У Поля Муррея, вернувшегося из Вьетнама, брошенного женой, обезображено тело, опустошена душа, — в романе Кьюсак, как и в романах участников вьетнамской войны Джона Роу «Сосчитайте убитых» и Кеннета Кука «Вино гнева божьего», раскрывается духовное поражение «крестоносцев», отправившихся «спасать мир от коммунизма», их варварская жестокость и расизм. Поль оказался во Вьетнаме подстегнутый милитаристской демагогией отца-бизнесмена, — обучался азбуке профессиональных убийц, участвовал в карательных экспедициях, присутствовал при пытках. Поворотным пунктом в его судьбе и взглядах стал тот страшный миг, когда напалм, сброшенный «Б-29» на вьетнамскую деревню, настиг и его, а руку помощи ему неожиданно протянули те, чью землю он обращал в руины. Мир разделился для него на «Там» и «Здесь». И то, что «Там» казалось в порядке вещей, «Здесь» преследует мучительным кошмаром, ужасом бесчеловечности, сопричастностью к преступлениям.
Бренда Локвуд, молодая женщина, отгородилась от мира в уединенном домике над морем — почтовое отделение, одно на всю округу, с лавкой в придачу, потрясенная предательством мужа-двоеженца. (Обманщик, военный летчик, — сродни Киту Мастерсу из предшествующего романа, он мог бы повторить слова английского офицера из ранней пьесы Кьюсак — декларацию эгоизма: «Я использую кого хочу — мужчину, собаку или женщину, как хочу, и расстаюсь с ними, когда захочу.)
Мальчик-абориген Кемми Бардон, живущий в пещере вместе с приблудным щенком, — сирота, его родители погибли в автомобильной аварии. Выполняя мелкие поручения Поля и Бренды, он получает взамен немного еды, монету. Несчастный случай… Но Кьюсак включает в цепь причин и следствий конфликт между аборигенами и их притеснителями, продолжая тему «Черной молнии». Бардоны бежали из Квинсленда на стареньком грузовичке, спасаясь от преследований полиции: отец Кемми, гуртовщик, был вожаком аборигенов, работавших на фермах, организовывал забастовку.
Связав в один узел три несчастливые судьбы, писательница с присущей ей активностью отношения к жизни как бы задается вопросом: есть ли выход для этих людей — взрослых, одиноких по своей воле, и ребенка, в сущности, отторгнутого обществом?
Возрождая сад Бренды, по которому прошелся лесной пожар, Поль постепенно начинает вкладывать душу в эту мирную земледельческую работу, находя в ней свое истинное призвание. Вместе с садом возрождаются и он, и Бренда. Ветка, зеленеющая на полусожженной сливе, — знак неодолимости жизненных сил, да и весь сад — метафора созидания, противостоящего стихии войны и разрушения. В древнее, как мир, уподобление жизни человеческой древу, вложен морально-этический смысл: как бы человека ни пригнула беда, если он сохранил вкус к труду, искру участия к чужому горю, он не потерян.
Поля и Бренду выводит из «ничейной земли» и сближает еще и общая вина и усилия поправить непоправимое. Поглощенные собственными переживаниями, привыкшие механически отделять «нас» от «них» — нерадивых нерях аборигенов, у которых и дети всегда не присмотрены они и не заметили, в каком положении их чернокожий «связник» Кемми — бездомный, голодающий и больной. Смертью мальчика-аборигена, которой можно было бы легко избежать, Кьюсак подчеркнула связь между бесчинствами захватчиков на вьетнамской земле и «домашним», примелькавшимся расизмом. Недаром Кемми напоминает Полю вьетнамца Пак То.
Димфна Кьюсак обладала даром живого повествования. Построенное вокруг злободневного конфликта, насыщенное реалиями национальной жизни и исторического периода, с характерными для своей среды и времени действующими лицами, оно ярко окрашено чувствами автора, сопереживающего героям: «то, что заставляет их страдать, вызывает у меня яростное негодование, их мужество восхищает».
И зарисовки природы, как бы они ни были «привязаны» к конкретному сюжету или эпизоду, — это лирический образ родины. Она виделась писательнице из европейского далека окруженная морями, в переливах красок воды и неба, в плеске и грохоте волн, разбивающихся о скалы, набегающих на песчаные ленты пляжей.
От взыскательного читателя не укроются и слабые стороны творчества Кьюсак: повторяемость ситуаций и образов, беллетристическая облегченность в разработке коллизий, налет сентиментальности. Но от «романа о любви», определенную дань которому отдает писательница, ее произведения решительно отличает острота социального видения, стремление найти точку пересечения личной драмы с конфликтом общественного масштаба, призыв к активному сопротивлению социальному злу.
«Меня называют оптимистическим реалистом, — писала Кьюсак. — Так оно и есть». Из веры в возможность гуманистического применения энергии и талантов людей проистекало и неизменное внимание писательницы к проявлениям роста гражданского сознания — свидетельство влияния новаторской эстетики реализма, рожденного революционной практикой XX века, превращавшей человека в субъект исторического действия. В романе «Южная сталь» процитировано знаменитое высказывание из книги Николая Островского «Как закалялась сталь» о том, как надлежит распорядиться отпущенным временем, чтобы умирая можно было сказать: «Вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Димфна Кьюсак глубоко сознавала, что никогда ответственность писателя не была столь велика, как в наши дни, ибо опасность, нависшая над миром, «затрагивает не один народ, не одну нацию, а все человечестве». Обращая свое перо против фашизма, империалистической военщины, вынашивающей милитаристские планы, расистской идеологии и расовой дискриминации, австралийская писательница содействовала сплочению всех честных людей Земли, заинтересованных в мире и прогрессе.
А. Петриковская