Ли Крисмас, например, был убежден, что «баллада» — это то мерзкое пойло, которое нам приносят в обед. Пока что мы круглые сутки сидим взаперти. На трудотерапию и образовательные программы требуются надзиратели, а их не хватает.
Мы по очереди разминаемся в тесном проходе между нарами. Кроме, конечно, Жирнюги Освальда; тот целыми днями лежит и читает кулинарные книги, испуская ядовитые газы. Я обвинил его в том, что и он отчасти несет ответственность за разрушение озонового слоя, но он в ответ отмахнулся:
— Подумаешь, то ведь на воле.
Мамочка, на самом деле ад — это люди Я мечтаю погулять один или половить в одиночестве рыбку, чтобы только я, река и безъязыкая живность.
Занимается ли Диана моей апелляцией? Обязательно проверь, мамочка. Я вообще тут оказался по чудовищной несправедливости. В тот день я ни к какому бунту в переулке Ад не подстрекал. И не кричал «Убить свинью!». Карлтон сказал, что Иэн Ливингстон-Чок, мой адвокат, славится своей ленью и непрофессионализмом. В уголовных кругах он известен под кличкой «Чок-Мусорок», потому что симпатизирует полицейским. Непонятно, почему он выступает защитником. Попроси Диану подать на него жалобу в коллегию адвокатов и, пожалуйста, напомни ей, что огород необходимо поливать — помидорам в ящиках с перегноем, что стоят у кухонной двери, нужно самое меньшее по полтора литра в день на растение, а если погода очень жаркая, то еще больше.
Вчера директор тюрьмы мистер Фоссдайк сделал мне подарок — твой официальный портрет на церемонии коронации. Сейчас я пишу тебе, сидя под ним. Мои сокамерники этим сильно задеты. Теперь они требуют, чтобы мистер Фоссдайк вручил им живописные портреты их матерей.
Я бы очень хотел, чтобы мистер Фоссдайк относился ко мне с тем же презрением, что и к другим заключенным. Пожалуйста, будь добра, напиши ему и попроси его в следующий раз, как увидит меня, смотреть на меня свысока, разговаривать порезче и проч. Тебя он послушается; он, несомненно, ревностный монархист.
Обязательно передай от меня привет Уиллсу и Гарри, скажи, что папа прекрасно отдыхает за границей. Поклон отцу и обними за меня бабушку.
Ты, наверное, уже заметила, что, заполняя пропуск в тюрьму, я допустил ошибку. Я, конечно же, собирался после твоего имени вписать туда Диану, но по какой-то необъяснимой причине вписал вместо нее Беверли Тредголд. Сам не знаю, как это вышло. Надеюсь, Диана не против подождать недельку-другую.
Любящий тебя
твой сын Чарльз.
переулок Ад, 9
Понедельник 25 мая 1992 г.
тюрьмы «Замок»
Гордону Фоссдайку
Как Вам известно, мой сын находится на Вашем попечении. В письме ко мне он рассказывает о Вашей доброте и сердечности. Я Вам весьма благодарна, но была бы признательна еще более, если бы Вы время от времени проявляли к нему бессердечие. Не могли бы Вы устроить так, чтобы его примерно наказали за какое-либо небольшое нарушение правил? Это, мне кажется, улучшило бы отношение к нему его товарищей по камере.
Еще один вопрос. Отчего тюремная пища должна быть непременно холодной? Быть может, Вы не хотите, чтобы заключенные обжигались? Словом, я уверена, что на то есть веские основания (просто мне они неизвестны); ведь Вы, как администратор, несомненно, в силах добиться, чтобы еда заключенных была такой температуры, какую и Вы, и я сочли бы приемлемой.
И еще об одной мелочи. Более недели назад я послала сыну книгу Алана Телуэлла «Садоводство без химии». Почему ее не передали ему? Быть может, по недосмотру?
Искренне Ваша
Элизабет Виндзор
23 мая 1992 г.
Прости, что не написала раньше, но я была так занята! Надеюсь, ты здоров!
Я подкрасила волосы в каштановый тон, все говорят, мне идет.
