— Ну, говори, падла!
Командир группы захвата умел работать с “языками”, потому что ведение допроса в полевых условиях было частью его воинской специальности, которую он постигал еще в училище и после — в частях, на полигонах и армейских сборах. В реальных боевых, там, за линией фронта, когда у тебя на хвосте висят каратели, нет времени “разводить психологию”, там любые методы дозволительны, лишь бы правду узнать.
Через пару минут боевик “развязал язык”, назвав себя. А потом “потек”, потому что выдержать допрос с пристрастием редко кто способен. Он перечислил имена мертвых боевиков, известных ему “пособников” среди местного населения и всех прочих, с кем сводила его война.
Он сказал все, что знал, после чего стал бесполезен.
На большой войне его, сняв с него показания, следовало по-тихому зарезать, труп закопать, а место замаскировать — ну не таскать же его на своем горбу по тылам врага! — а здесь придется сдать с рук на руки в госпиталь, где ему предоставят бесплатную медицинскую помощь, отдельную койку и ручку с бумагой, чтобы он мог катать жалобы военному прокурору, в международный Красный Крест и ООН, от которых придется потом полгода отписываться. Но это уже неизбежные издержки...
Выпотрошенного пленника бросили в машину, под ноги бойцам, а в планшет командира легла еще одна бумажка с именами и приметами трех десятков боевиков, среди которых были не только “чехи”, но и переметнувшиеся на их сторону и принявшие ислам бывшие свои. Против одной из фамилий командир поставил жирную галочку, потому что она не раз уже упоминалась в оперативных источниках. Этого “своего” — перекрещенного “чехами” в Аслана Салаева — следовало взять на особую заметку, так как он был по специальности взрывником, имел славянскую внешность и терять ему было нечего. А раз так, то он был куда опасней многих “чужих”!
И еще в тот же самый планшет, в особое отделение, легла бумага, подписанная вновь завербованным сексотом, где тот выражал добровольное желание сотрудничать с властями, информируя прикрепленного к нему опера о противозаконной деятельности бандформирований и своих соседей. Новым сексотом стал хозяин дома, давший приют бандитам. Отказать русскому командиру в его маленькой просьбе он не мог, потому что тот пригрозил сдать его боевикам, которые на расправу не менее скоры, чем федералы.
— Ну все, поехали! — махнул рукой командир.
В целом операция прошла успешно, хотя бы потому, что прошла без потерь. Еще одна банда была ликвидирована, а федералы совершенно бесплатно приобрели ценного секретного сотрудника, который будет стучать на своих сельчан. Будет — теперь уже никуда не денется!
С информатором, наведшим на бандитский схрон, честно, как и обещали, расплатились долларами. Правда, фальшивыми. Изъятыми во время одной из проводимых федералами зачисток. Но сделаны они были настолько добротно, что вряд ли на базаре, куда Муса их сегодня же понесет, кто-нибудь сможет распознать подделку.
Племянника теперь тоже можно было отпустить.
— Не бойся — получишь ты своего родственника, я договорился. Прямо завтра и получишь! — твердо пообещал русский подполковник. — Только не забудь за это барана мне поставить!
— Конечно, конечно, командир! — горячо пообещал Муса.
Племянника отпустили. Потому что за племянником ничего не числилось. Племянника упекли в изолятор по смехотворной для военного времени статье — хищение военного имущества в не самых крупных размерах. Как будто другие не тащили, причем гораздо больше его! Но сесть почему-то пришлось ему...
Так случилось.
Потому что так должно было случиться. Именно так и никак иначе!..
Племяннику сделали предложение, от которого тот не мог отказаться, — толкнуть на сторону десять цинков патронов. Он получил патроны и тут же был схвачен и препровожден в комендатуру. Гадать о том, как милиция вышла на воров, не приходилось, потому что продавцы сами сообщили им место и время передачи товара. Продавцами, “толкавшими” цинки с боеприпасами, выступили армейские спецназовцы, а милиционеры, которые крутили им и покупателям руки, составляли протоколы и били племянника по лицу и почкам, были не более чем ширмой, служившей для прикрытия спецоперации.
Племянник сел. Дядя стал думать, как вытащить его с нар. Ему подсказали как и еще пообещали денег в обмен на предательство...
Комбинация была не самая изящная, но надежная и безотказная, как автомат Калашникова, — “чехи” закладывали “чехов” за фальшивые чеченские деньги, увязая в сотрудничестве с федералами.
Все прошло как нельзя гладко, и теперь можно было подбивать бабки. В расходной графе была одна бессонная ночь, пятьдесят литров сожженной горючки и несколько использованных по назначению гранат. В доходной — одни сплошные плюсы: дядя, племянник и хозяин дома, приютивший бандитов, “попали на крючок”, боевики — на небо, а командир, предложивший план операции, получил устную благодарность от вышестоящего командования и барана от завербованного им же сексота в качестве взятки за освобождение из-под стражи племянника, арестованного по его же приказу.
Судя по всему, не промах был командир.
Звали его — подполковник Виктор Павлович.
Глава 3
По телевизору опять показывали трупы. По телевизору теперь все время показывают трупы — примерно каждые пятнадцать секунд, если смотреть сразу все каналы. Вниманию телезрителей предлагаются самые изысканные способы лишения человека жизни. Экранных героев режут, душат, рвут, обезглавливают, расстреливают, сжигают, вешают, четвертуют, их давят руками, прессами, трейлерами, танками, сбрасывают с небоскребов, поездов, самолетов и вертолетов, распиливают на куски бензопилами малосимпатичные маньяки, высасывают кровь вампиры и склочные тещи... Причем в самое рейтинговое время — в прайм-тайм. Скучающие зрители пялятся на забрызганные кровью телевизионные экраны, лениво пережевывая бутерброды и даже не испытывая при этом вполне естественного чувства тошноты. Потому что привыкли...
Потом кино заканчивается и начинаются новости. Мало чем отличающиеся от фильмов ужасов. Потому что там тоже показывают трупы. Теперь все более-менее значимые новости связаны с трупами, с той лишь разницей, что эти трупы не целлулоидные, а настоящие, пули не бутафорские, а кровь на экране не из кетчупа, а самая натуральная, человеческая. Хорошо одетые, уважаемые люди — президенты фирм и банков, депутаты и даже сенаторы валяются на грязном асфальте, невидящими глазами уставившись на миллионную телеаудиторию. То, что раньше видели только патологоанатомы и “важняки”, теперь может свободно наблюдать всякий желающий в любое удобное ему время с пятью-десятью повторами в течение дня.
Как-то незаметно на планете Земля взросло новое поколение — поколение виртуальных соглядатаев, для которых чужая смерть не более чем зрелище.
— Смотри, смотри!..
Смотреть нужно было на окровавленного, с нелепо вывернутыми руками и ногами, расстрелянного мертвеца. И еще на одного, который лежал чуть дальше. И еще... Это были не “наши” трупы. “Наши” трупы не показывали, чтобы не омрачать торжество победы. Дикторы на голубых экранах ликовали, как если бы мы вышли в финал Кубка мира по футболу. Мы наконец-то продемонстрировали миру свою силу, лишив жизни несколько десятков людей, причем наших же сограждан.
— Как мы их, а!..
Но не все испытывали радость от вида трупов. Потому что для кого-то это были не просто трупы, а узнаваемые трупы.