Один спросит, другой пожалеет, третий посмеется. Пусть, думаю, со мной на складе, от глаз подальше, поработает. А после обеда рейсов будет меньше, тогда и на заправку его можно будет поставить.
Дал я ему рукавицы брезентовые, и давай мы с ним эти бочки катать... Он, конечно, бычок крепенький – я его недаром все на штангу тяну, но привычки у него нету. Хотите – смейтесь, хотите – нет, но двухсотлитровые бочки кантовать – это наука целая. Тут столько тонкостей, что и не перечислишь.
Но надо честно сказать, мы с Димкой сработались быстро. Он паренек понятливый.
А солнце печет!.. Так в воздухе и дрожит все от жары.
Сняли мы с ним комбинезоны с плеч, завязали их на поясе рукавами и тягаем бочки на эстакаду. И, что интересно, он – такой обычно общительный, разговорчивый, и вообще у нас с ним отношения хорошие – тут как воды в рот набрал. Иногда только захрипит от натуги, пот с лица стряхнет и за следующую бочку принимается. Ну, думаю, когда же это он перерыв запросит? Погляжу на него – он грязный, умученный, лица на нем нет, рожа злая, упрямая... Ну, думаю, молодчик!..
У меня у самого уже ноги дрожат, руки будто свинцом налились. Хватит, думаю, а то завтра не разогнешься.
– Порядок, Дим!.. – говорю. – Молодчик! Я без тебя знаешь сколько бы с ними чухался?..
И тут он сразу, будто из него стержень вынули, на землю опустился.
– Давай, Леха, – говорит, – покурим...
– Ты что, чокнулся? На воздух взлететь хочешь?
Он так посмотрел на меня, усмехнулся и говорит:
– А я и забыл, где мы и что мы...
И вижу, он так медленно и верно скисает. Я сел рядом с ним и говорю, чтобы поддержать его силы, чтобы характер у него не размягчался:
– Я и не думал, что ты такой двужильный. Я думал, что ты после пятой бочки с круга сойдешь...
А он только снова посмотрел на меня, растянул свою грязную физиономию в улыбку и отвечает:
– Характеристику зарабатываю... Подпишешь?
Я, конечно, понял, что он шутит, но на всякий случай спросил:
– Какая еще характеристика?
– Ну, мол, «работал не жалея сил... Незаметный герой... Скромный труженик...» Что там еще пишут?
– На кой тебе это? – рассмеялся я.
Димка лег на спину, одну руку под голову подложил, второй рукой глаза от солнца закрыл. Вздохнул глубоко и так негромко, но с сильной злостью ответил:
– Мне сейчас надо летать... Летать! Мне скорей нужно начать летать. Куда угодно, на чем угодно – только чтобы часы шли! Только чтобы налет увеличивался...
Я почувствовал, что он ужасно серьезно об этом говорит, но вот что ему ответить – я не знал. Что тут ответишь? Ну и, знаете, как бывает в таких случаях, решил я это все в шутку перевести.
– Жениться собрался? – спрашиваю. – Деньжишек хочешь подкопить?
Он руку с лица убрал, голову приподнял и прямо мне в глаза посмотрел. Наверное, подумал: «Дурак ты, Леха!» Но сказал другое:
– Нет, Леха... Я на тяжелые машины хочу уйти. А для этого знаешь какой налет часов нужен? Ого! А там... «Уважаемые товарищи пассажиры! Экипаж корабля „Ил-62“ приветствует вас на своем борту. Мы выполняем рейс Москва – Калькутта на высоте восемь тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Командир корабля – пилот первого класса Дмитрий Иванович Соломенцев...» А, Леха?.. Звучит?..
Что тут-ему ответишь? Звучит, конечно. Хорошо было бы... Я лично не против. Но ведь это сколько всего еще нужно!..
Я встал, стер ветошью пот с лица и говорю ему:
– Ну, катанем еще одну? Поднимайся.
Вскочил он на ноги, сплюнул и давай один ворочать двухсотлитровую бочку. И глаза у него стали такие, что я даже удивился...
АЗАНЧЕЕВ
Я сел в тринадцать десять. Следующий вылет у меня был в четырнадцать тридцать. Последний вылет. С обязательным возвращением на базу, как у нас говорят, «по светлому времени».
