Он поехал в Далинг, это гнездо всех бед! Хорошо, что ему я могу доверять, верно?
– Просто ты его до смерти заругала! – сказал мужчина, и все захохотали.
– Вот я ему скажу, как ты ко мне липнул, Конион!
Конион завопил в притворном ужасе, и опять все захохотали. Семейные, непонятные чужим шуточки. Год-другой, Гвин станет одной из них, поймет подоплеку поддразниваний.
– Идем! – сказала Шупиим и повернулась, показывая дорогу. – Мой муж – Джукион Тарн, Гвин-садж. Ты его знаешь?
– Ну конечно! Великан!
Миниатюрная женщина просияла от гордости:
– Самый дюжий Тарн из них всех!
Следуя за ней через толпу, Гвин сказала:
– Он пришел мне на помощь! На меня напал пьяный, и Джукион свалил его одним ударом.
– Да? – Шупиим грозно нахмурилась.
– Я была ему очень благодарна.
– Ну, тогда хорошо.
Однако, судя по лицу Шупиим, ничего хорошего тут не было. Судя по ее лицу, она предпочитала держать своего колосса-мужа на привязи покрепче. Взрослые вокруг них мало-помалу исчезали. Даже собаки, обнюхавшие следы Гвин, начинали утрачивать интерес, но дети продолжали глазеть на нее. У нее стучало в висках, все тело разламывалось от боли. Вокруг этого дома направо, вокруг того налево… Почему у них нет настоящих улиц? Запахи стряпни, куриного помета, детей. Через несколько лет Гвин уподобится этой женщине? Неуклюжая одежда из домотканого холста, младенец у ее груди, его братишка держится за ее подол? Что-то не похоже на Гвин Солит. Но через несколько дней она станет Гвиним Тарн. И Гвиним будет иной.
Теперь она обнаружила, что в расположении домов есть определенный порядок. Они группировались по пять-шесть – так, что все двери были обращены к подобию общего внутреннего двора, поросшего замусоренной травой. Шупиим направилась к черному провалу в грубой, беленной известью стене. По сторонам – две скамьи. Навстречу ринулся поток испуганно квохчущих кур.
Внутри приятная прохлада, но и сумрак, пропитанный запахами древесного дыма, стряпни и людей. Окон не было, свет падал из дверного проема и из-под стропил, так как стены не смыкались с кровлей. На середине очаг, по стенам – кровати, прялка и больше ничего. Значит, они едят, сидя на полу. Горшки и сковороды, мешки с запасной одеждой, плетенки с овощами, пучки душистых трав свисали с балок, куда не могли забраться крысы. Первозданная убогость, но в самой ее простоте было что-то странно привлекательное. Жизнь в таком доме должна быть бесконечно далека от интриг и политики Далинга. Еда, сон, любовь – вот и все, что важно тут.
Нет, еще одно! Ведро с водой, накрытое тряпицей. Оно поглотило ее внимание, более желанное, чем торжественный обед из семи блюд.
– Разденься и вымойся, Гвин-садж, – сказала Шупиим, осторожно укладывая младенца на одну из кроватей. – Сейчас подберу тебе чистую одежду.
– Я привезла кое-что, но не знаю, куда отвели лошадей. (И кто-нибудь вспомнил про Джодо, джоолгратку?)
– Городская одежда тут не годится. И не беспокойся о Старике… то есть о Булрионе-садже. Он тебя скоро разыщет. Ты, наверное, устала с дороги?
Стараясь не замечать ничем не закрытого дверного проема и взглядов двух малышей, Гвин сняла грязную пропотевшую одежду, встала на колени у ведра и взяла тряпицу. Вода была холодная, но такая приятная! Простые радости дарят неимоверное удовольствие. Каждое прохладное прикосновение тряпицы вместе с пылью, казалось, убирало заботу за заботой. Она наклонила голову, чтобы помыть волосы. Дети внимательно и молча следили за ней. Когда домой явится Джукион…
Шупиим, орудуя крюком на жерди, сняла с балки мешок и принялась рыться в нем, весело напевая себе под нос. А потом засмеялась:
– Кажется, Гвин-садж, в невестах ты будешь ходить даже меньше, чем я!
– Называй меня просто Гвин. Или Гвиним? Надо привыкать. Да, все произошло на удивление быстро.
– Как и со мной.
