Цапа сотворили слугой и разрушителем, наделили глупостью, подобающей этим функциям. От прочих обитателей преисподней он отличался тем, что он провел на Земле гораздо больше времени, и набрался от людей дьявольской изобретательности и тщеславия.
Амбиции же его свелись к тому, чтобы найти повелителя, который позволил бы ему развлекаться — уничтожать и наводить ужас на все и вся, когда заблагорассудится. Из всех хозяев, которым служил Цап после Соломона, Трэвис был худшим. В нем присутствовала досадная праведность, которая действовала Цапу на нервы. В прошлом Цапа вызывали заблудшие души, которые ограничивали его разрушительные склонности лишь требованием блюсти секретность в мире людей. В большинстве случаев он выполнял пожелание хозяина, умерщвляя свидетелей. А Цап всегда следил за тем, чтобы свидетелей было побольше.
Но с Трэвисом жажда разрушений сдерживалась, контролировалась и копилась внутри Цапа, пока хозяину не оставалось ничего другого, как спустить ее с цепи. Да еще добычу для Цапа выбирал он сам. И кормиться заставлял приватно — в самых укромных уголках. Но удовлетворить аппетит Цапа эти сиротские трапезы не могли.
На службе у Трэвиса его разум вечно пребывал в тумане, а внутреннее пламя тлело еле-еле. И только когда Трэвис спускал его на очередную жертву, мысли приобретали четкость, и огонь внутри вспыхивал ярче. Но так случалось крайне редко. Демон тосковал по хозяину, у которого имелись бы враги, однако туман в голове не позволял самому пуститься на поиски нового владыки. Воля Трэвиса подавляла Цапа.
Но сегодня демон предвкушал освобождение. Все началось с того, что хозяин познакомился в кафе с этой женщиной. Когда они поехали домой к старику, он ощутил в себе всплеск, какого не переживал уже много лет. А стоило Трэвису позвонить той девчонке, силы у Цапа только прибавилось.
Он даже начал припоминать, кем был на самом деле: существом, возводившим на престолы одних Пап и королей и отнимавшим власть у других. Сам Сатана, восседающий на троне в великом граде Пандемониуме, заявил воинству адских тварей: «В изгнании своем мы должны быть признательны Иегове за две вещи. Во-первых — за то, что мы существуем. Во-вторых — за то, что у Цапа нет амбиций». Падшие ангелы — и Цап вместе с ними — посмеялись шутке повелителя, ибо пошутил он еще до того, как Цап оказался среди людей. И люди дурно повлияли на Цапа.
Он раздобудет себе другого хозяина и совратит его своим могуществом. Сегодня днем он видел ее в салуне и почувствовал, как жаждет она власти над остальными. Вместе они будут править миром. Ключ уже близок — он чувствует это. Если Трэвис отыщет ключ, Цапа сошлют обратно в преисподнюю. Он должен найти его первым и вложить в руку ведьмы. Ведь гораздо приятнее править на Земле, чем прислуживать в аду.
14
Ужин
Трэвис остановил «шевроле» на улице перед домом Дженни, заглушил мотор и повернулся к Цапу.
— Ты сидишь здесь, понятно? Через некоторое время приду проверю.
— Спасибо, папочка.
— Не включай радио и не жми на клаксон. Сиди и жди.
— Честное слово, я буду хорошо себя вести. — Демон изобразил невинную улыбочку. Получилось неубедительно.
— И присматривай вот за этим. — Трэвис показал на алюминиевый чемодан на заднем сиденье.
— Приятного свидания. За машину не беспокойся.
— Что с тобой такое?
— Ничего. — Цап уже ухмылялся во всю пасть.
— Чего это ты вдруг такой покладистый?
— Хорошо, что ты идешь проветриться.
— Врешь.
— Трэвис, я сокрушен.
— Это было бы славно. Да, и не вздумай никого слопать.
— Я же вчера вечером покушал. Мне и не хочется вовсе. Просто буду сидеть здесь и медитировать.
