Разговор перешел на мелочи. Марк вдруг понял, что забыл даже о своем раздражении, вспыхнувшем из‑за того, что он не сумел вызнать побольше. Бальзамон отличался даром великолепного рассказчика, о чем бы ни зашла речь – разоблачал ли он слабости какого‑либо жреца, рассуждал ли о своей коллекции макуранских фигурок из слоновой кости…
– Кстати, вот еще одна причина ненависти к йездам. Они не только грабители и поклонники Скотоса, не только убийцы. Они заразили собой Макуран, как чумой. – Патриарх поскреб свой поношенный плащ, к которому прилип яичный желток. – Видишь, потрепанная одежда имеет свои преимущества. Будь я во время завтрака облачен вот в это… – Он махнул на роскошное патриаршее облачение из расшитого золотыми нитями и жемчужинами голубого шелка. – Представляешь, если бы я его испортил? Да меня сразу после завтрака отлучили бы от Церкви!
– А у Земарка появилась бы тема для новых обличительных речей, ‑добавил Скавр.
Фанатичный жрец Земарк, захвативший власть в Аморионе, то и дело направлял Бальзамону и Туризину грозные анафемы.
– Не шути с этим, – вздрогнул Бальзамон. – Земарк – волк в одеянии жреца. Он безумен. Я пытался уговорить священный совет Амориона переменить решение, но там меня послали куда подальше. «Незаконное вмешательство из столицы» – так они это назвали. Земарк – это кот из притчи о коте портного, знаешь? Видишь ли, однажды кот портного упал в чан с голубой краской. А мышь подумала, что он стал монахом, и перестал есть мясо.
Марк хмыкнул. Однако толстые пальцы Патриарха нервно барабанили по колену. Бальзамон явно был расстроен.
– Хотел бы я знать, скольких людей он уничтожил с тех пор, как пришел к власти? И что я могу сделать, чтобы остановить его?
Патриарх вздохнул и сокрушенно покачал головой. Странно – огорчение Бальзамона приободрило трибуна. Было облегчением знать, что не только Марк Амелий Скавр совершает ошибки. От этого не застрахован даже такой мудрый человек, как Бальзамон.
Саборий – исполнительный, как любой солдат, – распахнул перед Скавром дверь, едва лишь трибун взялся за ручку.
* * *
Алипия Гавра села на узкой кровати и неожиданно ткнула Марка кулачком под ребро. Трибун вскрикнул.
Нежно коснувшись пальцами тяжелого ожерелья, принцесса проговорила:
– Ты просто сумасшедший. Оно такое красивое! Я с радостью носила бы его, да только вдруг меня спросят, откуда я его взяла? Как я объясню? И почему никто не видел у меня этой вещи прежде?
– Чума на твою практичность, – сказал Скавр.
Алипия засмеялась:
– Подобные речи в устах римлянина звучат, друг мой, сущим святотатством.
Трибун лениво откинулся на спину.
– Я просто подумал, что эта вещица будет красиво выглядеть на твоей груди. Особенно если на тебе больше ничего не надето.
Краска удовольствия медленно залила лицо Алипии. Принцесса краснела очень заметно; кожа у нее была бледнее, чем у большинства видессианок. Иногда Марк думал: не имела ли ее мать примеси халогайской крови? Черты лица Алипии не были такими острыми, как у ее отца или дяди, а глаза удивляли редким для видессиан зеленым цветом. Сейчас в них плясало озорство.
– Да ты просто ужасен, – произнесла она и попыталась толкнуть его еще раз. Марк увернулся и схватил ее за плечи. Это было ошибкой. Она мгновенно сжалась, перепуганная до полусмерти. Марк тотчас же выпустил ее. После Вардана Алипия не в состоянии была вытерпеть любого насилия. Внезапное движение едва не сбросило обоих с кровати.
– Вот видишь, – сказал трибун, – все эти драчки на кулачках – моя дурная привычка. Тебе не стоило перенимать ее. Гляди, что получилось.
