– Она права, Господи, – тихо сказал старый Девин. – Она не первая из женщин вашего рода, кто получил при рождении дар, и, дайте боги, не последняя…
Макаран метнул на него скользящий взгляд, потом молча шагнул, пощупал спящую ястребицу, чуть взъерошил ей перья.
– Замечательная птица! – наконец выговорил отец. – Как ты ее назвала? Пречиоза?.. А что, хорошее имя… Ладно, ты верно поступила, дочь. – Тут же, словно опомнившись, Микел повысил голос и процедил сквозь зубы: – Немедленно ступай домой, прими ванну, переоденься. Я не желаю, чтобы от моей дочери пахло, как от подзаборной шлюхи. Иди направь ко мне свою служанку и больше не гневи меня! Если я еще раз увижу тебя вне дома…
Девушка торопливо прошмыгнула мимо отца – тот на ходу с силой шлепнул ее. Хотел было придержать и еще раз наподдать, уже от души, однако рука не поднялась, ведь она спасла жизнь такому ястребу! Залюбуешься!..
Микел крикнул вдогонку – изо всех сил, набрав полные легкие воздуха, скорее рявкнул:
– Тебе это даром не пройдет, черт тебя побери, Ромили!..
[7]
По комнате, пришаркивая на ходу, пробежал Раэль. Калинда укоризненно покачала головой. Ромили вздохнула – совсем избаловали Раэля, испортят мальчишку. Он едва выжил во время болезни, и сегодня в первый раз ему позволили явиться на занятия.
Мальчик сел на место. В классной комнате опять наступила тишина, прерываемая скрипом пера Мэйлины да легким пощелкиванием спиц Калинды – она вязала теплую нательную рубаху для мальчика. Затем еще надо будет заставить мальчика надеть ее.
В глазах Ромили застыла скука. Наконец она повернулась и положила локти на парту, опершись подбородком о ладони, что придавало девушке убитый, чуть плаксивый вид.
В этот момент Мэйлина разразилась проклятьями:
– Черт бы побрал это перо! Так и сыплются кляксы, ну как осенью листья!.. Вот я еще один лист испачкала!
– Потише, потише, Мэйлина, – выговорила ей гувернантка. – Ромили, прочитай вслух максимы, которые я дала тебе переписать из «Книги Мыслей». А ты, Мэйлина, послушай.
Ромили очнулась, сняла локти с парты и чуть громче, чем следовало, чуть заунывней, чем домна Калинда, прочитала:
– «Плохой работник всегда винит инструмент, а не себя».
– Так что выходит, не перо виновато в том, что ты не можешь писать без клякс, – заключила Калинда. Она поднялась и, приблизившись к ученице, поправила перо в ее руке. – Руку надо держать вот так…
– У меня пальцы болят и кисть отваливается, – захныкала Мэйлина. – Зачем мне все это надо – портить глаза? Никто из дочерей лорда «Высоких скал» не умеет ни писать, ни читать, а они уже обручены, и то, что они неграмотны, вовсе не помешало им.
– Зачем мне все это надо – портить глаза? Никто из дочерей лорда «Высоких скал» не умеет ни писать, ни читать, а они уже обручены, и то, что они неграмотны, вовсе не помешало им.
– Тебе следовало бы задуматься о будущем, – строго сказала воспитательница. – Твой отец не желает, чтобы его дочери выросли невежественными, умеющими только штопать, прясть и вышивать. Те, из «Высоких скал», не могут написать на банках: «Яблочное варенье». Куда это годится! Когда я была в твоем возрасте, мне пришлось немало трудиться, чтобы приобрести знания. Твой отец смотрит вперед, ему хватает разума, чтобы понять, что в нынешнее время благородные девицы должны знать столько же, сколько сыновья лордов. Имей в виду, пока ты не перепишешь страницу без клякс, из‑за парты не выйдешь. Ромили, дай‑ка я взгляну на твою работу. Вот, можно же все сделать аккуратно!.. Пока я буду проверять решение, Ромили, послушай, как твой братец читает вслух.
Девушка живо поднялась и подсела к Раэлю – все интереснее, чем сидеть и пялиться в окно. Калинда склонилась над плечом Мэйлины, наблюдая, как та со страдальческим видом водит пером по листу. Раэль прижался к сестре, она обняла его и указала пальцем, откуда начинать. Книга была очень старая, девушка сама училась по ней читать, и, наверное, Руйвен и Дарен тоже. Том был прошит еще бабушкой в ту пору, когда ее отец начинал учить буквы. О том свидетельствовала надпись на титульном листе, выполненная большими кособокими литерами: «Книга Микела Макарана». Чернила уже немного выцвели, но все же буквы еще хорошо различались.
– «Лошадь стоит в конюшне, – медленно, торжественно выговорил мальчик. – Птица сидит в гнезде. Птица летит. Дерево растет в лесу. Лодка плывет по воде. Орех на дереве. Мальчик…» – Он нахмурился и, гадая, полувопросительно сказал: – В амбаре?
Ромили коротко и чуть слышно хохотнула:
– Думаю, он, как и ты, с куда большим удовольствием прибежал бы туда, но это неправильно. Посмотри, какая первая буква? Назови ее.
– «Мальчик на кухне, – мрачно буркнул Раэль. – Хлеб поставлен…» В миске?
– Раэль, ты опять угадываешь. Читай, что написано. Ты же знаешь эту букву.
– «Хлеб поставлен в печь».
– Правильно. Теперь на следующей странице. Отсюда…
– «Повар печет хлеб. Крестьянин…» – Он запнулся, подвигал губами. – Собирает?
– Правильно, продолжай.
– «Крестьянин собирает орехи. Солдат скачет на лошади. Конюх седлает коня». Роми, когда же я научусь читать что‑нибудь интересное?
Девушка вновь рассмеялась.
– Когда ты хорошенько запомнишь все буквы. Теперь давай посмотрим твою тетрадь. Так, вот ты написал буквы… А что же они у тебя все вкривь и вкось? Переваливаются с боку на бок, как утки… Они ведь должны стоять ровно, прямо, как солдаты в строю. Вот взгляни на образец, здесь писала Калинда…
Мальчик перевел умоляющий взгляд на старшую сестру.
– Хорошо, я скажу домне Калинде, что ты выполнил задание.
– Мы побежим на конюшню? – шепотом спросил Раэль. – Роми, тебя уже выпороли за то, что ты приручила ястреба? Я слышал, мама говорила отцу, что он обязан принять меры.
«Не сомневаюсь в этом», – подумала Ромили про себя. Обидело другое – леди Люсьела могла бы не вести подобные разговоры при сыне. Мачеха не любила ее.
– Нет, – также тихо ответила девушка. – Меня и пальцем не тронули; папа сказал, что я поступила правильно. Если бы не я, мы бы потеряли верина, это очень редкая и дорогая птица, а наша ястребица почти умирала от голода.