— По-моему, где-то в сарае у меня был полиспаст... Конечно, есть. Едемте со мной и заберите его. Я отправился вместе со Стэном в его сарай, находившийся в двух милях от Пальмиры. — Я живу ради моих самолетов, — говорил он, пока мы ехали. — Я не знаю... я действительно чуть помешан на самолетах. Не знаю, что я стану делать, когда завалю медкомиссию... думаю, всё равно буду летать.
— Стэн, ты просто не знаешь... просто не знаешь, как я тебе признателен. — Чего там. Хорошо, что эти стойки вам сгодились, вместо того, чтобы валяться в ангаре. Я даю рекламу и много запчастей продаю тем, кто в них нуждается. Здесь вы можете взять любую стойку, но какому-нибудь пройдохе, который развернется и тут же их перепродаст, они обошлись бы в пятьдесят долларов. У меня в ангаре есть всё необходимое для сварки и еще много чего, что вам могло бы пригодиться.
Мы свернули с шоссе и остановились у старого, с облупившейся краской красного сарая. С одной из балок свисал полиспаст. — Так я и знал, что он здесь, — сказал он. Мы сняли его, погрузили в кузов грузовичка и отправились обратно на аэродром. Мы подъехали к самолету и в последних лучах заходящего солнца смонтировали полиспаст на раме.
— Эй, парни, — сказал Стэн, — мне пора ехать. Здесь есть аварийная лампа и где-то был удлинитель, есть и верстак, пользуйтесь. Закройте только всё, когда будете уходить, ладно? — О'кей, Стэн, спасибо. — Рад был помочь.
Мы принялись снимать погнутые стойки. Когда они были убраны, крылья обвисли еще больше, и мы подставили козлы под края нижних крыльев. До темноты мы успели выпрямить крепления закрылков и отрихтовать капот. Немного погодя мы оставили работу и отправились ужинать, заперев за собой ангар Стэна.
— Ну, Пол, должен сказать, ты и выдал номер. «Если в вашем самолете есть какое-нибудь слабое место, Испытательная Служба Пола Хансена отыщет и сломает его для вас». — Нет, — сказал Пол, — я только коснулся земли и сказал: «Боже правый, я его посадил!» — как тут — бабах! Знаешь, о чем я сразу подумал? О твоей жене. «Что подумает Бетт?» Первым делом.
— Я ей позвоню. Скажу, что ты о ней думал. «Бетт, Пол думал о тебе сегодня, когда вдребезги разбивал мой самолет». Некоторое время мы ели молча, затем Пол просиял. — Мы сегодня кое-что заработали. Эй, казначей. Сколько мы сегодня заработали? Стью отложил вилку и достал бумажник.
— Шесть долларов. — Но Великий Американский должен мне кое-что, — сказал Пол. — Я уплатил четвертак мальчишкам, нашедшим ветровой вымпел. — А я купил жатую бумагу, — сказал Стью. — Она стоила шестьдесят центов. — А я купил масло, — сказал я. — Это уже интересно.
Стью выплатил каждому по два доллара, потом я потребовал часть их доли для возмещения расходов на масло, с каждого по семьдесят пять центов. Но и сам я был должен Полу восемь и одну треть цента, как часть платы за нахождение ветрового вымпела, а Стью я был должен двадцать центов за жатую бумагу.
Так что Стью уплатил Полу восемь центов, вычел из моего заработка двадцать центов и выдал мне пятьдесят пять центов. Пол снял со своего счета восемь центов и остался мне должен шестьдесят семь центов. Но мелочи у него не было, поэтому он дал мне монету в пятьдесят центов и две по десять, а я дал ему два пенни. Я со звоном бросил их на его кофейное блюдце.
Мы сидели за столом перед маленькими столбиками монет, и я сказал: — Все в расчете? Говорите сразу или навсегда оставьте это при себе... — Ты должен мне пятьдесят центов, — сказал Стью.