Да, и не вздумай никого слопать.
— Я же вчера вечером покушал. Мне и не хочется вовсе. Просто буду сидеть здесь и медитировать.
Трэвис сунул руку во внутренний карман спортивного пиджака и вытащил книжку комиксов.
— Вот что у меня для тебя есть. — Он протянул книжку демону. — Посмотри пока картинки.
Демон выхватил комиксы и развернул их на сиденье.
— Монстр-Печенюшка! Мои любимые! Спасибо, Трэвис.
— До встречи.
Трэвис вылез из машины и захлопнул дверцу. Цап следил, как он идет по двору к дому.
— Я уже такую видел, ишак, — прошипел он. — Когда заведу себе нового хозяина, я вырву тебе руки и сожру их прямо у тебя на глазах.
Трэвис обернулся. Цап помахал ему лапой и выдавил самую приятную свою улыбку.
В дверь позвонили ровно в семь. Мысли Дженни метнулись следующим маршрутом: не подходить, переодеться, открыть и сказаться больной, сделать уборку, сделать ремонт, записаться на пластическую операцию, перекрасить волосы, принять горсть «валиума», помолиться Богине и попросить божественного вмешательства, остаться стоять на месте и исследовать характер парализующей паники.
Она открыла дверь и сказала:
— Привет.
Перед нею стоял Трэвис — в джинсах и сером твидовом пиджаке в елочку. Он выглядел слегка обалдевшим.
— Трэвис? — переспросила Дженни.
— Вы прекрасны, — выдавил он.
Они так и стояли в дверях: Дженни заливалась краской, Трэвис не сводил с нее глаз. Дженни все же остановила свой выбор на черном платье, и, судя по всему, выбор оказался верным. Прошла целая минута — никто не вымолвил ни слова.
— Вы не хотите пройти в дом?
— Нет.
— Ладно. — Она захлопнула дверь перед его носом. Все не так страшно. Теперь можно переодеться в тренировочные штаны, вытряхнуть на поднос содержимое холодильника и провести остаток вечера перед телевизором.
В дверь робко постучали. Дженни снова открыла:
— Простите меня, я немного нервничаю.
— Да ничего, — ответил Трэвис. — Едем?
— Конечно. Сейчас, только возьму сумочку. — И она снова закрыла перед ним дверь.
По пути в ресторан между ними висело неловкое молчание. В такое время обычно обмениваются автобиографиями, но Дженни поклялась не рассказывать о своем замужестве ничего, поэтому о бо́льшей части взрослой жизни говорить ей было нечего. А Трэвис поклялся ничего не рассказывать о демоне, поэтому бо́льшая часть двадцатого века тоже выпадала из разговора.
— Так что, — спросила Дженни, — вам нравится итальянская кухня?
— Ага, — ответил Трэвис. Остаток пути они проехали в таком же молчании.
Вечер стоял теплый, а в «тойоте» не было кондиционера. Дженни боялась открывать окна, чтобы не растрепало прическу. Она целый час укладывала и закалывала волосы так, чтобы длинные локоны спускались сзади до середины спины. Начав потеть, она вспомнила, что подмышками у нее до сих пор заткнуты два комка туалетной бумаги — остановить кровотечение от порезов. Несколько последующих минут она не могла думать ни о чем другом — как бы только улизнуть в уборную и избавиться от окровавленных прокладок. Потом решила не заговаривать об этом вовсе.
Ресторан под названием «Старая Итальянская Макаронная Фабрика» располагался в древней сыроварне, оставшейся еще с тех времен, когда экономика Хвойной Бухты базировалась на животноводстве, а не туризме. Бетонные полы остались нетронутыми, крыша из гофрированного железа — тоже. Владельцы сильно постарались сохранить деревенский дух постройки, но добавили теплоты, установив камин, проведя мягкое освещение и накрыв столики скатертями в красно-белую клетку, что, как известно, отличает все итальянские рестораны.