В магазине «Помогите престарелым» я наткнулась на ужасно симпатичный брючный костюм фирмы «Макс Мара», розовато-бежевого цвета. Жакет удлиненный, брюки заужены. И всего-навсего 2 фунта 45 пенсов! У Уильяма в школе было родительское собрание, и я надела его с белой блузкой (той, с вышитым воротничком).
Вчера вечером была у Мэнди Картер, на вечере засушенных цветов. Ты ходишь по гостиной и покупаешь засушенные цветы, а определенный процент с выручки идет Мэнди. Там была и твоя бабушка со своей приятельницей Филоминой. Я купила прелестную маленькую корзиночку таких голубеньких цветочков, которые чудесно пахнут; их полным-полно в Сандрингеме, но это не вереск. Да ты знаешь, как они называются — по-моему, на букву "л". Вертится на языке. Нет, выскочило.
Сушеные цветы покупали плохо, и бедняжка Мэнди ничего с этой затеи не получила! Женщина, которая выставляла цветы, любезно предложила мне тоже устроить на следующей неделе такой вечер, и я согласилась! С деньгами очень трудно. Виктор Берримен («Еда-да-да») сказал, что содержание заключенного в тюрьме стоит 400 фунтов в неделю — счастливчик ты у нас!
Мне надо бежать. Я только что видела, как Гаррис прыгал по ящикам с рассадой!!!
Любящая тебя
Диана
Макнув уголок носового платка в стакан воды со льдом, Филомина Туссен смочила королеве-матери рот. Было 3.15 ночи. Ощутив на губах приятный холодок, королева-мать благодарно улыбнулась, однако сказать что-нибудь или даже открыть глаза сил не было. Королева просила Филомину вызвать врача, если ночью матери станет явно хуже, но Филомина воспротивилась:
— Какой еще врач? И не подумаю. Ей за девяносто перевалило. Она устала, пора уж ей и уснуть навсегда в объятиях Господа Всемилостивого.
Филомина пригладила королеве-матери волосы, провела по губам розовой помадой, оживила румянами щеки. Стянув голубые тесемки на пеньюаре королевы-матери, она завязала ей под подбородком пышный бант. Поправив постель, выложила руки королевы-матери поверх полотняной простыни. Филомина ждала, грудь королевы матери вздымалась все ниже. В комнате посветлело. Под карнизом домика защебетала птаха.
Решив, что уже пора, Филомина пошла в соседний дом, где в гостиной на диване спала, не раздеваясь, королева. Она проснулась мгновенно, как только Филомина тронула ее за плечо. Королева поспешила к матери, а Филомина, надев пальто, отправилась по остальным родственникам, неся печальную весть: королева-мать умирает. Держа мать за руку, королева пыталась внушить ей, что не надо умирать. Как она будет жить без матери? В комнату вошли Анна, Питер и Зара.
— Поцелуйте ее на прощанье, — сказала королева.
Затем пришла Диана; на одной руке она несла сонного Гарри, за другую уцепился Уильям. Оба мальчика были в пижамках. Наклонившись, Диана поцеловала королеву-мать в мягкую щеку и подтолкнула сыновей к ее постели.
С улицы донесся стук Маргаритиных высоких каблучков: она семенила вслед за Филоминой. Сьюзан, собачка королевы-матери, вскарабкалась на кровать и улеглась поверх покрывала в ногах хозяйки. Маргарита горячо обняла мать, потом спросила сестру:
— Ты вызвала врача?
Нет, призналась королева, не вызвала и добавила:
— Маме девяносто два года. Она прожила замечательную жизнь.
— Я ее уж раз пытала, — сообщила Филомина, — хочешь, говорю, чтоб в тебя трубки и разные штуковины навтыкали и чтобы за тебя машина дышала? А она мне и говорит: «Господи избави».
— Но не можем же мы сидеть и смотреть, как она умирает, — вспылила Маргарита. — Да еще в этой мерзкой комнатенке, в этом мерзком домишке, в отвратном этом переулке отвратного района.
— А ей здесь нравится, — сказал Уильям.