Вопрос был скорее риторическим: он мог бы, если бы захотел, вынуть руку из-под теплого расслабленного тела Беатрисы-Джоанны, вытянувшегося до дальнего угла крошечной комнатки, и посмотреть на микрорадио, где был и циферблат. Но ему было слишком лень двигаться.
— Думаю, что-нибудь вроде половины шестого, — ответила Беатриса-Джоанна. — Можешь проверить по телеку, если хочешь.
Без труда вытянув свободную руку, Дерек щелкнул выключателем у изголовья. Легкая штора, опустившись, закрыла окно, оставив света как раз в меру, и через одну-две секунды с потолка послышалось легкое бульканье и повизгивание конкретной музыки. Как раз такую музыку — без духовых, без струнных, без ударных — рассеянно слушал в этот момент потягивающий алк Тристрам. Звучали генераторные лампы, водопроводные краны, корабельные сирены, громовые раскаты, шаги и вокализ в ларингофонах; все это было перемешано и перевернуто, с тем чтобы создать короткую симфонию, призванную скорее услаждать, чем возбуждать.
Телеэкран над головами Дерека и Беатрисы-Джоанны молочно засветился, и внезапно на нем появилось цветное стереоскопическое изображение статуи, венчавшей Дом Правительства: каменные глаза, причудливая борода; мощный нос, рассекающий ветры, вызывающе блестел. Облака за статуей летели, словно куда-то спеша, небо было цвета школьных чернил.
— А вот и он, наш святой-покровитель, кто бы он ни был,
— заметил Дерек. — Святой Пелагий, святой Августин или святой Аноним — кто? Узнаем сегодня вечером.
Образ святого потускнел и исчез. На экране расцвел производящий сильное впечатление храмовый интерьер: древний серый неф, стрельчатые арки. От алтаря отделились две округлые мужские фигуры, одетые во все белое, словно больничные служители. «Священная игра, — объявил голос. — Дамы из Челтенхэма против мужчин Уэст-Брамиджа. Дамы из Челтенхэма выиграли жребий и получили право бить первыми». Две пухлые белые фигуры подошли проверить воротца в нефе. Дерек щелкнул выключателем. Стереоскопическое изображение потеряло объемность и погасло.
— Сейчас самое начало седьмого, — сказал Дерек. — Я, пожалуй, пойду.
Он вытащил затекшую руку из-под лопаток своей любовницы и выскользнул из кровати.
— Еще куча времени, — проговорила, зевая, Беатриса— Джоанна.
— Все, время вышло.
Дерек натянул свои узкие брюки, застегнул на запястье ремешок микрорадио и взглянул на циферблат.
— Двадцать минут седьмого. «Священная игра…» Вот уж действительно последний ритуал цивилизованного Западного Человека, — фыркнул он. — Послушай, нам лучше не встречаться с неделю. Что бы там ни было, не ищи меня в Министерстве. Я сам с тобой как-нибудь свяжусь. Там посмотрим, — приглушенно доносился голос Дерека из-под рубашки. — Будь умницей, — проговорил он, надевая вместе с пиджаком маску гомосексуалиста.
— А сейчас выгляни и проверь, нет ли кого-нибудь в коридоре. Не хочу, чтобы видели, как я ухожу.
Беатриса-Джоанна вздохнула, вылезла из кровати, надела халат и пошла к двери. Выглянув в коридор, она посмотрела сначала налево, потом направо, как ребенок, старающийся соблюдать правила перехода улицы, вернулась обратно и сказала:
— Никого нет.
— Ну и слава Гобу.
Последние слова Дерек произнес, капризно сюсюкая.
— Не нужно разыгрывать этот гомоспектакль передо мной, Дерек.
— Каждый хороший актер, — жеманно проговорил он, — начинает входить в роль, еще стоя за кулисами.
Он быстро чмокнул ее в левую щеку.
— До свидания, дорогая.
Вихляясь, Дерек прошел по коридору к лифту. Сатир заснул в нем до следующего раза. Когда только он будет, этот «раз»?
Глава 12
Все еще немного взволнованный, несмотря на еще два стаканчика алка, пропущенные в подвальчике недалеко от дома, Тристрам вошел в «Спёрджин-билдинг». В просторном вестибюле смеялись полицейские в серой форме. Они были даже здесь! Тристраму это не нравилось, совсем не нравилось.
