Не хочу делать крюк.
— Торопишься?
— Да.
Шалрою было страшно. И по мере приближения к родным местам тревога его росла. Дурные предчувствия одолевали пастуха.
— Большая ли деревня у вас? — спросил Малыш.
— Больше двадцати дворов. И стадо большое было.
— А людей сколько?
— Сколько скотины, столько и людей.
— Жарко! — выдохнул Буйвол, из-под руки глянув на белое солнце.
— Мы привыкли…
Буйвол хромал. Малыш с тревогой поглядывал на друга.
— Ты в порядке? — не выдержав, вновь спросил он. Буйвол промолчал. Потом вдруг улыбнулся широко и ответил:
— Я привык.
За день они дважды делали короткие привалы.
Первый раз отдохнули в тени безлистной акации на берегу безводного ручья. Грязь на пересохшем дне растрескалась, расслоилась тонкими пластинками. Когда уже собрались уходить, Малыш без всякой цели перебежал на другой берег и вернулся — листики высохшей грязи хрустели под ногами, словно льдинки ломались.
Второй раз отдыхали под открытым небом. Покрасневшее солнце уже опускалось к горам, было не так жарко. Воды оставалось совсем немного, потому решили идти ночью. Малыш и Буйвол дремали, Шалрою не спалось — тревожные мысли не давали. Когда стемнело, пастух разбудил наемников, и они тронулись дальше.
Шли всю ночь. Утром, ненадолго остановившись, допили воду.
— Теперь совсем рядом, — сказал Шалрой, и сердце его заколотилось сильней. — Совсем рядом… — негромко повторил он.
Выгоревшая степь выглядела точно так же, что и час назад, день назад. Непонятно было, как ориентируется здесь пастух, но Малыш и Буйвол уточнять не стали. Родные места знаешь сердцем.
Из-за гор поднималось алое солнце, опухшее, неровное, словно бы помятое. Воздух был неподвижен. В сухой траве неуверенно стрекотали цикады, затихая, когда рядом проходили люди.
— Благодать, — сказал Малыш.
Буйвол выразительно хмыкнул и почесал переносицу. Воды не было. А поднимающееся солнце снова наливалось жаром.
Деревню было видно издалека — небольшие дома с низкими покатыми крышами, лабиринты изгородей на огородах, несколько высоких деревьев с побуревшими редкими кронами. Шалрой не отрываясь смотрел вперед, он надеялся разглядеть там хоть какое-то движение, какой-нибудь признак, что деревня жива. Пока он ничего не видел. И невольно ускорял шаг.
— Погоди, — окрикнул пастуха прихрамывающий Буйвол. — Не гони.
Шалрой остановился, обернулся.
— Я не был дома почти две декады, — голос его чуть дрожал. — Может, там… Может, там уже никого нет?
— Если там никого нет, тогда тем более незачем спешить, — заметил Буйвол.
— Будем осмотрительны, — сказал Малыш.
— Да, — Шалрой кивнул. — Хорошо. Я понимаю.
Дальше они шли не торопясь. Плечом к плечу. Молча. Вглядываясь в далекую деревню.
Малыш больше не улыбался. Лицо его закаменело. Глаза превратились в узкие щелочки.
— Видишь что-нибудь? — спросил Буйвол.
— Куры, — ответил лучник.
До первых огородов было никак не меньше двух километров. Полчаса ходу.
— Человек… — негромко сказал Малыш и, помолчав какое-то время, уточнил: — Женщина.
Через десять минут Буйвол подтвердил:
— Вижу.
— Это Риша, — неуверенно сказал Шалрой. — Кажется, это она.
Малыш остановился.
— Что? — насторожился Буйвол.
— Не знаю… Собак не видно… У вас же есть собаки?
— Да, — ответил Шалрой.
— Как же без них.
— Собак не вижу. И не слышу… Подождем…
— Подождем, — согласился Буйвол.
Шалрой спорить не стал. Он вдруг вспомнил чужака — вора и убийцу, — его кривую ухмылку, прищур глаз. И его слова: “…потом я начну искать тебя, меченый…”
Они стояли долго. Солнце пекло им головы, жарило плечи, но они не замечали этого. Им хотелось есть и пить, но они об этом забыли. Они пристально следили за деревней.
Какая-то женщина вышла из крайнего дома, направилась на дальнюю сторону селения, скрылась из вида. Поднимая пыль, распугивая кур, в сторону огородов пробежали два мальчика. Открылось окно, кто-то выглянул на улицу. В тени дерева уселся старик…
— Вроде бы все спокойно, — наконец сказал Малыш. — Только вот собак не видать.
— Ну так что? — спросил Буйвол. — Идем?
— Пошли.
Никто не вышел их встречать. Напротив, люди, которые были на улице, завидя приближающихся чужаков, попрятались в домах. Только старик, что сидел, прислонившись к стволу сохнущего тополя, не двинулся с места.
— Неужели это ты, Шалрой? — проскрежетал он, когда его еще никто не мог слышать. — А мы-то думали, что больше никогда тебя не увидим…
Путники шли мимо домов по пыльной дороге, которую следовало назвать тропой. Малыш озирался. Буйвол смотрел прямо. Шалрой хмурился. Он чувствовал, что что-то изменилось. Собак действительно не было. Что это должно означать? Неужели?..
— Они были здесь?
Старик, что сидел под деревом, тяжело поднялся, вышел на дорогу, обнял Шалроя, отстранился, сказал негромко, качая головой:
— Твой отец…
— Я знаю. И Харим. И Рахель.
— Мы нашли их. Но тебя там не было.
— Я выжил.
— Те люди… Они были здесь.
— Были? Когда?
— Семь дней назад. Пришли и перестреляли всех собак. Сильно избили Наерха и Тарума. Убили Руата, он заступился за свою жену. Они издевались над ней.
Шалрой побледнел.
— Айхия! Что с ней?
— Она спряталась. И прячется сейчас.
— Где? Где она?
— Дома.
— С ней все в порядке?
— Да… Все в порядке. С ней… Но не с нами… Не с нами… Так что нам теперь делать, Шалрой?
— Я не знаю… Но, может быть, знают они, — Шалрой мотнул головой в сторону Малыша и Буйвола, молчаливо ждущих, когда на них обратят внимание.
— Они? — Старик посмотрел на чужаков, словно только что их заметил. — Кто это?
— Они помогут нам.
— Ты нанял воинов?
— Да.
— Зачем? Чтобы отомстить?
— Нет. Не только. Чтобы вернуть стадо.
— Вернуть стадо… — задумчиво повторил старик. Помолчал. Посмотрел на небо. И сказал:
— Тогда пойдемте. Поговорим.
Старика звали Халтет. Был он худ и беззуб. Босые ноги его обросли коростой. Желто-черные ногти выпирали, словно крошащиеся камни. Его крючковатый нос был сворочен набок. Угол иссохшего рта подрагивал. Заскорузлые пальцы постоянно искали что-то в серой спутанной бороде.
Старик был безобразен.
Но дома у него было чисто.
На окнах висели льняные занавески, кровати были аккуратно убраны, на столе — скатерть, на полу — многоцветные тряпичные дорожки, на стенах — широкие доски с затейливой резьбой и соломенные циновки.
Халтет был старостой деревни. И вся деревня следила за порядком в его доме…
Старик принимал гостей. Все сидели за накрытым столом, пили травяной настой, хорошо утоляющий жажду, ели холодную кашу из проращенных пшеничных зерен.