Никак малая авиация не может добиться разрешения летать после захода солнца. А уж о ночных полетах и говорить не приходится. Мне это не кажется верным. Даже в нашем микроскопическом подразделении есть летчики, которые могли бы прекрасно летать ночью. Это Сергей Николаевич Сахно, Селезнев – по-моему, первоклассный пилот – и я. Еще совсем недавно, в армии, я последнее время только и занимался ночными полетами.
Итак, до следующего вылета у меня было в запасе почти полтора часа. Следовало пообедать. Но в столовую идти не хотелось. Решил ограничиться яблоками. Мой второй пилот еще вчера откуда-то приволок целый рюкзак прекрасной антоновки.
Я снял наушники и, вылезая из-за штурвала, увидел, что к моей машине через все поле едет бензозаправщик. На подножке кабины стоял замурзанный Дима Соломенцев и что-то кричал шоферу.
Прошло уже четыре дня с тех пор, как Соломенцев был переведен приказом Селезнева на ГСМ. И хотя я знаю, что многие, особенно наша молодежь из вторых пилотов, жалели Димку, я считал, что приказ был абсолютно правилен и удивительно мягок. Профессионал должен относиться к своей профессии с уважением.
Я взял три яблока и вышел из самолета. Тут же подкатил бензозаправщик.
Впервые за четыре дня своего отлучения Соломенцев заправлял мой самолет. До этого я только видел, как он возится на складе ГСМ или мотается на бензозаправщике. Он лихо взлетал по фюзеляжным ступенькам, пробегал по верхней плоскости, подтягивал шланг и отрывисто командовал водителю: «Давай!» Все это он делал не хуже настоящих заправщиков, даже с каким-то нарочитым артистизмом, но, как мне показалось, излишне нервозно. Ну да это было вполне понятно.
– Сколько, Виктор Кириллович? – спросил Соломенцев.
– Под самую завязку, Дима, – ответил я.
В одно мгновение он оказался на плоскости, подтянул шланг и вставил пистолет в горловину бака.
– Давай! – рявкнул он водителю и, стараясь перекрыть шум насоса, крикнул мне:
– Куда вы ходили, Виктор Кириллович?
– Рядом ползали...
Я обтер платком самое большое яблоко.
– Ловите, Дима!
Он поймал яблоко и сунул его в карман комбинезона. Когда самолет был заправлен, он задраил лючки баков и спустился ко мне.
– Давай чеши обедать, – по-хозяйски сказал он водителю. Вынул из кармана яблоко и откусил огромный кусок. – А вы почему не идете обедать, Виктор Кириллович? – спросил он меня.
Он, наверное, решил играть со всеми в одну и ту же игру: «Паапросил бы не жалеть меня! Не знаю, как у вас, а у меня все прекрасно!»
– Уж больно столовка наша паршивая, – ответил я. – По-моему, чтобы научиться так плохо готовить, как это делают они, нужно приложить максимум усердия.
И тут он не выдержал заданной схемы. Наверное, просто силенок не хватило. А может быть, ему показалось, что он сейчас обретет во мне единомышленника...
– Я вообще устал проклинать тот день и час, когда попал сюда, – раздраженно сказал он и снова откусил яблоко.
Я промолчал.
Он отступил от меня на шаг, развел руки в стороны и повернулся на триста шестьдесят градусов, как манекенщица из Дома моделей.
– Ну как я вам в новом качестве? – неестественно улыбаясь, спросил он.
– Да будет вам... – усмехнулся я. – Вы способный летчик...
– Вы что-то путаете, – жестко произнес Соломенцев. – Я грузчик склада горюче-смазочных материалов. Заправщик...
– Не лезьте в бутылку, Дима. «Грузчик» – это эпизод. Вы еще достаточно молоды...
И тут я понял, что моя последняя банальная фраза сразу же отбросила меня в противоположный Соломенцеву лагерь.
Он сощурился и, усмехнувшись, сказал:
– Очень у вас у всех удобненькая позиция: когда нужно, вы кричите, что мы еще слишком молоды, а когда опять-таки вам нужно, вы говорите, что мы все никак не вылезем из коротких штанишек, и обвиняете нас в этом... Ну как его?..