Только мельком я вижу его лицо, и тут же он стискивает меня в объятиях. Я восклицаю:
— Как ты здесь оказался? Не могу поверить, что это ты!
Он берет за руку свою подружку и с преувеличенно британским произношением говорит ей:
— Познакомься с моей благочестивой матушкой.
— Можешь звать меня Ниной, — предлагаю я.
— Здравствуйте, — говорит она и пожимает мне руку. — Я Лорел.
Она выше его ростом и красива. Ее русые волосы заплетены в косу.
Барни живет в Чикаго, и я жду, чтобы он рассказал, что он делает в Нью-Йорке и почему так неожиданно объявился, но тут Лорел продолжает:
— Надеюсь, мы не помешали вам своим вторжением.
— Не глупи! — одергивает ее Барни.
Я даю ему шлепок.
Потом веду их на террасу, смахиваю листья с табуреток и со стола и возвращаюсь за чаем. Кричу из кухни:
— Вы голодны?
Барни за обоих отвечает: нет. Тем лучше — у меня в холодильнике только сельдерей и йогурт.
На террасе Барни и Лорел сидят, тесно прижавшись друг к другу; он обнимает ее за плечи, поглаживает шею.
Лорел сидит на стуле прямо, как балерина. Она кладет в чашку две ложки сахара с верхом, смущенно улыбается и наливает чай Барни.
— Надолго вы приехали? — спрашиваю я.
Барни отвечает, что завтра они собираются к родителям Лорел в Вудс-Хоул. Они морские биологи.
— Семья ученых, — поясняет он.
Теперь я вспоминаю, что как-то Барни рассказывал мне о женщине, которая работает в лаборатории. Тогда я не придала его словам значения. После развода у него всегда были подружки. Все у него окутано тайной, и когда через несколько месяцев я спросила, как дела, он ответил невнятно и раздраженно.
Я спрашиваю:
— Ты ученая, Лорел?
Она кивает.
— Я рассказывал тебе, — вмешивается Барни. — Она энтомолог.
Лорел добавляет:
— Я изучаю жуков.
Она смотрит вокруг — на деревья, которые все еще в цвету. Солнечный свет проникает сквозь листву и бросает на кирпичный пол теплые пятна.
— Здесь так славно, — говорит она. — Я не видела еще такой квартиры в Нью-Йорке.
Я объясняю ей, что Гринвич-Виллидж не такой, как остальные районы города.
— Это Нью-Йорк в миниатюре, — говорю я.
Когда она спрашивает о табличке «Продается», висящей на этом доме, я рассказываю ей о его владельце, который пытается выкупить арендные взносы у меня и у соседки сверху.
— А как поживает прелестная мисс Рита? — спрашивает Барни.
— Она умерла два года назад. Ей было уже лет девяносто.
— Она была сущим ребенком, — поясняет он Лорел.
— Она была писательницей, — говорю я, глядя на сына.
— А кто теперь живет наверху?
— Ее племянница Джейн.
— Я не смогу жить здесь снова, — говорит Барни. И поет: «Получил я акции земельные в Нью-Йорке».
Я спрашиваю, заходил ли он в Кингстон-Майнз, в блюз-клуб [13] , где он время от времени играл на саксофоне.
— Я числился у них в штате, — роняет он, и мне становится ясно, что он не хочет говорить об этом.
Он откидывается назад и обрывает с герани сухие листья.
— Так как, Нина, насчет званого обеда? — спрашивает Барни.
— То есть?
— Великолепная задумка. Я позову на обед кое-каких подозрительных личностей, — говорит он, имея в виду своих сестер.
Он берет на кухне телефон и выносит к нам. Затем вызывает ресторан и просит:
— Изабель, пожалуйста… Скажите, что ее спрашивает Джерри Тинкайд.
Эти имя и фамилия мне знакомы — я сразу вспоминаю замурзанного дружка Изабель из седьмого класса. Барни придает своему голосу грубые интонации и говорит:
— Малышка, нам нужно встретиться…
Он держит трубку поодаль, чтобы мы услышали смех Изабель. Барни кривляется, болтая с ней, но хочет развеселить и нас. Он поет: «Я построю лестницу в рай» и дальше мычит без слов и марширует, танцует с веткой вместо тросточки. Барни привык быть в центре внимания.