У дверей лифта толпились соседи Тристрама по сороковому этажу: Уэйс, Дартнелл, Виссер, миссис Хампер, Джек Финикс-младший, мисс Уоллис, мисс Райнинг, Артур Спрэгт, Фиппс, Уолкер-Мередит, Фред Хэмп и восьмидесятилетний мистер Этроул.
47 — 46 — 45 — загорались желтые квадратики указателя этажей.
— Я сейчас видел нечто ужасное, — сказал Тристрам престарелому мистеру Этроулу.
— А? — переспросил старик.
38 — 37 — 36.
— Принято специальное постановление о чрезвычайных мерах, — сообщил Фиппс, работавший в Министерстве труда. — Им всем приказано вернуться на работу.
Джек Финикс-младший зевнул. Впервые Тристрам заметил, что на скулах у него растут черные волосы. 22 — 21 — 20 — 19.
— Полиция в доках, — заговорил Дартнелл. — Только так и можно обращаться с этими ублюдками. Шайка бандитов! Это можно было сделать много лет назад.
Он с одобрением посмотрел на одетых в серое полицейских с легкими карабинами в руках, носивших, словно траур по эпохе пелагианства, черные галстуки.
12 — 11-10.
Тристрам представил себе, как он бьет по смазливому жирному лицу какого-нибудь гомо или Кастро.
3-2 — 1..
И вдруг он увидел лицо — не смазливое и не жирное. Он увидел своего брата Дерека. Оба с удивлением уставились друг на друга.
— Гоб знает, что такое! Ты что здесь делаешь? — вырвалось у Тристрама.
— О, Тристрам! — засюсюкал Дерек с фальшивым участием.
— Это ты?!
— Да, я. Ты меня искал или как?
— Конечно, тебя, дорогой мой. Чтобы сказать тебе, как ужасно я огорчен. Бедный, бедный мальчик!
Кабина лифта быстро заполнялась.
— Это что, принесение официальных соболезнований? Я всегда думал, что твой департамент только радуется смертям,
— озадаченно нахмурился Тристрам.
— Я здесь как твой брат, а не как чиновник Министерства бесплодия, — чопорно произнес Дерек. — Я пришел затем, чтобы выразить тебе свое… — он чуть не сказал «сочувствие», но вовремя понял, что это прозвучало бы цинично, — чтобы навестить брата. Я видел твою… жену (короткая, пауза перед словом, неестественно выделившая его, придала слову неприличный оттенок), и она сказала мне, что ты еще на работе, поэтому я… Ну что тут говорить: я ужасно, ужасно огорчен. Мы должны встретиться и посидеть как-нибудь вечерком, — сказал он, переходя к прощанию. — Поужинать или еще что-нибудь… Ну а сейчас я должен лететь. У меня назначена встреча с Министром.
И Дерек удалился, виляя задом.
Тристрам, все еще хмурясь, втиснулся в лифт между Спрэггом и мисс Уоллис.
«Что же это происходит?» Дверь кабины закрылась, лифт пошел вверх. Мисс Уоллис, бледная толстуха с блестящим от пота носом, дышала на Тристрама запахом пюре из сушеного картофеля.
«С чего это Дерек удостоил нас своим посещением?» Братья не любили друг друга, и не только потому, что Государство поощряло неприязнь между родственниками в качестве элемента политики дискредитации самого понятия семьи. В их семье дети всегда завидовали Тристраму, любимчику отца, потому что ему было доступно то, что не было доступно им: тепленькое местечко рядом с отцом в его постели воскресным утром, срезанная верхушка от яйца, которое отцу подавали на завтрак, лучшие игрушки под Новый год… Второй брат и сестра только пожимали плечами, но не таков был Дерек. Тот выражал свою ревность ударами исподтишка, оговорами, пачкал грязью выходной комбинезон Тристрама, ломал его игрушки. В юности братьев окончательно развели сексуальная инверсия Дерека и неприкрытое отвращение к ней Тристрама. В дальнейшем, несмотря на менее основательное, чем у брата, образование, Дерек преуспел в жизни гораздо более его. Отсюда вспышки зависти с одной стороны и задранный нос — с другой.