– Заканчивайте погрузку, я буду в кофейне, – бросил он капитану.
Кофейни того времени совсем не соответствовали своему названию. В них можно было сытно поесть и выпить не только кофе и любимый в Англии чай, но и разогреться ромом, джином и виски. Здесь можно было поиграть в кости, поспорить, поговорить о делах и узнать последние новости. Господина Джонсона интересовали ставки на фрахт и цены на товары в колониях. В его голове зрели далеко идущие планы.
– Мамочка, мы едем к папе? – большеглазая белокурая девочка лет трех потянула за рукав миловидную женщину с грустными глазами, одетую в скромное шерстяное траурное платье.
– Глупая! Папочка на небесах, и нам к нему еще рано, – голубоглазый, светловолосый мальчик лет семи с укором посмотрел на сестренку. «Ну вот! Опять у мамочки слезы, дурная девчонка!»
– Мы едем к твоему дяде, он обещал нам помочь, – женщина набрала полную грудь воздуха, чтобы сдержать набежавшие слезы.
– Мы будем жить у него?
– Да, милая. – Мать ласково погладила дочурку по голове.
– А почему мы никогда не видели дядю?
– Он живет в Париже.
– А почему он живет в Париже? – не отставала девочка.
– Он там родился, так же как и я.
– Мамочка, а мы поплывем на этом корабле? – Мальчик решил, что пришло время обратить внимание и на себя.
– Да, дорогой, это «Анна-Мария».
– Тогда почему мы стоим здесь, а вон та красивая дама уже поднимается по трапу? – захныкала девочка.
– У них первый класс, – спокойно разъясняла мать первые уроки жестокого мира.
– А почему у нас не первый класс? – она очень устала и не хотела принимать такую несправедливость.
– У нас мало денег.
– А почему у нас мало денег? Или это папочка, когда улетел к боженьке, забрал все наши денежки? – Малышка с любопытством ждала ответ.
«Вот дура! – не на шутку разозлился брат. – Ну почему девчонки такие глупые?!»
– Мамочка! – мальчик взял женщину за руку. – Когда я вырасту и заработаю много-много денег, я обязательно куплю тебе шелковое платье, как у госпожи Шуленбург, и ты будешь ездить только высшим классом!
– А я?! А мне?!
– И тебе, конечно, – он не мог долго обижаться на сестренку.
– Милый мой! Ты самый чудный мальчик на свете! – женщина нежно прижала сынишку к себе.
«Моя мамочка самая лучшая! Она не кричит на нас, как госпожа Тринсон, и не дает оплеухи, как тетушка Грин. А еще она всегда покупает вкусные булочки у господина Вербера, даже когда у нее мало денег», – думал мальчик, купаясь в материнских объятиях.
– Хочу кушать! – захныкала девочка.
«У, вечно она ноет, когда мамочка меня обнимает».
– Сейчас, маленькая. И тебе тоже нужно перекусить, милый, – обратилась женщина к сыну и достала кусок белого хлеба и немного холодного мяса.
– А ты, мамочка? – спросил мальчик.
– Я не хочу, милый.
– Тогда я тоже не буду, – мальчик топнул ногой. – Ешь, или я тоже не буду! – строптиво повторил он.
– Совсем маленький кусочек, – девочка отломила краюшку хлеба и засунула женщине в рот.
– Милые мои! Счастье мое! Как я вас люблю! – женщина обняла детей и заплакала.
1699 г. Острова Силли. Сент-Агнес
– Эй, жена, поворачивайся! Дай молока! – Клод Ларн, грузный мужчина с жестким и вызывающим взглядом, отломил большой кусок хлеба и накрыл его ветчиной.
– Да, вкусный чаек! – доливая молоко в высокую кружку, проговорил он. – Хороший был клипер «Фрай Так», – он мечтательно прикрыл глаза. – Чаек что надо, прямо из Китая. А «Рамней»?! – он перевел взгляд на женщину, хлопотавшую у открытого очага. – Ты помнишь, жена? Сколько золота мы тогда взяли?
– Помню, помню, отстань.
