Оставшийся путь они ехали молча — ни Кэйт, ни Команчо не проронили ни слова.
«Как славно просто так молчать», — думала Кэйт.
«Хорошо, что она не спрашивает больше про Хэнка», — рассуждал про себя Команчо. Вскоре они въехали в Кервилл. В детстве дорога от города до ранчо казалась Кэйт неимоверно длинной. Сейчас же она не успела оглянуться, как ее взору, открылись массивные каменные колонны Пансиона Прайдов.
«Вот и приехали», — пронеслось у нее в голове, комок подступил к горлу, на глаза навернулись слезы.
За десять лет, помня лишь горечь обид, Кэйт забыла красоту родного дома.
Дом стоял на вершине холма. Розовые и белые бутоны только что расцветших мирт окружали его со всех сторон. Казалось, этот дом был создан самой природой.
Здание, принявшее форму латинской «г», строилось и преображалось согласно нуждам пяти поколений. Как могло это случиться? Ведь в глубине души она гордилась своим родовым гнездом, гордилась своими предками. Кэйт перебрала в памяти имена и титулы живших до нее Прайдов. Все они были для нее героями.
Фасад дома и его роскошное крыльцо из кедра возвел сто пятьдесят лет назад Патрик Прайд, Внутри дома — огромный холл, задолго до изобретения кондиционера служивший хранилищем влажного прохладного воздуха. По левую сторону находились двери, в гостиную и в комнаты членов семьи, по правую — в столовую и кухню. Восточное крыло было достроено сыном Патрика, Уилиссом. На первом этаже были кабинет, библиотека и комната для музицирования. Этажом выше находились спальные комнаты. Западное крыло тоже заслуга Уилисса Прайда. Нижний этаж предназначался для служебного пользования: здесь разместились контора и комнаты для прислуги. Наверху должны были жить швея и нянька. В конечном итоге в доме насчитывалось восемнадцать комнат, семь каминов и две лестницы. Кэйт невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве не раз пыталась догнать Команчо, лихо удирающего от нее на чердак.
«Кадиллак» подкатил к дому. По-прежнему не говоря ни слова, Команчо выскочил из машины и, распахнув дверцу, со стороны Кэйт, подал ей руку. Это было как нельзя кстати — за сегодняшний день она безумно вымоталась как физически, так и душевно и с трудом держалась на ногах.
Дельта Будрокс ждала Кэйт и Команчо в гостиной. Увидев из окна подъезжающий автомобиль, она, нервничая, пригладила волосы и расправила складки нового платья, купленного у Билла к приезду гостей.
До того как увидеть Кэйт, Дельта была очень довольна своим внешним видом. Но теперь ей стало очевидно, что все ее старания — новое платье и торжественная прическа — пустая трата сил. Красота Кэйт затмевала все вокруг.
Дельта никогда не имела ничего против Кэйт, напротив, она всегда хотела, чтобы они помирились с Хэнком. Но., глядя на поднимающуюся по ступенькам крыльца Кэйт, Дельта вдруг поняла, что сейчас, когда последние дни человека, с которым она прожила бок о бок десять лет, сочтены, ей будет трудно уживаться с другой женщиной. С дочерью, сестрой, с племянницей, все равно с кем. Хотя… может быть, им удастся перешагнуть через взаимонеприятие, возникшее еще двадцать пять лет назад? Тогда Дельта только поступила работать на ранчо. И с первого дня она полюбила Хэнка больше жизни. Если события вынудят ее выбирать между дочерью и отцом, она, не задумываясь, встанет на сторону второго. А пока ничего не поделаешь: надо мириться с тем, что уже есть…
— Здравствуй, дорогая, — отбросив сомнения, сказала она. — Добро пожаловать домой. Я уж не верила, что доживу до этого дня.
— Как и я, — ответила возбужденная встречей Кэйт.
— Ты, наверное, сильно устала с дороги?
— Нисколько. Я чувствую себя великолепно.
Кэйт хотелось выглядеть весело, но по всему было видно, что перелет дался ей нелегко.
Дельта с сочувствием глядела на нее.
Прайды, бесспорно, обладали талантом усложнять даже такие простые вещи, как возвращение домой.