Гляди, что получилось.
– Я люблю делать все, что делаешь ты, – ответила она серьезно.
Эти простые слова ошеломили его, как случалось уже нередко. Хелвис всегда чуть ли не силой вынуждала Марка привыкать к ее обычаям. Хелвис не желала считаться с обыкновениями своего мужа, не считала нужным уступать даже в малости. А Алипия старалась ему подражать…
За открытыми ставнями слышалось кудахтанье куриц. Стояла теплая погода. Свежий воздух врывался в комнату на втором этаже маленькой гостиницы. Марк видел отсюда величавую громаду Собора.
Однажды зимой Скавр встретился в этой таверне с Алипией, и с тех пор всякий раз, когда считалось, будто принцесса посещает Патриарха, комнатка на втором этаже ожидала посетителей. Вряд ли хозяин гостиницы – его звали Аэций – узнал принцессу Алипию Гавру. В любом случае серебро смывает ненужные воспоминания лучше, чем вино.
Алипия произнесла:
– Мне на самом деле пора к Бальзамону. Тогда ни меня, ни его не поймают на лжи.
– Иди, раз должна, – проворчал Марк. Он наслаждался каждым мгновением, проведенным в ее обществе, и никогда не был уверен в том, что сегодняшнее свидание – не последнее.
Словно прочитав мысли Марка, Алипия прижалась к нему и заплакала.
– О Марк, что же нам делать? Рано или поздно Туризин узнает, и тогда… – Она оборвала себя на полуслове, не желая даже и думать об этом «тогда».
Туризин, человек честный, но вспыльчивый, бывал весьма короток на расправу, коль скоро усматривал в чем‑либо угрозу своему трону. Вряд ли можно винить его за это – за два с половиной года правления младшего Гавра Империю непрерывно сотрясали мятежи и усобицы. И Скавр сам поддержал бы Туризина, если бы подозрения касались кого‑нибудь другого.
– Хотел бы я, чтобы твой дядя наконец женился и породил наследника, ‑сказал Марк с легкой обидой. – Тогда он куда меньше беспокоился бы о тебе.
Алипия резко тряхнула головой.
– О, тогда я буду в полной безопасности. Меня всего лишь сделают почтенной супругой одного из его приближенных. Сейчас он не осмеливается выдать меня замуж просто потому, что опасается моего будущего мужа. А как только у него появится семья, я превращусь в одну из статей дохода. Мне придется связать его с одним из богатых и знатных семейств Империи. ‑Алипия уставилась в пустоту невидящими глазами. – А я скорее умру, чем лягу в постель с мужчиной, которого выбрала не сама.
Скавр не сомневался в том, что это не пустые слова. Он нежно погладил ее по спине.
– Если бы я был видессианином, – проговорил он.
Одна только мысль о том, что принцесса из императорской семьи может быть отдана в жены офицеру‑наемнику, была выше понимания высокомерного Видесса.
– Желания, желания, желания… – проговорила Алипия. – Что в них толку? Если мы решимся продолжать наши встречи, опасность будет только возрастать. Один Фос знает, когда мы избавимся от этого кошмара и выйдем ли мы победителями из этой борьбы…
Трибун уставился на нее. В Видессе никогда не знаешь наверняка, где заканчиваются совпадения и начинаются чудеса.
– Бальзамон говорил мне слово в слово то же самое, – медленно произнес он. Под требовательным, внимательным взглядом Алипии Марк рассказал о том, как Бальзамон вдруг начал пророчествовать.
Когда Марк закончил рассказ, Алипия побледнела. Руки у нее затряслись. Погрузившись в гнетущее молчание, принцесса сидела неподвижно. Марку пришлось окликнуть ее несколько раз, прежде чем она наконец ответила:
– Однажды я видела его таким… Он глядел на меня так, словно видел насквозь, словно читал в душе, как в книге…
– Когда?
– Только один раз. Но я знаю, что этот транс поражал его и впоследствии.