Его поместили в ту же камеру, а на следующее утро вместе с завтраком принесли газету «Вашингтон пост», в которой на первой странице красовалась нарисованная в цвете рыдающая физиономия чукчи, обезьянье личико судьи и гордый лик адвоката Тромсе!..
Журналист, как и обещал, изобрел сенсацию. Страна подхватила полемику, Ягердышка в течение тридцати дней был маленькой знаменитостью, но оставался в тюрьме, пока газеты наперебой клеймили власти и судебную систему как несовершенную и карательную.
Журналист-пьяница стал ведущим репортером своей газеты, зарплата его удесятерилась, и все ведущие клиники штата наперебой предлагали ему свои услуги по лечению от алкоголизма.
Последней публикацией по делу Ягердышки стало выступление сенатора Аляски, который объяснил американскому народонаселению, что Америка купила еще аж в позапрошлом веке русские земли у царя и вовсе не притесняет коренное народонаселение. Есть чукчи американские — богатые, а есть чукчи русские — бедные, старающиеся откусить побольше от пирога американской цивилизации!
«Только русские северные народы нецивилизованны и устраивают пожары в музеях! Американцы эти музеи строят!»
На тридцать седьмой день за Ягердышку кто-то внес залог. На ногу чукче прикрепили браслет с радиомаяком, вручили билет на самолет Анкоридж — Москва, взяв за него все сбережения из ботинка, и сочувственно улыбнулись.
— Да мне тут пять часов на лодке и пехом три дня! — попытался было отказаться от билета Ягердышка.
Никто ничего слушать не хотел.
— Москву посмотришь! — успокаивал жирный Тромсе, который надавал платных интервью аж на полсотни тысяч долларов. — Красивый, говорят, город!..
Оказалось, что залоговые деньги внес Абрахам.
— Вы, пожалуйста, не сбегайте! — попросил хозяин зоопарка.
— Я полечу в Москву, — ответил чукча.
Они подошли к клетке с медведем, который вырос заметно в холке и раздался вширь.
— Никто не признал в нем ассирийского медведя, — печально сообщил Абрахам. — Ни один университет!
— Давайте выпустим Аляску на волю! — предложил Ягердышка. — Ему там лучше будет!..
Они погрузили медведя в микроавтобус и повезли к океану, где открыли перед ним двери к свободе. Сначала медведь не понял, что от него хотят, думал, что все — игра, запрыгал по снегу, а когда Абрахам выстрелил из ружья в воздух, в мозгу Аляски стремительно пронеслись картинки из недалекого прошлого — выстрел и опавший сосок матери…
Что было силы медведь припустил ко льдам, и уже через несколько минут его не было видать, слился со снегом, лишь пару раз мелькнул красный, как кета, язык…
Через три дня представитель российского консульства, пыхтя сигарой, принял Ягердышку из рук американского правосудия и препроводил в кабину аэрофлотовского самолета.
— Во, мудило! — поделился представитель мнением с командиром самолета.
— Урод косоглазый!
Командир корабля киргиз Чингиз Байбетов пропустил Ягердышку в салон и слегка толкнул круглоглазого представителя в грудь. Этого было достаточно, чтобы американизированный рязанец потерял равновесие и покатился по трапу.
Последнее, что услышал представитель из уст командира корабля: «Что же вы так неаккуратно, скользко же!» и «Марина, закрывай!»…
Через двенадцать часов Ягердышка ступил на асфальтированную землю столицы своей Родины, за многие тысячи километров от родного чума, с четырнадцатью долларами в кармане и ноющей душой за грудиной.
Его встретил народный депутат Государственной думы от чукотского края. Апатичный, с вялой физиономией алеут отвез репатрианта на старенькой «Волге» в гостиницу «Звездочка» и подарил Ягердышке билет в Большой театр на премьеру восстановленного балета Хачатуряна «Спартак». Алеут балета не любил, но в Думе билеты распространялись систематически, иные он продавал через помощника, а этот вдруг подарил депортированному. Вот уж не ожидал от себя!..
