– Уолли сделал паузу, чтобы бросить кусок краба морскому льву, который донимал их своим лаем. – Этот сотрудник сообщил мне, что Митч обвинялся в краже пакета молока.
– Наверное, проголодался. Вдруг он сбежал из дому? – Ройс попробовала представить Митча мальчишкой, вынужденным воровать ради пропитания. Неудивительно, что он так суров и циничен. Как же его испытывала жизнь!
– Ты права: Митч был бездомным. Этот сотрудник пожалел его, найдя спящим на задворках пиццерии, и решил, что лучше ему податься во флот. Он сознательно не обратил внимания на поддельное свидетельство и обратился к человеку, способному поручиться за Митча, – монахине, сестре Марии Агнес из духовной академии Святого Игнатия в Вейкросс Спрингз, которая подтвердила, что в поддельном свидетельстве все верно.
Ройс стало нестерпимо стыдно. Она погрязла в жалости к самой себе, хотя ее окружали люди, старающиеся ей помочь. Митчу было куда труднее. Он познал полное одиночество, холод, питался анчоусами из пиццы, выбрасываемыми привередливыми клиентами, был вынужден воровать молоко, чтобы не умереть с голоду.
Вот кто побывал в аду! Однако он выжил и добился успеха. Пример Митча вдохновил ее. Она тоже преодолеет трудности.
– Монахиня сказала неправду, – продолжал свой рассказ Уолли. – Зачем, хотелось бы мне знать? На следующей неделе я возвращаюсь на Юг. Попробую разобраться.
– Пожалуйста, не надо! Это не имеет никакого отношения к моему делу. Ты только зря взбесишь Митча.
– В этом деле есть какая-то странность, что-то такое, что оказывается не по зубам даже такому профессионалу, как Пол Талботт. Какое-то звено до сих пор остается в тени. Будь я проклят, если позволю тебе сесть в тюрьму, не сделав всего от меня зависящего, чтобы это предотвратить.
Ройс не могла с ним спорить. Слишком много событий произошло, включая убийство. Все версии, даже самые невероятные, требовали проверки.
– Только будь осторожен. Я не хочу, чтобы Митч отказался меня защищать.
Поздно вечером зазвонил мобильный телефон. И Талиа, и Вал успели по своему обыкновению наговориться с Ройс раньше.
– Алло. – Неужели Митч?
– Ройс? – При звуке этого низкого голоса Ройс охватил гнев. Брент, подлый изменник!
– Талиа дала мне твой номер. Ты не возражаешь?
Ройс заставила себя успокоиться. Чуть раньше она бы высказала Бренту, каким негодяем его считает, подобно тому как набросилась на Митча на похоронах отца, но ставки в игре были слишком уж высоки, чтобы пренебрегать Брентом. Она решила воспользоваться разговором с ним как возможностью уговорить его не давать против нее показаний в суде.
– Мне очень жаль, что все так случилось, Ройс. Мне надо с тобой поговорить.
– Я слушаю, – отозвалась она, стараясь не выдать возмущения.
– По-моему, нам надо встретиться.
Митча хватит удар, если он узнает, что она позволила себе разговаривать с главным свидетелем обвинения. Встреча с Брентом была бы чистейшим безумием.
– Прошу тебя, Ройс! Это очень важно. Мне надо с тобой поговорить.
Она едва не ответила отказом, однако боль, рожденная безнадежностью и праведным гневом, смешанным с разочарованием, заставила ее промолчать. Все вокруг помыкали ею, готовясь просто к еще одному делу, тогда как для нее оно было единственным, определяющим ее будущее. Сейчас у нее появлялся шанс хоть что-то сделать, чтобы убедить Брента отказаться от изобличающих ее показаний.
Часом позже она влетела в кафе на Северном пляже. Они решили, что в этом сумрачном заведении их никто не узнает. Она не стала надевать парик, зато нацепила на нос огромные очки в черепаховой оправе, полностью менявшие ее облик. Брент дожидался ее в кабинке, в тускло освещенной задней половине заведения. При ее приближении он поднялся.