— Где Хэнк? — спросила Кэйт.
— Он ждет тебя в комнате для музицирования. Мы с Команчо переделали ее в палату для больного. Так удобнее — не надо всякий раз карабкаться по ступенькам на второй этаж, да и Хэнку повеселее — ему из окна теперь виден двор, конюшни, луг… Мы поменяли там кое-какую мебель. Поставили, кстати, кровать, у которой регулируется высота…
Когда Дельта нервничала, то превращалась в надоедливую болтушку. Но Кэйт, казалось, не заметила этого. Уже входя в дом, она обернулась и посмотрела назад с таким выражением лица, что Дельта тоже невольно обернулась. У машины, доставая из багажника вещи Кэйт, суетился Команчо.
— Я присоединюсь к вам через минуту, — прокричал он им вслед. Его голос прозвучал вполне нормально, но что-то одинаково странное было в их лицах. «Только этого еще не хватало», — подумала Дельта, переводя взгляд с одного на другую.
Она вдруг вспомнила до мельчайших подробностей, как они впервые встретились. Казалось бы, одногодки — и к тому же у обоих нет матерей — должны были бы стать близкими друзьями. Но нет, с самого начала они жили как кошка с собакой. То, что Хэнк быстро привык к мальчику и стал относиться к нему как к родному, только ухудшило дело.
Судя по всему, с той поры мало что изменилось в их отношениях.
— Отнеся вещи мисс Кэтлин к ней в комнату, — крикнула она Команчо и, обернувшись к Кэйт, добавила:
— Сначала я думала приготовить для тебя одну из комнат для гостей, но потом решила, что намного проще разобрать твою детскую.
— Я надеюсь, это не принесло много хлопот? — вежливо спросила Кэйт.
— О, дорогая, это приятные хлопоты, — улыбнувшись в ответ, сказала Дельта.
Радушие Дельты тронуло Кэйт. Она была признательна ей за добрые слова, за заботу. Еще немного, и Кэйт со слезами благодарности бросилась бы Дельте на шею, но, услышав вдруг звуки музыки, она замерла на мгновение — в соседней комнате кто-то играл на пианино, и этот «кто-то» мог быть только Хэнк.
Прайды любили музыку. Испокон веков в их доме по вечерам музицировала вся округа. Хэнк всегда играл рахманиновскую «Рапсодию на тему Паганини». Он играл ее громко, он играл ее тихо, он играл ее яростно — играл до тех пор, пока Кэйт не приходила в бешенство. Сейчас, оглядываясь по сторонам, она чувствовала, как от знакомой мелодии у нее холодеет внутри.
— Хочешь принять ванну? — спросила Дельта.
— Нет, спасибо. Я пролетела полстраны, чтобы увидеть Хэнка, и теперь не вижу причины откладывать нашу встречу.
— Вот и славно. Если бы ты знала, как он тебя ждет…
— Не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать перед тем, как я войду туда?
— Дорогая, будь с ним поласковее. — С этими словами Дельта ушла, оставив Кэйт наедине с самой собой.
Дверь в комнату Хэнка была приоткрыта и, прежде чем войти, Кэйт успела заметить, что кровать больного пуста. Отец сидел у старого пианино, самозабвенно барабаня по клавишам. «Как он изменился, — подумала она, — Боже мой, как он изменился!» Хэнк был бледен и печален. Он так похудел, что его прежние рубашки, должно быть, болтались на нем как на вешалке.
Кэйт чуть не разрыдалась, глядя на изможденного болезнью Хэнка. Господи, как она ошибалась, думая, что не любит отца, что может жить без него! Неожиданно Хэнк обернулся, и у Кэйт отлегло от сердца — несмотря на болезнь, его взгляд, запомнившийся с детства, остался прежним.
— Ты, как прежде, играешь Рахманинова, — неожиданно для себя сказала она.
— Да, теперь я вряд лн сгожусь на что-то еще. — Хэнк улыбнулся. — Спасибо, что приехала. Признаюсь, не думал увидеть тебя вновь.
Он встал, и Кейт вздрогнула от мысли, что ему хочется обнять ее.