— На Чукотку поедешь через неделю! — сообщил депутат и хотел было дать Ягердышке средства, выделенные Сообществом малых народов, но передумал.
— Денег на тебя нет, — сморщился. — Поэтому билет продай! Да смотри, не продешеви! За премьеру долларов триста проси!..
10.
Иван Семенович Бойко сидел в своем кабинете и смотрел в окно на поток проезжающих под окнами машин. Генерал-майор был достаточно расслаблен, хотя движение по делу о крушении затормозилось до остановки, если оно было — движение.
Месяц назад, во вторник, Иван Семенович добрался на общественном транспорте до украинского ресторана «Шинок», в котором встретился со своим информатором.
Под борщ с пампушками и вареники с картошкой они поговорили.
— Давно вас не было! — тихо проговорил мужчина с мятыми, как у борца, ушами. — И рука у вас поломанная… Я уж думал, не свидимся.
— Видишь меня?
— Я в контактных линзах. Вижу хорошо.
— У вас там про палладий что-нибудь слышно?
Мужчина оторвался от борща, долго и удивленно смотрел в глаза визави, потом странно улыбнулся.
— Товарищ полковник!.. — с иронией.
— Генерал, — уточнил Бойко.
Следующие десять минут человек с мятыми ушами ел молча. Иван Семенович его не торопил, наслаждаясь наваристым супчиком и чесночной пампушкой.
— Я тоже на повышении, — звякнул ложкой о дно мужчина.
— Поздравляю.
Дождались вареников и захрустели жареным лучком.
— По рюмочке?
— Можно, — согласился повышенный.
Заказали горилку. Двести. И каши гречневой со шкварками.
Выпили по пятьдесят, послушали скрипача, одетого в расшитую народными узорами рубаху.
— Я в Думе, — сообщил мужчина. — В Комитете по безопасности.
— Широко шагнул, — кивнул головой Бойко и выпил клюквенного морсу. — Помнишь, я тебя от вышки спас, когда тебя гэбуха повязала на жене шведского посла в «Космосе». А в портфельчике у тебя карты наших пусковых шахт по всему СНГ были…
— Зачем напоминать, Иван Семенович, такие вещи не забываются, — обиделся собеседник. — Кстати, вы не знаете, кто меня тогда подставил? Ведь в портфельчике должна была быть «деза», а оказался верный чистяк!
— Знаю. — Генерал-майор сплюнул в кулак нечищеную крупку гречки. — Ну да он уже на Новодевичьем лежит лет пять. А за тебя отомстили. Лежит он с подселением. На нем баба голая неустановленной личности, выловленная из пруда, положенная в его же гроб, на мундир парадный.
— Спасибо…
Покушали сладкого. Рулета макового со сливочным соусом по кусочку и яблоки, запеченные с липовым медом.
— Вы имеете в виду палладии с железной дороги? — наклонился за салфеткой мужчина.
То ли салфетка прошуршала, то ли шепоток за салфеткой.
— Я — главный по этому делу.
— Понятно… Ну что, счет просить будем?
— Пожалуй, Оскар, — согласился Иван Семенович.
Расплатились, причем сделал это человек с ушами борца даже без видимого поползновения генерала помочь. На кличку он отреагировал дрогнувшей бровью.
— Так вот, Иван Семенович, — отряхнулся мужчина от крошек. — Металл ваш за границей. Весь. Мне это доподлинно известно. Поделили его на пятерых. Их имена я называть не стану. Дело с полгодика потянут, вас после закрытия на пенсию окончательно!..
— Ясно. — Иван Семенович заметно побледнел.
Оскар встал из-за стола.
— А кино американское я уже не смотрю, и русское тоже! Времени нет!..
Экс-Оскар, не прощаясь, направился к выходу, через минуту вышел и Иван Семенович.
Генерал задержался в антикварном магазинчике ресторана, выбирая безделушку из венской бронзы для Маши, как вдруг увидел Оскара, переходящего через дорогу к Международному центру в сопровождении трех мужчин. У одного из сопровождающих в руках была гаишная палка, которой он махал, приостанавливая автомобильный поток.