Ненавижу пьяное состояние, а сухого шампанского вина – можно, по бокальчику с Шонной...
Заходим. Ну и запах в лягавках, такой специфический... Навевает компульсивное желание повернуться и бежать, прижав уши к спине.
– Лейтенант Палмер, слушаю вас.
– Добрый день. Я по звонку... – Мама дорогая! Я ведь этого «летеху» знаю... Вот это да, вот это мы с Карлом «напробивали инфы»... Карлу простительно... Да и мне, строго говоря, фамилия Палмер как-то сбоку, в Бабилоне десятки тысяч этих палмеров... Личное знакомство позволяет куда проще решать разные-всякие щекотливые проблемы и я в первый момент искренне обрадовался.
– Ого! – говорю. – Вот так встреча. Палмер, Санди Палмер!.. Смотрю, лейтенант слегка подрастерялся, не догоняет... Ну, я ему напомнил школу нашу, что мы в параллельных классах учились... Вспомнил, куда он денется. И, надо сказать, тоже обрадовался. И тоже в первый момент. А дальше нас обоих слегка проняло состояние взаимной неловкости: я за пьянчугу отца приехал хлопотать, а он – начальник, а может даже и замначальника обычного грязного районного оделения полиции, пьянчуг отлавливает... Так что нам с ним нет никакого смысла друг перед другом пыжиться, а надо без лишних формальностей восстановить и использовать былую дружбу. Дружбы как таковой не было, но мы никогда не враждовали, друг друга в лицо признали, на одних и тех же телок на танцах зарились... Да неужели не договоримся по-доброму?
Все вышло как по писаному, услуги Карла вовсе не понадобились и мы с Санди дружными кивками позволили ему смотаться по другим своим делам.
Отец выглядел ужасно: весь провонял черт знает чем, видно что побит, глаза пустые и почти мертвые... Это мой отец, весь в отрепьях, беззубый, седые лохмы клочьями. Немытый.
У них, в тридцать первом отделении, проблема наклюнулась: надо срочно искать виновных в «глухом» ограблении, срочно дело закрывать, чтобы районные показатели к празднику не полетели вниз; сроки жесткие, и фигурантов выбирать не приходится. Но, как я понимаю, «синяков» у них полно в округе, места бездефицитные, так что – заменят, без проблем.
Дружба дружбой, а Сэнди я все-таки сунул пятисотку, да патрульному сотнягу. Патрульному я мог бы и не давать, тем более, что этот шакал, похоже, бате моему приложил между рог, но.. Мало ли, что... Ну, на всякий случай. Пусть кто-то где-то из стражей порядка будет слегка прикормлен. Не он – другой бы ударил, все они одинаковые.
Распрощались мы с блюстителями закона и уличной нравственности, да и покинули помещение. Что делать дальше, Господи, Боже мой? Не очень-то я и рассчитываю на помощь Всевышнего, не сказать, чтобы и верил в него горячо, но вот – упоминаю всуе. Надо предка домой завезти, да отмыть, да переодеть, да покормить... Что я еще могу? Не у себя же поселять? Матушку мою Шонна уважает, хотя и без тепла в душе, а папашу – всегда терпеть не могла и никогда этого от меня не скрывала. Но здесь – особый случай, она меня должна понять, тем более, что все мое семейство сейчас вне дома, в гостях у ее родителей... Не будет он у нас жить, это не обсуждается, но завернуть домой к нам, просто навестить, никому не мешая... Короче, поехали, там разберемся.
– Тебе куда? Не возражаешь, я включу музыку? – врубаю кассету с Роллингами и, пока они страдают по Анджеле Дэвис, а папаша мой собирается с нелегкими мыслями, делаю ему предложение зайти ко мне в гости... Честно говоря, я был абсолютно уверен в двух вещах: что мне предельно не хочется везти его к себе домой, и что он поломается и согласится. Только наполовину угадал: заупрямился батя намертво, ни в какую! Естественно, чем больше он упирался, тем сильнее пронимал меня стыд за собственную черствость и жлобство. Лучше бы я втихомолку досадовал и чертыхался на его согласие, чем вот так... Уперся, да, и потребовал его высадить.
