Эксплуатация! А я никаких налогов не плачу. Все идет мне в карман… За исключением некоторых производственных расходов. Например, платить милиции. Знаешь, когда мой товар прибывает в Москву, то его везут из аэропорта под почетным эскортом. Сзади милиционеры на мотоциклах, а впереди высокий чин в звании полковника, чтобы какой-нибудь сумасшедший милиционер не вздумал проверить, что мои люди везут. А люди на улицах думают, какой-нибудь важный гость из-за рубежа едет или космонавт.
У меня голова шла кругом от откровений Сандро. Ведь надо же так попасть партийному работнику с незапятнанной репутацией в самое логово нарушителей советских законов и стать закадычным другом и почетным гостем их главаря, который, к моему величайшему смущению, носит в кармане такой же партийный билет, как и у меня. Мне порой мучительно хотелось бежать отсюда без оглядки. Но я не решался на такой поступок по двум причинам. Не хотелось обижать гостеприимного хозяина, искренне привязавшегося ко мне, и еще потому, что, как бы я ни исхитрялся, меня бы все равно поймали посланные в погоню разбойники-егеря, и тогда уж мне бы головы на плечах не сносить.
Оставался один выход: пользоваться гостеприимством Сандро, пока позволял срок моего отпуска, и затем расстаться полюбовно и забыть, вычеркнуть из памяти все, что я здесь видел и слышал, как только доберусь до дома. О том, чтобы донести властям на Сандро, не могло быть и речи. Ел, пил, пользовался гостеприимством и — стукнул. Так порядочные люди не поступают. А я причислял себя к таковым. Кроме того, у Сандро были достаточно длинные руки, чтоб достать меня из-под земли и рассчитаться за предательство.
Я заметил, хоть и не знал грузинского языка, что Сандро при встречах с егерями обращается с ними не на одном и том же языке.
— А как же? Я — полиглот! — удовлетворенно рассмеялся Сандро, когда я спросил его об этом. — У меня же тут национальный коктейль под названием «Дружба народов». Слушай, Сталин был гениальнейший человек, а я его скромный ученик. Вот у нас тут соседи — Кабардино-Балкарская республика. Почему не отдельно Кабардинская и не отдельно — Балкарская? Надо иметь ум Сталина, чтоб так придумать. Кабардинцы и балкарцы — злейшие враги. Вековечные. Кабардинцы — мусульмане, балкарцы — христиане, православные, как мы с тобой. Кабардинцы живут на равнине и потому побогаче, балкарцы — горный народ и, конечно, беднее. Сталин объединил их в одну республику, и они держат друг друга за глотку так крепко, что даже забывают свою ненависть к русским и советской власти. Гениально, а? То же самое между Арменией и Азербайджаном. Есть такой район, Нагорный Карабах, населенный в большинстве армянами, христианами. Так Сталин, когда определяли границы между республиками Кавказа, включил этот район в состав мусульманского Азербайджана. С тех пор у обоих народов на губах не просыхает бешеная пена.
Я поступаю по-сталински. Если в мои владения заберется вор-балкарец, то его ждет меткая пуля егеря-кабардинца, а если наоборот, то балкарец живым браконьера не выпустит. Кроме них у меня работают мингрелы, как я, и сваны — самое высокогорное племя на Кавказе и самые отчаянные люди. Есть и русские. Имеется даже один еврей.
Этого еврея ко мне в дом вскоре привел Сандро. Искупавшись сдуру в холодном потоке, стекающем из-под ледника, я схватил высокую температуру и отлеживался на тахте, обложенный подушками и перинами, под настенным персидским ковром, увешанным старинными кинжалами с изумительной чеканкой на серебряных рукоятках.
Он был не поддельный, а настоящий врач. Глазник, имел в свое время довольно высокую репутацию как специалист.
