Люди бают — с рыбами разговаривала, а что синие огни в ее окнах то и дело горели, так это уж точно. Королю Аргентарию, бедняге, пришлось-таки переспать с ней, ведь надо же продолжить династию — она и принялась вить себе гнездышко. Властности в ней не убавилось, только теперь под ее началом было рыбацкое хозяйство Вагея, а не Скроби, которым она правила от имени батюшки-герцога. Представляешь, королева сама покупала капусту и торговалась, говорят, до последнего медного айна. И без конца заставляла слуг рассаживать вокруг дома деревья да всякие там цветочки. Хорошо жилось в те дни на Джентебби! Милостива была Край и щедра, ведьма там или не ведьма. И она ждала к себе короля…
А король объявился в Ставорне самое позднее через неделю после того, как последнего язычника спихнули в море со скал у Большого Лектиса. И, понимаешь, прямым ходом — к Астли. И кто же вы думаете встретил его прямо в воротах? Ясное дело, Ланхейра, и ему показалось, будто они с ней вот только что собирали черепки с пола… даже платье на ней, и то было то самое. Уж знала, верно, что он к ней заявится. Я вам, ребята, вот что скажу: по части предвидений даже королю с влюбленной женщиной не равняться.
«Входите, ваше величество, — говорит она Аргентарию. — Три года мы вас не видели…»
«Долгий срок, — ответил он и пошел в комнату к синдику. И когда они с Астли остались вдвоем, он сказал ему: — Настанет ли хоть один-единственный день, когда я смогу не думать о долге? Я освободил Дейларну, а сам попал в кабалу…»
Астли долго сидел молча, потягивая сладкое вино и размышляя.
«Остров Вагей, — сказал он наконец, — лежит как раз на полпути между Дейларной и Стассией. Красивое место и подходящее для столицы двух королевств. Двое, испившие из Колодца, сумели бы прожить там счастливую жизнь… умиротворенную жизнь.»
«Счастливую? Умиротворенную? — вскричал Аргентарий в точности как три года назад. — Отдать этой ведьме то, что мне самому больше не принадлежит
— мое сердце? — Старик не ответил, и он продолжал с отчаянием: — Тот раз у меня был хотя бы выбор. А теперь?»
«Чем ближе к вершинам, тем круче становятся горы, — промолвил мудрец. — Ну, да не мне объяснять тебе это. Решай сам, что для тебя дороже — женская любовь или корона.»
«Да плевать я хотел и на корону, и на королевство! — вспылил Аргентарий. — Пусть герцог Микал… — Но заметил улыбку Астли и сник: — Да, конечно, ты прав, он сразу окажется под ее каблуком, и не я один от этого пострадаю. О Небо, осталось ли еще в этом мире хоть что-нибудь незамаранное?..»
Астли так ничего ему и не ответил. Король покинул его и уехал в Малый Лектис, и Ланхейра отправилась туда с ним.
Там они прожили почти целый год в любви и полном согласии, и она родила ему сынка по имени Моркар. Однако потом пришла весть о немирье между Бабоем и Пермандосом, причем оба города выслала корабли и нещадно грабили берега. Аргентарий действовал решительно, как всегда. Вышел в море, передав баронам приказ присоединяться. Ланхейре же было ведено ехать в Стассию, во дворец, и там ждать его возвращения. Королева Край выведала обо всем этом у мореходов Джентебби — ведь это наши посудины переправляли мариоланское ополчение на войну. И вот она собирает своих приспешников, этих синемордых из Ураведу, и отправляется Ланхейре наперерез. И как раз подгадала, должно быть, не без колдовства, — застигла ее в шхерах возле устья Наара. Да, злое дело там совершилось: на корабле Ланхейры перерезали всех, кроме ее самой и сынишки. Их двоих бросили в море, да еще распустили слух, будто это дело рук пермандосских пиратов. Вот так…
Одного только не учла королева Край, — в тамошних шхерах самая рыба, а где рыба, там и рыбаки.
