Бьернссон потянул посох к себе, выворачивая его вправо, и стражник потянул посох к себе, выворачивая его вправо. Верхняя секция посоха с легким щелчком провернулась на оси, Бьернссон отчаянно вскрикнул и выпустил палку, – тишина.
Стена за раскрытым окном стояла, как прежде, и по широкому навершию, скучая, расхаживал облитый лунным светом часовой. Яшмовый араван сунул руку за пазуху: двое человек за спиной вцепились в запястье мертвой хваткой.
– Что там у вас, святой отец, – раздался насмешливый голос. Из темноты выступил и встал напротив Бьернссона молодой чиновник с завитыми каштановыми волосами. Черт побери! Это был маленький Шаваш, секретарь Стрейтона!
Один из охранников пошарил у Бьернссона за пазухой и, почтительно склонившись, подал Шавашу самодельный револьвер. В этот миг другой человек, размахнувшись, ударил атамана Ниша тяжелым мешочком с песком по голове. Тот повалился наземь, не имея более возможности наблюдать происходящее; он не видел ни Шаваша, ни револьвера; он видел, несомненно, только предавшего его проповедника, покойно кушающего чай. Шаваш отбросил револьвер и взялся за посох. Он схватил его в обе руки и повернул верхнюю секцию, один раз и другой, а потом стал вертеть быстро‑быстро, и ухмылка его делалась все более жуткой.
– Голоса бесов, a? – пропел чиновник и вдруг, со всей силы, крепко и страшно ударил проповедника по губам.
Бьернссон даже не попытался уклониться. Немного погодя он вытер кровь, показавшуюся в уголке рта, и хрипло сказал:
– Наместник Ханалай…
– Наместник Ханалай тут ни при чем, – сощурился Шаваш. С начала и до конца. Впредь советую вам быть умнее и не очень‑то полагаться на удачно подслушанные разговоры.
Бьернссон был слишком потрясен, чтобы думать по‑порядку.
– Не волнуйтесь так, отец Сетакет, – насмешливо сказал Шаваш.
– А я не волнуюсь, – вдруг хрипло засмеялся Бьернссон. – Я давеча волновался, когда выбирал, кому пропадать. И молился: – Господи, сделай так, чтобы пропал один я. А, – махнул рукою яшмовый араван, – вам этого не понять.
– Рад слышать, – отозвался с насмешкой Шаваш, – что боги исполнили вашу молитву.
Двое охранников в парчовых куртках привели Бьернссона в кабинет Сият‑Даша, страшный кабинет, где в цветных витражах плавились и сверкали высокие золотые светильники, и усыпанный камнями и оттого равнодушный бог с рыбьей головой взирал на две выщербинки, оставленные в паркете коленями неутешных просителей. «Умница Шаваш, – с тоской думал землянин, пока охранники устраивали его в кресле. – Экспериментатор. Ведь, скажем, арестуй он меня просто так, – чтобы он мог доказать? Ничего. Радиовзрывателя я ему, во всяком случае, не собрал бы. А если бы он каким‑то образом заполучил в свои руки современный передатчик, что бы случилось? Тоже ничего! Он бы ничего не понял. Бусинка – а разговаривает… Действительно – магия.»
Охранники вышли. Монах сел под равнодушным богом, а Шаваш придвинул свое кресло к Бьернссону и спросил:
– Так кто же вы такие, желтые монахи?
Бьернссон взглянул на него и похолодел. Тот улыбался так же вежливо и предупредительно, как полтора года назад, в тот день, когда Бьернссон явился в управу.
– И когда же вы стали меня подозревать, господин Шаваш?
– С тех пор, как вы пришли в мой кабинет в столице.
«Бог ты мой! Я ведь тогда хотел, клянусь, хотел все сказать. А теперь? А теперь он мне не поверит. Если я скажу ему, что мы здесь не тысячу лет, а четверть века, что все басни о злых оборотнях – это не про нас… Господи, он мне никогда не поверит! Он повесит меня вверх ногами и будет бить до тех пор, пока не до‑бьется тех ответов, которые ему покажутся правильными.»
И Бьернссон потерянным голосом сказал:
– Ох, господин Шаваш! Поверьте, я вам все объясню. Честное слово, к гибели храма мы не имеем никакого отношения…
Старый монах полез из кресла. Кажется, он хотел вцепиться подлому бесу в горло. Шаваш вдруг мягко, но протестующе вскинул вверх руки.
– Помилуйте, – сказал чиновник, – что за объяснения между уважающими друг друга людьми. Я прекрасно понимаю, что желтые монахи никогда ни во что не вмешивались. Я прекрасно понимаю, что даже если вы, кто бы вы ни были, во что‑то вмешивались, то все равно намерены это отрицать. Я также полагаю, что, каковы бы ни была ваша политика, вы не хотели бы изменять ее.
Шаваш оглянулся на монаха‑шакуника, и тот тяжело сел на место. «Господи! – понял Бьернссон. – Он не доверяет этому монаху, помимо всего прочего!»
– Чего ж вы от меня хотите? – тупо спросил Бьернссон.
– Как чего? Чего все хотят – золота! – брякнул Шаваш.
Бьернссон вытаращил глаза.
– Золота, – нагло сказал чиновник. – Уж кто‑то, а вы‑то философский камень изготовить можете! Это мне и отец Адуш сказал.
– Поверьте, – поддакнул сбоку отец Адуш, – мы бы никогда не осмелились так пугать вас, если бы вы сделали Сият‑Дашу золото. А вы взамен затеяли эти фокусы со взрывчаткой!
Глаза Бьернссона стали от удивления как две репы. Ай да чиновник! Пусть миру будет карачун, а мне – скатерть‑самобранка! На физика словно дерьмом пахнуло.
– Я бы, – сказал он нахально, – на вашем месте просил бы о счастии для народа.
Шаваш прищурился. Маска старательного чиновника словно слетела с него.
– Я, – ухмыльнулся Шаваш, – всегда обожал сказки. В сказках часто рассказывается о том, как крестьянин выпросил у духа неразменный кошелек, и никогда – о том, как крестьянин выпросил у духа счастья для народа. Это уже совсем другой жанр. Это уже не сказка, а хроника – восшествие на престол государя Иршахчана.
Даже Бьернссона покоробило от такого отзыва о государе. В этот миг запела у двери медная тарелочка. Вошел стражник, зашептал, – посыльный от аравана Фрасака, с важнейшими вестями. Шаваш подумал, извинился и вышел.
Над усадьбой лежала вышивка созвездий, пахло свежим сеном и струганым деревом. Шаваш узнал в посыльном самого племянника аравана.
– Араван Фрасак арестовал Арфарру, – сказал посыльный, – что прикажете делать?
Шаваш молчал мгновение, ошеломленный. «Ах да, – вспомнил он глупейший приказ аравана, который, невесть откуда прослышав о желании Шаваша, решил ему угодить. – Мне же еще целый выводок Арфарр навезут».
Шаваш пробежал глазами описание примет.
– Очень благодарен аравану за извещение, – сказал Шаваш торопливо, – но это не тот Арфарра, который мне нужен. Отшельники вечно пробавляются этим именем.
Племянник заговорщически растопырил глаза и зашептал:
– Господин инспектор, – это тот Арфарра, настоящий!
И ткнул в руки ошеломленному Шавашу целую укладку с бумагами отшельника, захваченную в горной избушке.
– Араван Фрасак и думать не мог, – продолжал племянник, – что нам на долю выпадет такая удача.