Ильмо миновал опушку леса — и неожиданно увидел перед собой частокол. Определенно, жители Калева времени не теряли. Последний раз, когда он навещал родичей — а это случилось более месяца назад, — ничего подобного здесь не было. Все и так знали: вот лес, а вот земли рода Калева, так было и будет во веки веков. Раньше селение окружала хлипкая ограда из жердей, только чтобы глупая скотина не уходила в лес. А теперь деревня ощетинилась в сторону Тапиолы заточенными кольями. С другой стороны ее охраняла надежная преграда — река.
Ильмо уже не удивился, когда вместо старой рогатки, что вечно стояла сдвинутой к обочине, обнаружил настоящие ворота — навесные, двустворчатые, в человеческий рост высотой. У обочин были вкопаны колья, увенчанные черепами жертвенных коров и коз. Эти колья торчали здесь и раньше. В положенные дни животных отводили в лес и оставляли там на корм диким зверям, а потом забирали кости и вешали черепа, в напоминание Тапио. Но теперь к ним добавились две высокие жердины, на которых кто-то повесил новые черепа — человеческие.
Ильмо в первый миг даже струхнул. Пригляделся — и перевел дух: черепа были очень старые. «Это, наверно, те головы, что принесли с войны», — сообразил он. Пятнадцать лет назад роду Калева повезло — в междоусобице он участвовал на стороне Унтамо, а не его несчастного брата. Противникам досталась смерть, победители вернулись с богатой добычей. Некоторые, как староста Антеро, привезли из дальних краев жен. А иные — должно быть, не самые умные — приволокли вываренные черепа врагов, чтобы по воинскому обычаю украсить ими свои ворота. Но черепа в деревне не прижились. Прошло немного времени, вояки успокоились, и старейшины потребовали убрать пакость с глаз подальше. Похоже, пакость понадобилась снова. Обе мертвые головы были ярко раскрашены — не иначе как постаралась ведунья Локка. Узор был разный. На правом красный — для битвы, на левом синий, с белым Глазом Укко на лбу — против хийси. На череп воина кто-то нахлобучил ржавый шлем.
Ильмо подошел к воротам и поклонился мертвым сторожам.
— Я иду из Тапиолы, я чист! — произнес он ритуальные слова.
Проходя мимо черепов, глядевших на него пустыми глазницами, Ильмо неожиданно показался сам себе каким-то чудовищем, выбравшимся из леса в человеческие земли. Впрочем, через ворота он перелез без особого труда. Если там и были наложены чары, на него они не подействовали.
Селение Калева раскинулось на излучине лесной речки Яннего, или Звонкой. Далеко в верховьях Яннего звенела и грохотала на порогах, но деревню огибала широкой лентой медленной черной воды. Хлипкие пристани тянулись из камышей, как вывешенные на просушку деревянные половики, и у каждой покачивалось по две-три лодки-долбленки. Вдоль берега под навесами сушились сети. Наверху, на крутом берегу, за частоколами и огородами, просторно стояли большие темные избы. Раскидистые священные рябины, хранители очага, клонились к земле, усыпанные кровавыми гроздьями. Когда-то лучшие из этих изб принадлежали колдунам-охотникам, которыми славился род Калева. Но с тех пор, как сгинул последний из них, уже четверть века прошло.
На самом высоком месте, над обрывом, высился небольшой курган — жилище предка-покровителя рода Калева. На кургане торчал деревянный столб, украшенный вязью охранных рун, главной из которых была мощная руна «земля предков». Верхушку столба венчала грубо вырезанная голова самого первопредка Калева: борода веником из-под берестяной личины. В основании столба лежал камень, похожий то ли на перепелиное яйцо, то ли на раздувшуюся лягушку. На камне пестрели неопрятные следы подношений. Старики утверждали, что камень этот родила земля, и это есть образ первоматери рода, супруги предка Калева.
О том, как возник на свете род Калева, одного мнения не существовало. Из поколения в поколение передавали в роду легенду о том, как давным-давно, во Времена Сновидений, верховный бог Укко в образе лягушки упал с пня, и на него наступил медведь. Покинув бренные останки, Укко долго думал, на что бы их употребить, в конце концов придумал — и смастерил из них человека. Так на свет появился первопредок Калева, а от него пошли все северные карьяла.
Еще рассказывали иначе. Однажды Укко облачился в лягушачью кожу (зачем, то было ведомо только ему одному), да и свалился с пня прямо под ноги медведю (пути богов неисповедимы). В это время мимо проходил райден по имени Калева. Он как раз думал, не обзавестись ли ему семьей, но вот беда — других людей на свете тогда еще не появилось. Увидев медведя, отважный охотник застрелил его. В тот же миг Укко принял свой истинный облик и сказал, что исполнит любое желание спасителя. Калева пожелал жену. Укко задумчиво посмотрел на останки лягушки… Так на свете появились северные карьяла.