Повесив трубку, он звонит П.
К. в ее офис. Она самый молодой адвокат по защите гражданских прав. С ней Барни становится серьезным.
— Эй, Орешек! — говорит он, улыбаясь при этом Лорел, и уходит с аппаратом в комнату.
Я остаюсь на террасе с Лорел. Возникает долгая пауза. Потом она заводит разговор о снятом мною документальном фильме о привратниках. Барни показывал ей этот фильм, и Лорел говорит, кто из швейцаров ей особенно понравился. Она пристально смотрит на меня, когда я говорю, и слушает очень внимательно.
Барни возвращается и останавливается за стулом Лорел.
— Мы поговорили с П. К., Изабель и ее красавчиком… как же его?
— Кажется, Джанкарло, — припоминаю я.
— Точно! — восклицает он.
— А П. К. приведет Роджера?
— Роджер сдан в архив, — говорит Барни, нежно касаясь шеи и щек Лорел. — Жучок, тебе не хочется соснуть?
Он целует ее в затылок, и мне приходит в голову, что я не видела его таким ласковым с тех пор, как он расстался со своей женой Жюли.
Я говорю Барни, что они могут пожить в моей комнате.
Я делаю там уборку, достаю полотенца, а Лорел помогает застелить кровать свежими простынями. Барни говорит:
— Сейчас я буду убаюкивать ее песнями.
Я возвращаюсь на террасу и начинаю составлять список покупок для вечеринки. Когда Барни выходит из спальни, он не присаживается рядом, а прислоняется к стене.
Мне хочется спросить о Жюли, но я не решаюсь. В присутствии Лорел, отдыхающей в моей комнате, я чувствую себя не в своей тарелке. Жюли была частью нашей семьи, а это так просто не забывается. Наконец я не выдерживаю:
— Ты виделся с Жюли?
— Да. — Он улыбается нахальной улыбкой испорченного мальчишки.
— Как она?
— Прекрасно.
На мой вопросительный взгляд он отвечает:
— В четверг мы обедали вместе: я, Лорел и Жюли.
Теперь он серьезен, о чем-то задумался. Потом спрашивает:
— Как отец?
Барни никогда не интересовался отцом.
Я переспрашиваю:
— Отец?
— Ну да!
Я рассказываю ему, что отец сейчас выставляется в новой галерее. В очень хорошей.
Спрашиваю, не хочет ли он взглянуть на пригласительный билет, и Барни опять отвечает:
— Ну да!
Я беру с подноса для почты изящный пригласительный билет, на котором изображены три крошечных репродукции с картин Бена, и передаю Барни со словами:
— Выставка открывается в следующую пятницу.
Барни рассматривает пригласительный билет:
— Может, и схожу. Там видно будет.
Он сидит напротив, я заканчиваю список.
— Покупками займусь я, — заявляет он.
Я спрашиваю:
— Во что ты превратил моего сына?
Он улыбается.
— Не понимаю, о чем ты.
* * *
П. К. приходит раньше всех. Она прямо с работы, на ней строгий костюм, в руках солидный портфель. П. К. — низенькая толстушка, но выглядит хорошенькой, с нежными чертами ребенка. От подъема по лестнице ее лицо раскраснелось, в глазах — ожидание. Она целует меня и шепчет: «Жюли здесь?»
Я говорю «нет», и она вздыхает.
— Жюли вроде бы сказала «мы». Не понимаю. — На ее лице появляется выражение задумчивости. — Глупо как-то.
— Он приехал с Лорел, — говорю я. — Она очень славная.
— Прекрасная, — отвечает П. К. без всякого энтузиазма. — А где он сам?
— В винном магазине.
Из спальни появляется Лорел, она только что встала.
— Привет! — говорит она.
Мы с П. К. идем на кухню, где она снимает туфли и чулки и надевает мою черную футболку, которая отлично гармонирует с ее плиссированной юбкой.
— Прикольно, — говорит она сама себе.
Я поручаю ей делать салат.
Лорел присоединяется к нам. Теперь она проснулась окончательно, и ее распущенные волосы льются по плечам.
— Чем могу помочь? — спрашивает она, и П. К. поручает ей резать латук.
Барни возвращается из винного магазина. Увидев П. К., он опускает сумки на пороге гостиной и обнимает ее.