- Повторяю еще раз: вам придется перейти в другое купе! Толик, помоги господину!
Я обратил внимание, что, сердясь, Павел Николаевич сжимает свои и без того тонкие губы в строгую бескровную ниточку.
- Почему? Вы не желаете со мной ехать? Вы меня боитесь? - спросил я с иронией и пожалел об этом.
Глаза у студента-отличника оказались совершенно свинцовые, а взгляд равнодушно-безжалостный.
- Я никого не боюсь. Толик, не сочти за труд - сходи за проводницей!
Телохранитель ушел, а Павел Николаевич снял и бросил на диванчик пальто, потом дорогой пиджак с металлическими пуговицами, затем развязал изысканный галстук и остался в тонких черных брюках и белоснежной сорочке, обтягивающей наметившийся животик.
«Он и рубашки-то, наверное, в стирку не отдает, просто вечером выбрасывает старую, а утром надевает новую, как женщина - одноразовые трусики!» - с обидой подумал я.
- Вы напрасно уперлись, - с укором проговорил Павел Николаевич, снял очки, и лицо его стало совершенно детским. - Вам все равно придется перейти в другое купе… Я с незнакомыми людьми не езжу.
- Тогда купите себе самолет и летайте со знакомыми!
- Самолет у меня есть. Но сегодня я вынужден ехать поездом,- совершенно серьезно объяснил он.
Явилась проводница. Было видно, что за вмешательство ей уже заплачено или во всяком случае обещано - и немало.
- Гражданин, перейдите, пожалуйста, в другое купе! - потребовала она.
- Почему?
- Потому что молодой человек хочет ехать со своим другом!
- Не перейду!
- Хотите, чтобы вас перенесли? - вяло удивился Павел Николаевич.
- Если вы до меня дотронетесь, у вас будут большие неприятности! - предупредил я.
- Да он пьяный! - показывая на меня пальцем, крикнула проводница. - Предъявите документ! Я сейчас наряд вызову!
- Наряд? Очень хорошо! - я достал из кармана и помахал в воздухе «корочками» с надписью «Пресса».
Это было удостоверение одной популярной и очень скандальной молодежной газеты, где я вел рубрику «Архивная мышь». Вообще-то удостоверение мне, как договорнику, не полагалось, но ответственный секретарь, мой давний приятель, выписал «корочки», чтобы я мог посещать очень дешевую редакционную столовую.
Проводница растерялась: деньги деньгами, а с прессой лучше все-таки не связываться. Журналист ведь вроде смоляного чучелка - потом не отлепишься… Она пообещала договориться с пассажирами из другого купе и ушла.
- Не люблю журналюг! - весело сообщил Павел Николаевич. - Продажные вы все людишки!
- А вы покупали?
- Неоднократно.
- Ну, меня вы пока еще не купили! И потом, я не журналист, а писатель…
- Писатель? Ну, это еще дешевле. Как ваша фамилия?
- Скабичевский…
- Странно. Мне показалось, что вы - Панаев… Некоторое время мы молча сидели друг против друга. Телохранитель тем временем аккуратно повесил на плечики одежду своего шефа и стоял в дверях с каменным лицом, ожидая дальнейших указаний.
- Хорошо, - вдруг прервал молчание Павел Николаевич. - Я даю вам пятьсот баксов - и вы переходите в другое купе. Договорились?
Он махнул рукой - Толик раскрыл дорожный саквояж, извлек оттуда черную сумку-"барсетку" и протянул хозяину.
«Ничего себе кошелек!» - подумал я.
Мой попутчик небрежно достал из «барсетки» толстую, перетянутую резинкой зеленую пачку и отсчитал пять стодолларовых бумажек.
- Нет, - ответил я, отводя глаза от денег. Павел Николаевич молча добавил еще столько же:
- Возьмите, вам же хочется. Смелее! В первый раз всегда страшно.- Он улыбнулся, и на его круглых щеках обозначились трогательные ямочки.
Мне и в самом деле очень хотелось. Это была как раз та сумма, какую запросили с меня в автосервисе за полное восстановление «шестерки».
- Уберите деньги! - потребовал я.
- Ладно, отдаю все! - Он бросил на столик пачку и ребячливо подмигнул телохранителю.
- Зачем вы валяете дурака? Вы же все равно мне всех этих денег не отдадите!