И вот один вагейский кораблик набрел, понимаешь, на судно, полное трупов, а неподалеку нашли и Ланхейру, — она все еще держалась на воде, завернув сына в свой плащ. Дело было к осени, и она простыла насмерть, бедняжка, но перед смертью успела-таки рассказать, что с ними на самом деле случилось. Говорят, когда королю Аргентарию передали, он сразу кинулся на Вагей, и по дороге люди мало что от него слышали, кроме приказов. Он велел привести королеву на площадь, и весь остров сбежался взглянуть, как ее будут судить. Что ж, Аргентарий задал ей только один вопрос: «За что?»
«За то, что ты презрел мою любовь, — ответила Край. — Попробуй-ка презреть мою ненависть! О, я отомщу, и это будет славная месть! Ты, побрезговавший испить со мной из Колодца, породишь династию королей, даже императоров, — но все будут с червоточинкой, все будут тщетно пить и пить из Колодца, стремясь к недосягаемому умиротворению и взыскуя славы, которой не достойны… А эти рыбаки — вас, неблагодарные, ответившие предательством на мою щедрость — вас я проклинаю! От рук морских демонов познаете вы Хохочущий Ужас!..»
Ей позволили уложить волосы по-ураведийски и перерезали горло. Мы, рыбаки, получили от Аргентария вечную хартию вольности. Герцог Микал удалился от двора и выстроил себе замок на самой границе с Миктоном; от него пошли герцоги Ос Эригу. И все это истинная правда — так рассказывал мне мой дедушка, Гийор Седовласый.
— А что сталось с Моркаром? — спросил Эйрар.
— Да ничего хорошего. Моркар и его сын сделались пиратами. В царствование Аурункулия оба попались лотайским купцам и угодили на виселицу. Ну, хватит болтать, пошли-ка на палубу! Слышишь, кричат? Должно быть, Вагей уже показался.
7. СНОВА НА ЙОЛЕ. ПОДАРКИ И ОТДАРКИ
Над морем вовсю светила луна; оказывается, они уже входили в лагуну. Вагей высился впереди, похожий на спящего сфинкса. Между каменными лапами, далеко вытянутыми вперед, было удивительно тихо — рыбаки, переговариваясь, вытаскивали весла. Домики на берегу казались плоскими в лунном пепельном свете: казалось, дремлющий сфинкс надел ожерелье.
— Она жила вон там, за горой, — вытянул руку рассказчик. — С тех пор там никто так и не поселился.
Эйрар промолчал. Слабость и дурнота, причиненные колдовством, почти улетучились, но поздний час и резкий ночной холод вызывали неодолимую зевоту. Весла мерно поскрипывали: не занятые греблей спускали и сворачивали паруса. Всматриваясь, Эйрар разглядел на берегу фигурки встречавших. Неподвижно и молча стояли они у края причала. Неверный свет делал их похожими на сгрудившихся детей.
— Твои?.. — спросил он старого Рудра. Тот проследил направление его взгляда… и вдруг заорал, что было мочи:
— Лево руля!.. Демоны! Морские демоны!.. Лево руля, говорю! Эй там, внизу, не жалеть весел!..
Кормчий с руганью навалился на руль, разворачивая суденышко. Рыбаки лихорадочно прятали последние паруса, втаскивали на борт весла и кувырком скатывались в палубные люки — а странные существа между тем были уже в воде и стремительно плыли навстречу, высоко держа круглые головы и почти не поднимая волны. Эйрар сунул руку в кошель, судорожно ища Книгу… Проклятие! — она осталась внизу, в каюте, в седельной сумке. Где-то рядом грохнула крышка люка, раздался испуганный крик:
— Откройте! Впустите меня! Впустите!.. — И вот уже морской демон взлетел на палубу йолы по оставленному кем-то веслу и кинулся прямо к несчастному, протягивая короткопалые ручки.
Рыбак кинулся было бежать, но тварь оказалась проворней. Настигнутый зашелся жутким хохочущим криком. Голос его сорвался на визг. И вновь дикий, нечеловеческий смех сумасшедшего…
— Шевелись, чародей!.. Сюда!.. — позвал голос Рудра из приоткрытого люка. Но Эйрар, не слушая, со всех ног пролетел мимо него к гарпунам, сложенным на козлах у мачты.