.. — Ты должен мне пятьдесят центов, — сказал Стью. — Пятьдесят центов! Откуда это я тебе должен пятьдесят центов? — спросил я. — Ничего я тебе не должен!
—Ты забыл включить зажигание. После того как я чуть не отдал концы, крутя ручку, ты забыл включить зажигание. Пятьдесят центов. Неужели это было сегодня утром? Было, и я заплатил. Джо Райт, проезжая мимо, остановился и стал настаивать, чтобы мы переночевали в конторе. Никто не будет пересчитывать банки с маслом.
Там было две кушетки, но мы свалили в конторе всё наше имущество, и наша спальня снова больше походила на авиазавод, чем на спальню в конторе. — Знаете что? — заговорил Пол, лежа в темноте и куря сигарету. — Что? — Знаете, я не испытывал страха перед тем, что могу получить какую-нибудь травму. Единственное, чего я боялся, так это повредить самолет. Я вроде бы знал, что самолет не допустит, чтобы со мной что-то случилось. Ну не смешно ли?
Будущее «Великого Американского» зависело от пилота, прыгуна, механика и друга, и всем им было имя Джонни Колин, который летал с нами в Прери-ду-Шин и буквально сотворил чудо, приведя биплан в порядок после той аварии. На другой день в три пополудни Пол завел Ласкомб и вылетел на запад, в Эппл-Ривер, где у Джонни была своя взлетная полоса. Если всё пойдет по плану, он должен вернуться до темноты.
Стью и я хлопотали у самолета, доделывая всё, что можно было, до начала сварочных работ, и, наконец, делать больше стало нечего. Теперь всё зависело от того, привезет ли Пол Джонни в своем Ласкомбе.
Немного погодя появился Стэн и выкатил свой Пайпер Пейсер для дневного полета. Приземлился трехлапый Чероки, тут же развернулся и снова взлетел. Тихий день в маленьком аэропорту. У крыла остановилась автомашина, и из нее вышло несколько пальмирцев, которых мы со вчерашнего дня уже знали.
— Как идут дела? — Дела о'кей. Немного сварки, и можно будет собирать его в кучу. — На мой взгляд, он всё же выглядит довольно побитым. Сказавшая это женщина сочувственно улыбнулась, показывая, что не хочет нас обидеть, но ее друзья этого не заметили. — Не доставай их, Дьюк. Они тут целый день вкалывали над этим бедолагой-старичком. — Да они на нем еще полетают, — сказала Дьюк.
Странная это была женщина, и с первого взгляда, мне показалось, что она находится где-то в тысяче миль отсюда и что эта ее часть, живущая в Пальмире, штат Висконсин, вот-вот произнесет волшебное слово и исчезнет.
Когда Дьюк начинала говорить, все ее слушали. Она излучала едва уловимую печаль, словно была представительницей некоей затерянной расы, захваченной в детстве людьми и воспитанной в наших порядках, но всё еще помнящей свой дом на другой планете.
— Это всё, чем вы зарабатываете себе на жизнь, летая по округе и катая людей на самолетах? — спросила она. И взглянула мне прямо в глаза, ожидая услышать правду. — В общем, похоже на то. — А что вы думаете о городках, которые видите? — Все они разные. У городов, как и людей, есть свое лицо. — А у нас какое лицо? — спросила она.
— Вы, пожалуй, осторожны, степенны, уверенны. Довольно настороженны к чужакам. — Вот и ошиблись. Такой город называется Пейтон-Плейс. Вернулся из полета Стэн, низко прошелся над полосой, а мы всё следили за тем, как он проносится мимо, ворча мотором. Пол запаздывал вот уже на час, а солнце совсем низко висело над горизонтом. Если у него всё получилось, то он должен быть где-то на подходе.
— Где ваш друг? — спросила Дьюк. — Он отправился за одним парнем, очень хорошим сварщиком. Она уселась на переднем бампере машины, эта тоненькая, не лишенная привлекательности инопланетянка, и принялась глядеть в небо.