- Отдам!
- Не отдадите!
- Конечно, не отдам.
Он надел очки и снова стал взрослым. Ямочки на щеках исчезли, как и не было.
- Зачем же вы тогда издеваетесь?
- Я вас искушал. И вы мне понравились. Давайте лучше выпьем! Толик, будь другом, накрой поляну. Мы тут с господином писателем о жизни побеседуем.
Телохранитель вынул из саквояжа две бутылки красного вина.
- Бургундское. «Кортон гран крю фэвле» 88-го года! - сообщил Павел Николаевич. - Очень милое вино. Вообще-то я больше люблю бордо, например «Шато Тальбо» 89-го… Но оно капризное: откроешь - и нужно почти час ждать, пока резкость уйдет. Бургундское в дороге предпочтительнее. Или у вас другое мнение?
- А сколько оно стоит? - осторожно спросил я.
- Эх вы! Это про женщину сначала спрашивают: «Сколько стоит?», а потом пробуют. С вином же все наоборот, сначала пробуют, а потом уже спрашивают: «Сколько стоит?»
Толик между тем вынул закуску: бутерброды с икрой и рыбой, уложенные в пластмассовую коробочку. В другой коробочке оказалась клубника. Потом он взял со столика и посмотрел на свет стаканы, поморщился и унес их прочь.
- К сожалению, бургундских рюмок здесь нет. Придется пить из общепитовских. Уж извините! - с издевательской грустью молвил мой попутчик.
- Переживу как-нибудь.
Толик воротился с другими - чистыми стаканами. Сопровождала его радостная проводница:
- Я договорилась в третьем купе!
- Спасибо, голубушка, за хлопоты, - кивнул Павел Николаевич, - но мы уже подружились… Толик, поблагодари девушку за заботу!
Вернувшись, телохранитель достал из кармана складной нож со штопором, откупорил бутылку и уверенным официантским жестом, несмотря на покачивание вагона, разлил рубиновое вино по стаканам.
- Спасибо, иди спать! - распорядился Павел Николаевич и, глядя вслед уходящему, добавил: - Отличный мужик. Горбачева охранял. Теперь вот со мной. Уже пять лет. Стреляет, как бог! А удар!.. И вообще он человек, можно сказать, исторический…
- А вы не боитесь, что он когда-нибудь в вас выстрелит? - ехидно поинтересовался я.
- Нет, не боюсь. Если он даже Горби не пристрелил, то мне бояться нечего. Эти люди стреляют или во врага, или в себя… Странный народ… Кстати, давайте выпьем за русский народ! Знаете, когда все это началось, я думал, через год, максимум через два нас всех на вилы поднимут. Ничего подобного. Наоборот, сын трудового народа Толик меня и охраняет. За народ!
- Нет, за это я пить не буду.
- Почему?
- Из принципа…
- Бросьте! «Человек с принципами» - это всего лишь щадящий синоним к слову «неудачник»…
- Значит, «беспринципность» - всего лишь синоним к слову «преуспевание»?
- Вы со всеми такой вредный или только со мной?
- Нет, не со всеми. Но если бы народом был я…
- Я бы давно уже был на вилах! - засмеялся Павел Николаевич. - Какой вы злой! Вы, наверное, просто бедный? Но за ненависть мы пить не будем. Выпьем за любовь! Вы допускаете, что такой мерзавец и мироед, как я, способен испытывать это чувство?
- Отчего ж не допустить! Самых трогательных романтиков я встречал в зоне, когда писал очерк к двухсотлетию Владимирского централа.
- Романтика? При чем тут романтика? Любовь добывается из такого же дерьма и грязи, что и деньги. Ее так же, как деньги, легко потерять. Может, когда-нибудь люди будут на кредитных карточках копить не баксы, а любовь…
- Ого! Вы не пробовали сочинять? - довольно ядовито спросил я.
- Пробовал. Даже литературную студию при МАТИ посещал. Стихи писал… концептуальные. Прочитать?
- Потом. А сейчас больше не сочиняете?
- Нет. Знаете, бизнесом, творчеством и любовью у человека ведает одна и та же часть мозга, поэтому среди хороших поэтов не бывает хороших бизнесменов. И наоборот. Кстати, влюбленный бизнесмен тоже не жилец… Вы-то бизнесом пробовали заниматься?
- Никогда.