– Ты вот что, сегодня беги на маяк и скажи смотрителю, чтобы потушил свет. Ночь уж больно подходящая.
– Опять! – женщина всплеснула руками. – Побойся бога, Клод! Завтра ведь воскресная месса.
– Ха! А вспомни, когда мы хоронили этого старого пердуна Тони, и кто-то крикнул: «Корабль на камнях!» Так все бросили гроб и кинулись на скалы, – с неприкрытым восторгом напомнил он. – Ничего, похоронили через три дня. Зато как похоронили! А какой ром! Какое кофе!
– Поэтому и наказывает нас Господь! Не дает нам деток. Давай уедем отсюда, Клод, – она с мольбой посмотрела на мужа. – Деньги у нас есть.
– Ты что, дура, Мария? – грубо перебил ее мужчина. – Чтобы я уехал от золотой жилы? Где я еще смогу курить такой табак? А коньяк? Ром? А ты, жена рыбака, щеголяешь в бархате и шелках не хуже графов! Ты с ума сошла, Мария?!! – он резко встал и схватил жену за грудь. – А детей у нас нет потому, что ты не усердно выполняешь свой супружеский долг.
– Отстань, видишь, тесто убежит, – небрежно отмахнулась женщина.
– Вот так всегда! Чего на бога пенять? – мужчина зло сплюнул. – Ты давай закругляйся! Иди, скажи смотрителю, чтобы не напивался, а то опять проспит, – он стал натягивать сапоги. – А я пошел корову готовить.
– Боже всемогущий! – женщина перекрестилась. – Прости нас за грехи наши, не ведаем, что творим!
Жители небольшой деревушки Сент-Агнес – рыбаки, моряки, фермеры – давно забросили свои достойные занятия. Хорошо зная подходные фарватеры и расположение подводных скал, они выбирали ненастную, темную ночь, привязывали к рогам голодной коровы фонарь и пускали пастись на прибрежный луг. Корова гуляла, пощипывала травку, а бедные моряки принимали «коровий маяк» за огонь корабля в тихой гавани. Корабль брал курс на огонек и вскоре оказывался на камнях. Вот тут-то и начиналась работа для жителей деревушки! В грабеже принимали участие и женщины, и дети, чтобы успеть спасти добро, пока его не смыли прибрежные волны. Дома в деревне давно уже были благоустроены дорогими сортами красного и черного дерева, снятого с утонувших кораблей. Жители восседали на превосходных шелковых диванах и ели с серебряной посуды, а по вечерам любили собираться за стаканом хорошего коньяка и, покуривая дорогие сигары, вспоминать об утонувших кораблях.
1983 г. США. Коннектикут
Маша сидела на ровном зеленом газоне и наблюдала за беспокойным семейством уток. Стоял май, и у них появилось потомство – желтые пушистые утята. Косолапо передвигая неокрепшими лапами, они еле-еле поспевали за своей мамашей, которая неторопливо, полная собственного достоинства многодетной матери, меняла дислокацию в направлении небольшого пруда. Позади девушки располагался большой дом с множеством окон и дверей, выстроенный из камня и дерева.
Участок, на котором располагалось жилище Маши, находился в одном из живописных уголков штата Коннектикут. Но, к сожалению, Маша бывала здесь не часто, а только во время отпуска своих родителей-дипломатов. Поэтому, едва достигнув шестнадцати лет, Маша успела пожить в Польше, Восточной Германии и Венгрии. Она в совершенстве знала пять языков, имела разряд по теннису, лихо скакала на лошади и почти профессионально музицировала. Маша была американкой, но ее корни уходили в далекую, неведомую и загадочную Россию. Ее прабабка вместе с мужем и тремя детьми, обладая воистину великим даром предвиденья, эмигрировала из России еще в 1914 году, не дожидаясь кровавой развязки и сумев сохранить свое состояние.
Сама Маша, достигшая своих «sweet-sixteen», была среднего роста, с копной длинных светло-русых волос, ровным, слегка вздернутым носиком и пухлыми, растянутыми в вечной улыбке губами. Ее голубые, бездонные, но еще такие наивные детские глаза смотрели на мир открыто и прямо.