Он был такой огромный, такой красивый – и такой простодушный! По-моему, между нами все решилось за первые несколько минут. И я ни разу не пожалела, Гвин. Меня любят так, как женщина может только мечтать!
Спасибо. Твои слова меня утешают.
– Они простые люди. Если в тебе есть что-то хорошее, они примут тебя в свои.
Как странно сказано! Откуда можно знать, есть ли в тебе хорошее или нет? Что-то в ней привело ее сюда. Но хорошее ли?
– Здесь жизнь бывает очень нелегкой. – Шупиим положила рядом с Гвин балахон и юбку, а мешок водворила назад на балку. – Но это ведь приносит удовлетворение, верно? Жить хорошо, приносить в мир новую жизнь, не это ли указ Судеб? Принять то, что тебе дано, и извлечь из него все самое лучшее.
– Да ты философ! – Гвин надела юбку и балахон, наслаждаясь их грубым прикосновением к коже.
Жена Джукиона засмеялась:
– Просто влюбленная и мать! Больше ни на что у меня времени нет.
– Этого вполне достаточно.
Шупиим задумчиво оглядела свою гостью с головы до ног.
– Для меня – да. Но не думаю, что тебе этого будет довольно. Тебе нужен гребень… вот! Но позволь мне… – Она выжала воду из волос Гвин, потом попыталась заплести их в косы по-зардански. Но они были слишком короткими.
Она сердито причмокнула языком.
– Спасибо. Но почему ты думаешь, что мне нужно больше, чем тебе?
– Не знаю… Ты образованная.
– И это делает меня меньше тебя?
– Пожалуй, кое в чем и да. И много больше во всем остальном, разумеется. Начинает темнеть. Я провожу тебя в дом Старика, он ведь ждет тебя к ужину. – Шупиим засмеялась. – Только не жди, что вас оставят вдвоем!
Что-то вроде зловещего предупреждения. Старшие сыновья и племянники захотят испытать чужую. А если не они, так их жены безусловно.
– Кто ведет его дом?
– Харим, так как Гайлим вышла весной замуж. Но ей всего четырнадцать, а потому ей помогают соседки. Хотя она в этом ни за что не сознается.
Гвин не сумела подавить вздоха.
– А сколько их там еще?
– Двое. Джилион и Нозион. Они помладше. – Шупиим ободряюще потрепала Гвин по плечу. – Но зарданские дети очень хорошо воспитаны – они знают, когда надо крепко спать – Это был ясный намек, что Гвин должна будет очень крепко спать в этом доме, доме Джукиона. – Пойдем, я тебя провожу.
– Я знаю дорогу, – прозвучал чей-то голос. Гвин подпрыгнула от неожиданности. В проеме на фоне сгущающихся сумерек вырисовался темный силуэт. – Я провожу ее, – добавил голос весело.
– Тибал Фрайнит! Как ты оказался здесь?
– Думаю, что пришел пешком. Во всяком случае, ноги у меня в пузырях.
– Но… – Гвин покосилась на Шупиим, однако, насколько она могла судить, та была удивлена не меньше нее. – Что ты тут делаешь?
– А-а! – сказал шуулграт. – Я пришел поплясать на твоей свадьбе, а то зачем бы?
26
С внезапным бешенством Гвин шагнула вперед, обеими ладонями вытолкнула Тибала за дверь и вышла следом за ним. Но даже и снаружи свет почти угас. Она различила его подбитый глаз и смущенную улыбку. А в остальном он остался тем же долговязым медлительным молодым человеком, каким был в Далинге, все так же сочетая в себе простодушие с тайными знаниями.
Не меньше десятка детей наблюдали за ними с расстояния в несколько шагов. Шупиим, несомненно, стояла у двери, насторожив уши, и в темных проемах соседних домов тоже, конечно, хватало взрослых глаз и ушей. С этого дня вся ее жизнь будет открыта для всех вокруг. Ей придется научиться терпеть это, так почему бы не начать привыкать теперь же?
– Лабранца Ламит рассказала мне про тебя!
– Им не нравится это, как только они узнают.
НРАВИТСЯ, а не ПОНРАВИТСЯ!
– Я им не скажу, – обещала она.
– А я – да. Пойдем, говорим по дороге.
Не «поговорим». Просто «говорим». Она неохотно пошла рядом с ним.