти через неделю. Спрашивали паспорт.
– Ты дал? – забеспокоился Дзюба.
– Что, я его с собой ношу?
– Фамилию не спрашивал?
– Та нет. Чего ты волнуешься?
– Ничего. Пошли возьмём бутылку.
Они пошли в центральный, или как его называли "зеркальный" гастроном, купили поллитровку. В столовой самообслуживания напротив гастронома, взяли по салату, три стакана. Дзюба разлил водку по стаканам: себе и Алисову полные стаканы, а Федьке полстакана.
– Тебе Федя, вообще пить нельзя, нет восемнадцати, но ты сегодня заработал. Будем!
Выпили. Дзюба понюхал хлеб, Федька, глядя на него, тоже. Когда поели салаты, Алисов закатив глаза, промолвил:
– Захорошело. Хороша водочка, да мало.
– Водки много не бывает, – в тон ему сказал Дзюба и направился к выходу.
На улице Дзюба сказал своим напарникам, чтобы они завтра ехали на объект и начинали работать, а он поедет в контору и проследит за погрузкой досок и рубероида и одновременно сплавит оставшиеся монеты.
– А может они дорого стоят? – спросил Алисов.
– Не жадничай, Петро. Они тебе могут зоны стоить.
– А чего мне? Нам.
– Если кто узнает о нас с Федькой, тебе головы не сносить. А на счёт денег не волнуйся. Разделим поровну, или пропьём вместе.
– Ну да, поровну. Как сейчас, мне сто, а вам по двести.
– Это, Федя, тебе аванс, а получка позже. Разбежались.
Соседи пошли на свою остановку, Дзюба ушёл в другую сторону. Он решил пройтись пешком до своего дома. Жил Дзюба в районе, называемом
"Чичёрой". Этот район когда-то весь состоял из землянок и приземистых саманных домов и числился наряду с Кущёвкой самым криминальным местом в городе. Пьянки, драки, поножовщина являлись обычным делом и доставляли много хлопот городским властям и милиции.
В шестидесятых годах большую часть Чичёры потеснили хрущёвские пятиэтажки, но оставшиеся в низине дома осталось сборищем преступного мира.