Вообще, преданий и баек о Калева и временах творения среди карьяла ходило неисчислимое множество. Умалчивалось в них только об одном — почему Калева носит берестяную личину.
В самой древней части селения, за высоким полусгнившим частоколом с резными воротами стояла большая изба. Когда-то ею владел отец Ильмо. Он же превратил свое жилище в крепость, закляв избу от хийси. Стены дома, сложенные из кондовых
сосновых стволов, стали от времени бархатисто-черными, как сажа. По воротам и наличникам летели табуны огненных коней, на воротах были вырезаны знаки луны и солнца. И повсюду, от крыльца до конька, где едва заметно, стертый временем, а где ярко и жутко, смотрел белый глаз с черным зрачком — Глаз Укко, оберегающий от зла.
Отец Ильмо умер более пятнадцати лет назад от ран, полученных на войне. После его смерти дом перешел к Куйво, его младшему брату, дяде Ильмо. Куйво, никогда не имевший склонности к ратным подвигам, вел хозяйство спустя рукава, так же относясь и к воспитанию осиротевшего племянника. Ильмо, вместо того чтобы набираться около дяди рыболовецкой премудрости, сначала пытался набиться в ученики к Вяйнемейнену, а потом и вовсе перебрался в Тапиолу. Старинный зачарованный дом понемногу пришел в упадок. Шестикрылые птицы и огненные кони бледнели и выцветали под снегом и дождем и постепенно покидали стены дома, переселяясь, должно быть, в более подходящие места.
Ильмо задами подобрался к отцовской избе, проскользнул в приоткрытые ворота, откинул закрывающую вход лосиную шкуру и сунул голову в душную темноту сеней.
— Эй, дядюшка! — позвал он шепотом, чтобы не разбудить детей.
— Медведь тебе дядюшка, — глухо послышалось изнутри. — Сейчас как огрею по спине оглоблей, чтобы не орал над ухом ни свет ни заря…
— Братец пришел! — раздался сонный голосок одной из маленьких сестер Ильмо.
— Ш-ш-ш! Нет там никого! Братец ваш в Тапиоле! Детские голоса умолкли. Вскоре в сенях показался Куйво. Приземистый, бородатый, как словен, он был похож на племянника только темной рыжиной волос. Внимательно оглядев Ильмо, он кивнул, но хмурое выражение с лица не убрал.
— Вот принесла нелегкая… — Куйво подошел к бочке с водой и плеснул себе в лицо. — Ты чего явился, бродяга? Чего тебе в лесу не сидится?
— Руку обжег, — ответил Ильмо, удивленный нелюбезным приемом. — Встретил хийси, вот и пришлось их…
— Стало быть, будешь на моей шее сидеть, пока не заживет?
— Еще чего, — обиделся Ильмо. — Я к Вяйно пойду. Где он сейчас? На своей горе?
— Куда ж ему деться? Сходи к нему, сходи. Да прямо сейчас и отправляйся. Э нет, в избу не ходи! Подожди-ка…
Умывшись, Куйво зашел в избу и сразу вернулся обратно с пирогом в руках.
— Возьми — и ступай отсюда, пока народ глаза не продрал. Да не улицей, а тишком, огородами. А вечером, после заката, так уж и быть, приходи ужинать — только чтобы никто не заметил.
— Дядя, — не выдержал Ильмо, — да что у вас здесь творится? Кого ни встречу, все меня гонят прочь из деревни!
— Всё от проклятой ворожбы, все беды от нее! — назидательно сказал Куйво. — Ходил бы на рыбный промысел, как все добрые люди, или землю пахал, так нет же, потянуло бродягу в Тапиолу, к нечисти поближе! И чем все кончится? Хорошо, если просто отметелят и выгонят взашей за околицу! А если, как старики советуют: вбить рябиновый гвоздь в макушку, обмотать соломой и сжечь?
— Меня?!
— А то кого же? Слушай, Ильмо, что люди говорят. Три дня назад многомудрой Локке явился наш пращур Калева в лягушачьем облике и предрек…
Ильмо расхохотался.
— Ах, Локка — вот оно что! Нашли кого слушать! Локка — завистливая, вредная старуха, от нее одно беспокойство. В следующий раз, когда явится со своими пророчествами, скажи ей: великий райден Ильмаринен благодарит за «добрые слова» и просит передать вот это, — Ильмо сложил из пальцев некую устрашающую загогулину. — А на другой день здоровьем ее поинтересуйся.
Куйво ухмыльнулся, но снова помрачнел.
— Тебе, бездельнику, все бы хиханьки да хаханьки. Появлялся бы в родных местах почаще, так узнал — у нас уж месяц как никто в лес не выходит, разве что вдоль опушки и солнечным днем. А ночью за околицу никого и дубьем не выгонишь. Черепа-то видел?
— Конечно!
— Знаешь, почему их там повесили? Чтобы тот, кто приходит из Тапиолы… — Куйво глянул племяннику через плечо и умолк.