Миновало не-сколько поездов, выплевывая на перрон пассажиров. Те пропадали наверху лестницы, и опять водворялась тишина.
– Оставь меня, пожалуйста.
Я молчал, не в силах что-либо сказать.
– Нет, правда, – продолжала она. – Если честно, мне было с тобой очень приятно. Давно так не было. Поэтому приятно вдвойне. Хотелось верить, что все будет хорошо. Даже когда ты посадил меня не в тот поезд, я подумала: ну и ладно. Какая-нибудь ошибка, а ты...
Она замолчала. Слезы капали на куртку, на ткани расплывались темные пятна.
– Но когда поезд проехал Токийскую станцию, мне все стало противно. Я не хочу, чтобы со мной так обходились. Я не хочу видеть сны.
Так долго она говорила впервые. А когда замолчала, между нами повисла долгая пауза.
– Извини, я был не прав.
Леденящий ночной ветер растрепал вечерний выпуск газеты и погнал ее на край платфор-мы.
Моя соседка откинула намокшую от слез челку вбок и улыбнулась:
– Ладно. Если разобраться, меня здесь быть не должно.
Здесь – это где? В Японии или на блуждающей в мрачном космосе глыбе гранита – я не знал. Я молча взял ее руки и положил себе на колени, мягко прижав своими. Ладони у нее были теплые и влажные. От этого тепла растаяли какие-то давние воспоминания. И я решительно за-говорил:
– Слушай, может нам попробовать начать все с начала. Действительно – я тебя почти не знаю. Но хочу узнать. И мне кажется, чем глубже я тебя узнаю, тем больше ты мне будешь нра-виться.
Она не ответила ничего, и только ее пальцы едва шевельнулись в моих руках.
– У нас должно все получиться, – сказал я.
– Думаешь?
– Пожалуй. Обещать не могу. Но постараюсь. Я хочу стать честнее.
– А мне... что мне нужно делать?
– Встретиться со мной завтра. Идет?
Она молча кивнула.
– Я позвоню.
Она вытерла кончиками пальцев остатки слез, сунула обе руки в карманы и сказала:
– Спасибо. И прости меня за все.
– Тебе не за что извиняться. Ошибся ведь я.
И мы расстались. Я остался сидеть на скамейке, вынул последнюю сигарету и выбросил опустевшую пачку в урну. Стрелки часов подбирались к полуночи.
Я понял вторую ошибку, совершенную в ту ночь, лишь спустя девять часов. Очень глупая и роковая оплошность. Вместе с пустой сигаретной пачкой я выбросил в урну спички с номером ее телефона. Ни в рабочем журнале, ни в телефонном справочнике его не было. То была наша последняя встреча с ней.
Она стала вторым китайцем в моей жизни.
4
Рассказ о третьем китайце
Он, как я уже говорил, был моим школьным приятелем. Другом моего друга. Мы виделись несколько раз.
В наших встречах не было ничего драматичного. Они не так случайны, как встреча Ливингстона и Стэнли , не так трагичны, как встреча генерала Ямасита и генерал-лейтенанта Персивала , не так триумфальны, как встреча Цезаря со Сфинксом, не так страстны, как встреча Гёте и Бетховена.
Если и осмелюсь привести исторический пример (хотя впору усомниться в самой его исто-ричности), наиболее подойдет встреча двух солдат в одном из ожесточенных боев Тихоокеан-ской войны, о котором я когда-то читал в детском журнале. Один из солдат – японец, другой – американец. Отставшие от своих отрядов, они вдруг чуть ли не столкнулись лбами на поляне в джунглях. Вскидывать оружие времени не было, и они растерянно смотрели друг на друга, пока один из них (интересно, кто?) внезапно не поднял вверх два пальца – а это, как мы знаем, при-ветствие у бойскаутов. Так вот: второй ответил ему тем же, и они, так и не вскинув оружия, молча разошлись каждый в свою сторону.
Мне исполнилось двадцать восемь. Шестой год после моей женитьбы. За это время я похо-ронил трех кошек. Испепелил несколько надежд, завернув несколького горестей в толстый сви-тер, предал их земле.