Дальше послушаем Сандро, по уши влюбленного в этого невысокого тщедушного еврея:
— Понимаешь, дорогой, антисемитизм. Мне не надо тебе рассказывать. Сам знаешь, как теперь в России любят еврея. Как собака кошку. Лазарь Исаакович кой-кому глаза намозолил. Обыкновенная зависть. Устроили ему провокацию. Уговорили вылеченного им пациента поднести доктору подарок наличными. И тут же явились с милицией. Взятка. Пойман на месте преступления. Пять лет строгого режима были для доктора самой реальной перспективой. Но, к счастью для него, за год до этого привез к нему с Кавказа больного сына некто Сандро Мелиава, который не забывает людей, выручивших его из беды. А доктор меня выручил из страшной беды: сынок совсем терял зрение, и наши врачи ничего не могли сделать. А в Ленинграде вот этот самый человек спас глаза моему сыну, и он теперь видит, как кошка в темноте. Так, конечно, я пришел к нему на помощь. И вот он живет здесь, на свободе. Правда, документы другие. Был доктор Гуревич, стал просто Шапиро. Грузинская фамилия ему никак не подходит, внешность не позволяет.
Правду я говорю, Лазарь Исаакович? — с обожанием хлопнул его Сандро по узкой спине, так что доктор закачался, чуть не упав.
Но, поправив очки на носу, доктор сказал то же самое, что говорил шофер Шалико: Чистая правда, хозяин.
Редкого ума человек, — нисколько не стесняясь присутствия доктора, нахваливал его Сандро. — Помнишь, мы обмывали в гостинице «Балчуг» кандидатскую диссертацию? Думаешь, я ее написал? Он. Не будучи биологом, сделал такую диссертацию по биологии, что в Москве академики удивлялись и горячо меня поздравляли. Думаешь, мне одному диссертацию сделал? Плохо нас знаешь. Еще три написал. Для моих вышестоящих руководителей в Тбилиси, и они тоже стали кандидатами наук.
Правда, мы снабжали его любым материалом, какой потребует. Из Москвы, из Центральной библиотеки имени Ленина выписывали ему самую редкую научную литературу. Даже больше, чем просил. На всякий случай.
И вот, понимаешь, этот самый доктор-глазник стал у нас тут замечательным хирургом. Такие операции делает, такие швы накладывает — залюбоваться можно. Не в госпитале, а в местных условиях. Иногда под открытым небом. Пациенты у доктора в основном с огнестрельными ранениями, и у них репутация такая, что в государственный госпиталь положить такого равносильно тому, что поставить к стенке и расстрелять. Ведь их милиция ищет уже с готовым приговором.
Совсем недавно такое чудо сотворил — руки целовать надо. Человеку, понимаешь, губу откусили. Бывает. И эта откушенная губа валялась где-то полдня, пока не пришел наш доктор. В его руках губа опять ожила, и он пришил ее куда следует так изумительно, что человек этот может, не стесняясь, целовать девушек.
Так впервые я услышал о моем сопернике, уже пытавшемся украсть мою невесту, медноволосую Манану, сестру Шалико. Правда, неудачно. Кроме Шалико, у нее был еще один брат постарше, по имени Нугзар. И вот Нугзар — то устроил засаду под окном сестры, схватился врукопашную с похитителем и откусил ему нижнюю губу. Это в горах считается величайшим позором — остаться после драки с откушенной губой или носом. Большего позора нельзя придумать, и единственный выход: кровная месть, в которой участвуют все родственники мужского пола сначала с одной стороны, а потом и с другой.
Тут надо подробней остановиться на человеке с откушенной губой, которую так мастерски пришил на место бывший доктор Гуревич, а ныне просто Шапиро. Я этого человека вскоре увидел. Губа, действительно, прижилась, и на покрытом щетиной лице заметить что-нибудь не представлялось возможным. Это был кряжистый, сильный человек с выпуклой грудью и каменной шеей, в традиционной бараньей шапке и с винтовкой за плечами. Новый егерь в команде Сандро. Звали его Джульбер.