Тогда Лютер принялся доказывать ей, что именно этот атрибут праздника каждый год становился в их доме предметом раздора. Украшая это проклятое дерево они только и знали, что орать друг на друга. И они не станут выставлять на крышу дома снеговика? В то время, как в точности такие же снеговики будут красоваться на каждом доме улицы? Ведь это, несомненно, вызовет насмешки со стороны соседей. Разве не начнут люди презирать их за то, что они пренебрегли Рождеством?
На это Лютер отвечал снова и снова примерно следующее. Да, друзья и соседи могут поначалу не слишком одобрить этот поступок, но втайне все будут просто сгорать от зависти. «Десять дней на Карибах, Нора», — продолжал твердить он. Ведь не смеются же их друзья и соседи, разгребая снег у дома лопатами, верно? И над ними тоже никто не станет смеяться, когда они будут жариться на солнышке, а остальные, если им хочется, пусть обжираются индейкой и салатами. И уж совершенно точно никто не станет смеяться над Лютером и Норой, когда они вернутся стройные, веселые и загорелые и смело подойдут к своему дому.
Редко видела Нора своего мужа столь напористым и воодушевленным. Он отметал все ее аргументы, один за другим, пока не осталось ничего, кроме благотворительности.
— И ты допустишь, чтобы между нами и морским круизом на Карибы встали какие-то жалкие шесть сотен долларов? — с убийственным сарказмом спросил Лютер.
— Не я буду тому виной, а ты, — холодно ответила жена.
И тут они снова отодвинулись друг от друга, отвернулись, и каждый сделал вид, что погружен в чтение.
Но после долгого и напряженного молчания Лютер вдруг сбросил простыни и толстые шерстяные носки и сказал:
— Ладно. Так и быть. Ты заранее разошлешь все эти твои благотворительные подачки, но чтобы сумма не превышала прошлогодней. Ни центом больше. Поняла?
Тогда Нора отложила книжку и потянулась к нему. И они долго обнимались и целовались, а потом снова взялись за рекламные проспекты.
Глава 3
Идея целиком и полностью принадлежала Лютеру, однако первому испытанию подверглась именно Нора. Во вторник утром ей позвонил один чудаковатый человек, до которого ей не было особого дела. Звали его тоже странно — Оби, и он являлся владельцем маленького магазинчика с дурацким названием и далеко не шуточными ценами «Тыквенное семя».
После традиционных приветствий Оби перешел прямо к делу:
— Меня немного беспокоят ваши рождественские открытки, миссис Крэнк, — произнес он притворно озабоченным тоном.
— А в чем, собственно, дело? — спросила Нора. Она была далеко не в восторге, что ее беспокоит владелец какого-то жалкого магазинчика, не видевший ее в упор всю остальную часть года.
— Ну как же. Вы всегда выбираете такие замечательно красивые открытки, миссис Крэнк. И если надо их заказывать, то уже самое время. — Льстец из него был просто никудышный. Каждому покупателю он говорил одно и то же.
Согласно подсчетам Лютера, «Тыквенное семя» выручило в прошлом году на Рождество от Крэнков за открытки триста восемнадцать долларов. В тот момент это почему-то не казалось чем-то экстравагантным или необычным. Не такие уж большие расходы, но зачем они? Тогда Лютер напрочь отказался помогать Норе в наклеивании марок и написании адресов и всякий раз вскипал, когда она спрашивала, стоит включить или исключить из списка поздравляемых такого-то и такого-то. Он также отказался взглянуть на поздравительные открытки, которые получили они сами. Даже Нора тогда признала, что это удовольствие ниже среднего.
И вот она набралась храбрости и ответила:
— Мы в этом году открыток заказывать не будем. — Ей показалось, что Лютер аплодирует ей, хотя его в эту секунду рядом не было.
— Что?
— Вы меня слышали.
— Что?
— Вы меня слышали.
— Могу я спросить, почему нет?
— Не можете.
На это Оби просто не нашел что ответить. Пробормотал нечто невнятное и повесил трубку. Нора преисполнилась гордости. И отмахнулась, словно отбивалась от вопросов, которые могли последовать. Ее сестра, супруга священника, несколько давних друзей, а также тетушка, живущая в отдаленной деревне, — все в какой-то момент начнут удивляться, почему не получили поздравительной открытки.
Может, где-то на почте затерялась и ее принесут позже?
Нет. Она скажет им правду. В этом году никакого Рождества. Блэр уехала на работу за границу, а сами они отправились в круиз. «И если вам так не хватает этой открытки, на следующий год пришлю сразу две».
Заварив свежий кофе, Нора сидела с чашкой и размышляла о том, многие ли знакомые из ее списка вообще заметят отсутствие традиционного поздравления. Сама она получала каждый год целые дюжины открыток. Число весьма неопределенное, это следовало признать, и никакого списка тех, кто по каким-то причинам ее поздравил или не поздравил, она не вела. Да и кто в суматохе и хлопотах Рождества хватится непришедшей открытки?
Это навело на мысль о неприкосновенном запасе, так раздражавшем Лютера. Нора всегда держала про запас некоторое количество поздравительных открыток и конвертов на тот случай, если вдруг придется срочно отвечать на открытку, пришедшую неожиданно. Каждый год они получали две-три открытки от совершенно незнакомых людей, а также от тех знакомых, которые прежде их не поздравляли. И вот в течение двадцати четырех часов ей приходилось писать и отправлять ответные поздравления, всегда от руки и с довольно стандартными пожеланиями доброго здоровья и веселого Рождества.
Глупость, конечно.
Нора решила, что не стоит напрочь отказываться от ритуала рассылки рождественских поздравлений. Нет, она напишет стандартные пожелания, потом — адрес на конвертах, наклеит на эти самые конверты марки и отнесет на почту, беспокоясь, не забыла ли кого. Она непременно просмотрит все пришедшие поздравления, прочтет столь же стандартные пожелания от людей, которые писали их в такой же спешке, что и она сама.
И вот, перестав думать об открытках, Нора решила позвонить мужу в поисках моральной поддержки. Лютер был на работе. Она пересказала ему разговор с Оби.
— Вот червяк, — пробормотал в трубку муж. — Поздравляю, — сказал он же, когда она закончила свое повествование.
— Это было совсем не трудно, — похвасталась Нора.
— Ты только подумай о солнечных сказочных пляжах, что ждут нас.
— Что ел на обед?
— Ничего. Решил обойтись тремястами калориями завтрака.
— Я тоже.
Повесив трубку, Лютер вернулся к своему занятию. На сей раз он вопреки обыкновению не складывал столбики цифр и не сверялся со шкалами подоходного налога. Он сочинял письмо коллегам. Первое свое рождественское письмо. В нем он в самых сдержанных и изысканных выражениях объяснял, почему не может принять участия в праздничных ритуалах на службе. А в заключение просил коллег не беспокоиться и оставить его в покое. В этом году он не будет покупать никаких подарков и принимать — тоже. В любом случае он неимоверно признателен за внимание и все такое прочее. Он не будет присутствовать на торжественном ужине в офисе, не собирается участвовать в бестолковой пьянке, в которую каждый раз выливается данное мероприятие. Ему не нужен ни их коньяк, ни ветчина, которыми раз в году опиваются и обжираются другие сотрудники. Нет, он не станет кричать «Врешь!» каждому, кто будет приставать к нему с пожеланиями «веселого Рождества».
Он просто пропускает это Рождество. Бежит от него. Вместо Рождества его ждет круиз.
Большую часть утра Лютер просидел над этим письмом — сначала написал от руки, потом самолично перепечатал на машинке.