Что я мог сделать в этой ситуации? Ну, высадил посреди Морского шоссе, у Островов. Где он тут живет – черт его знает... В таком виде он и двухсот метров не пройдет, полиция вновь подберет. Хотя... Поживиться с него нечем, вроде и не пьяный, разве что перегаром от него... И сунул я ему сотню, насильно запихнул, можно сказать... Я бы и больше дал, но кроме сотен были у меня две пятисотенных, «пятихатку» же ему давать – опять я зажлобился... И не в жадности одной дело, а как бы... не в толк давать такие суммы такому человеку. Сотню-то он так-сяк еще переварит в привычном для себя образе жизни, а с пятисотенной – обязательно нарвется на неприятности, хотя бы и при размене...
Я нажал на газ, утешая себя мыслями о собственной «хорошести», а сам приспустил окошко до упора, чтобы салон в моторе как следует проветрился... Еду и думаю: рассказывать Шонне о сегодняшнем «приключении», или не стоит?
И так мне вдруг не понравились мои мысли и сомнения – хоть в морду себя бей! С родным отцом общаюсь – хомячу, крою какие-то хитрости, талеры экономлю, перед Шонной отмазы планирую, вместо того, чтобы от сердца к сердцу поведать то, что накопилось, не скрывая и не приукрашивая. Разве так можно? Я же не на работе – притворяться чтобы да кривляться. В висках гудит, в кончиках пальцев потрескивает – дурной знак для моего ва. А бензин совсем уже на нуле, и я сворачиваю к первой же заправке, хотя «фибойловский» бензин вот уже неделю как недолюбливаю за его хромое октановое число: моему «вольвику» «барса» подавай, или «полиневию».
На мою удачу подвалили вслед за мной к стойке оплаты два полупьяных мужичка из гангстерованных, типичные, с модными татуировками на открытых предплечьях, с золотыми цепями на гладких шеях... Рожи нахальные, бицепсы внушительные... Таких и трезвых испугаешься. Я никого из них не пихал, взглядами не подначивал, ничем или почти ничем не провоцировал. Но стоило одному из них «алекнуть» с матюгами, что я недостаточно быстро сдачу из блюдечка забираю, так я уж перестал далее сдерживаться. Но и словам воли не дал, что толку – хамство плодить? Хам – это тот же эксгибиционист, только высовывает язык вместо гениталиев. Если же вы в ответ достанете свой – окружающие могут принять вашу дискуссию за групповик. Эта заправка не моя привычная, место глухое, лягавых не видать... Гляжу в блюдце – вся сдача медяками и никелем. Мелочью можно набрать любую сумму, любую купюру – и талер, и сто, и тысячу. Но попробуйте швырнуть попеременно то и это кому-нибудь в лицо – и вы увидите разницу. Короче, я мелочь из блюдечка выплеснул на ближайшую харю и в десять с небольшим секунд положил каждого в глубокий нокаут.
– Ты чем-то недоволен? – опять к стойке подхожу. Но паренек за кассой просто молодцом держится: отреагировал спокойно и совершенно нейтрально.
– Нет, все нормально. Только шумно.
Смотрю – ни к телефону, ни к кнопке не тянется. Чувак с заправки – сквозь витрину бдительно таращится, но тоже никаких суетливых движений из себя не выпускает...
– За шум извини. На, вели за ними прибрать, когда очнутся. И объясни им, если захочешь, что нельзя за руль в пьяном виде.
Положил я со сдачи сотенную на стойку – и парнишка благодарно улыбнулся мне на прощание. Еще бы: тут ему и зрелище, и калорийная халява. Да еще и мелочь с пола подметет в свою пользу, наверняка он и за уборщика, когда посетителей не густо.
У парней «кадильник», кадиллак в просторечии: точно – гангстера из сопливых. За рулем у них никого, значит оба и зашли внутрь, отлить, вероятно... Наверняка начнут выяснять у заправщиков номер моего мотора, но те, как правило, ребята тертые и подобных глупостей не запоминают. А хотя бы и вложили – я не боюсь. Зато какая чудесная эмоциональная разгрузка, просто гора с плеч.