Испепелил несколько надежд, завернув несколького горестей в толстый сви-тер, предал их земле. И все это – в необъятном гигантском городе.
Стоял морозный, словно окутанный тонкой пеленой декабрьский полдень. Так безветрен-но, что холод пробирает до костей. И даже проблески солнца не могли прогнать темно-серую тень, покрывавшую город. На обратном пути из банка я зашел в укромное кафе-стекляшку на улице Аояма, заказал кофе и стал листать только что купленную книжку. Насладившись первы-ми страницами, поднял взгляд на дорогу, всматриваясь в вереницу ползущих автомобилей, затем опять углубился в книгу.
– Привет, – сказал он и назвал мое имя. – Я не обознался?
Я удивленно поднял глаза и кивнул. Лицо незнакомое. Примерно моего возраста, прилично одет – ладное синее пальто, галстук в тон, при этом все производит впечатление легкой поношенности. То же касалось и взгляда: если присмотреться, чего-то не хватало на ухоженном лице, в котором нагромоздились несуразные, собранные по случаю фрагменты. Будто разнокалиберная посуда на импровизированной вечеринке.
– Ничего, если я присяду?
– Пожалуйста, – ответил я. А что еще в такой ситуации скажешь? Он сел напротив, достал сигареты и зажигалку, но, не прикуривая, положил на стол.
– Не припоминаешь?
– Нет, не помню, – беспомощно признался я, расставшись с надеждой что-либо вспом-нить. – Извини, но так со мной постоянно – с трудом вспоминаю лица.
– Стремишься забыть прошлое? Вот что это такое. Видимо, подсознательно.
– Может, и так, – согласился я. Пожалуй, так оно и есть.
Когда официантка принесла воды, он заказал кофе по-американски, попросив сделать по-слабее.
– Желудок болит. Вообще-то врач запрещает и кофе, и курево, – лукаво улыбнулся он. За-тем повертел в руках сигаретную пачку. – Вот такие, брат, дела. Кстати, к нашему прошлому разговору. Я помню все прошлое абсолютно точно так же, как ты его забываешь. Странное дело, да? И чем больше силюсь хоть как-то забыть, тем явственней вспоминаю разные факты. Прямо беда...
Какая-то часть моего сознания противилась такому поползновению на мое личное время, но другую его ораторские приемы увлекли.
– Явственно вижу все, что было тогда. Начиная с погоды, температуры воздуха – вплоть до запаха. Иногда сам не могу понять, где же я настоящий? А с тобой такое бывало?
– Нет, не бывало, – не умышленно, но при этом холодно ответил я. Однако собеседник мой не показал виду. Несколько раз довольно кивнул и продолжил:
– Вот почему я помню тебя так отчетливо. Шел по улице, бросил взгляд за стекло – и сразу все понял. Я ни от чего не отвлекаю?
– Нет, вот только я вспомнить никак не могу. Ты, конечно, извини...
– Ничего, я сам виноват – морочу тебе голову. Не переживай. Придет время вспомнить – всплывет в памяти само. Дело такое.
– Может, скажешь, как тебя зовут? А то я ребусы не люблю.
– Причем тут ребус? Считай, что у нынешнего меня нет имени. Раньше было... незапятнан-ное такое, лучезарное. – Он добродушно улыбнулся. – Вспомнишь его – хорошо, нет – тоже ни-чего. По правде говоря, мне все равно.
Принесли кофе, он стал прихлебывать, но, казалось, без особого наслаждения. Я не смог уловить в его словах смысла.
– Слишком много воды утекло под мостом. Ну, помнишь, в учебнике по английскому... в старших классах?
– В старших классах?
– Как много может измениться за какие-то десять лет. Разумеется, нынешний я существует благодаря тому мне десятилетней давности, но ощущения этого у меня нет. Будто где-то мое нутро подменили. Что думаешь?
– Не знаю.
Он скрестил руки и прочнее уселся на стуле. На этот раз выражение его лица недоумевало: дескать, а это еще почему?
– Ты женат? – не меняя позы, спросил он.