Лучшие портные трудились именно ради таких фигур, как у Брента, – стройных, ладных, элегантных, кажется, с рождения. Митч был по сравнению с ним высоковат, чрезмерно мускулист, зато куда более мужественен. Брент не годился ему в подметки по части умственной и эмоциональной закалки.
Ройс на мгновение задумалась, как выглядел бы Митч, если бы вырос, как Брент, в обстановке достатка и внимания. Наверное, он все равно не приобрел бы легкости Брента, его мира с собой и окружающим миром. Нет, личности Митча были присущи неповторимые особенности, которые превратили бы его в динамичного человека, какие обстоятельства ни сопутствовали бы его появлению на свет.
Однако ее по-прежнему тревожил вопрос, что именно произошло с Митчем в юности. Почему он сбежал из дому? Как случилось, что он теперь слышит только одним ухом? Кто была та монахиня, которая так любила его, что нарушила священный обет и солгала ради него, подтвердив данные из поддельного свидетельства о рождении? Монахиня не пошла бы на такой риск, не будь у нее весомых побудительных причин.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Брент, когда она скользнула в кабинку, держась спиной к остальному помещению, чтобы не быть узнанной.
Она сняла очки. Непонятно, что она раньше находила в Бренте. Что верно, то верно: он был невероятно смазлив и полон очарования. Однако теперь она понимала, что ему недостает чего-то очень важного. Или мучения решительно изменили ее саму, превратили в совсем другого человека? Брент, по всей видимости, остался именно тем, кем был всегда, – милым мальчиком, так и не повзрослевшим, несмотря на годы. Ему не хватало глубины и силы характера, отличавших Митча.
Неужели она могла любить такого человека? Нет, разумеется. Ей просто хотелось дома, семьи. Утрата обоих родителей подорвала ее эмоционально, сделала беззащитнее, чем она казалась самой себе прежде.
Можно ли доверять Бренту? Нет. Он доказал свою ненадежность в вечер ее ареста. Может ли она вообще доверять хотя бы одной живой душе? Тоже нет. Каждый вечер, прежде чем отойти ко сну, она возносила молитвы, но просила в них не о мести, а о пощаде.
Она должна была найти способ спастись. Эта необходимость заслоняла все остальное. Так ли важно, что раньше она обманывалась, уверяя себя, что любит Брента? Важно ли сейчас, что она медленно, вопреки собственной воле безнадежно влюбляется в Митча?
НЕТ, РОЙС! СЕЙЧАС НЕТ НИЧЕГО ВАЖНЕЕ СПАСЕНИЯ.
– Знаешь, Ройс, – начал Брент с волнением в голосе, которое она привыкла слышать только в моменты, когда он становился объектом недовольства своего отца, – я действительно сожалею обо всем случившемся. Ты в порядке?
Она заставила себя утвердительно кивнуть. В порядке? Это в преддверии судебного процесса, который может украсть у нее лучшие годы жизни? Успокойся! Сейчас не время выходить из себя.
– Ты хотел со мной поговорить?
Брент попробовал улыбнуться. От его улыбки обычно таяли льды, но на сей раз она не сработала. Она смотрела на него в упор, едва сдерживаясь, чтобы не выложить все, что о нем думает.
– Знаешь, я стыжусь своего поведения, – признался Брент. – Мне следовало броситься тебе на помощь в тот самый момент, когда они нашли у тебя в сумочке бриллианты.
– Мне бы очень помогло, если бы ты тогда настоял, что это была шутка. Окажись на моем месте Кэролайн, ты и твои родители ринулись бы ее выгораживать.
– Да, Кэролайн отец бы защитил, – согласился Брент. – Но я был слишком ошеломлен, чтобы правильно отреагировать. Я не привык к скандалам и… вообще.
Что верно, то верно, подумала Ройс: жизнь Брента была плаванием при полном штиле. Деньги и привлекательная внешность – что еще требуется для безмятежности? Кто мог ожидать, что его подружка будет арестована? Митч – тот грудью встал бы на ее защиту.