Вот я, чужеземцы, и захотел получить ее из ваших рук. Но вы почему-то не убиваете меня, а бьете,..
– Что он такое несет,- возмутился снова одноглазый и ударил-таки
кентавра плетью по спине.- Скот грязный! Дурачина! Говори дело!;
– О, нет, нет! Тут глубокая мысль!- возразил ему философ Евклид, выступая вперед.- Однако если послушать его, народ этот прелюбопытный, господа!
Они как сама природа, предпочитают не противостоять беде, а отступать перед нею. Не нападать, а уступать. Вот вам и натурфилософия!
– Довольно болтать, Евклид! Ты не на базарной площади в Мегарах,- нетерпеливо перебил философа одноглазый пролетарий.- Отойди-ка в сторону, дай я ожгу его еще разок!
И палач стал расправлять бич, чтобы нанести особенной сокрушительности
удар?
– Подожди, Горгий!- удержал его философ.- Ты свое всегда успеешь, а
пока дозволь мне поговорить с ним. Ведь когда ты его зарежешь, не смогу же я беседовать с мясной тушей!
– Валяй, Евклид,- снисходительно уступил кривой Горгий.- Поболтай с ним, а я наточу пока ножик.- И он отошел в сторону.
– Досточтимый Пассий, все кентавры, которых я наблюдал, мало чем отличаются от животных, и уровень их интеллекта невысок,- начал философ Евклид.- Ты же замечательным образом выделяешься среди них. Чем это объяснить?
– Объяснить ничто невозможно,- последовал усталый ответ кентаври-арха.-Потому что нечем.
– Почему же «ничто», Пассий? Я ведь говорю о твоей мудрости.
– Я о том же самом. Это и есть ничто.
– Ну, тогда я по-другому задам вопрос… Почему это «ничт о»?
– Потому что еще в молодые годы мне отрезали елдолачу. "*х
– Неужели причина твоего незаурядного ума только в этом, о Пассий? 1
– Совершенно верно, о Евклид.
– Но я не понимаю, какая тут может быть связь?
– Я не мог жить елдораем, как все добрые кентавры, поэтому вынужден был жить разумом. Что же тут непонятного, иноземец?
– Значит ли это, что, елдорайствуя, кентавр не мыслит?
– Совершенно верно Елдорайствующий не мыслит, а существует Я елдо-райствую, значит, я существую
– Однако это чисто по-кентаорски!- воскликнул философ, пожимая пле*чами – По-твоему, выходит, не надо елдираить, чтобы мыслить?
– Нет, я говорю надо елдораить Кто не елдораштнует, тот не живет.
– Но по ходу твоих мыслеК получается, уважаемый Пассий, что ты не ценишь разум
Не любишь философию7- воскликнул Евклид
– Основой существования…
– Я кентавр, о Евклид, и ничто кентаврское мне не чуждо,- последовал •ответ.- А каждый кентавр не любит заниматься пустым делом, если рядом крутится пустая текус, которую можно живо наполнить. Для этого мы и существуем.
– Да это же какой-то половой экзистенциализм!- вскричал Евклид, весь красный от гнева.- Нет, ты все же не человек, ты настоящее животное. В твоем понимании сути вещей наличествуют всего две точки, между которыми можно провести всего одну прямую… И только животное может не любить высокую человеческую мысль!..
– И грязное притом,- грустно подтвердил кентавр.- В особенности когда это. животное находится в таком положении, в каком нахожусь сейчас я… Как мне полюбить высокую мысль, о Евклид, если на шее у меня веревка, руки связаны за спиною, а на моем елдорае, залитом кровью, копошатся проклятые мухи?
– Горгий!- громко воззвал философ Евклид, уже не обращая внимания на слова кентавра.- Иди продолжай свое дело, приятель. С этой скотиной я уже разобрался в достаточной мере. Я уверился, что по своим убеждениям это не человек, но чистейшее животное.
От кучки мегарского плебса, сидящего вокруг костра, над которым висел
котел в ожидании мяса, отделился одноглазый Горгий и, поглаживая о ладонь
лезвие наточенного ножа, направился в сторону привязанного к дереву кентавра.
На полпути он разминулся с шагавшим к костру философом, лицо которого
было скучающим и кислым. Горгий подмигнул ему своим единственным гла*
зом… Евклид не ответил. \
За оградою сераля в одном месте столпилось стадо кентавриц и с тревогой наблюдало за происходящим. Их'мужской предводитель, старичок Хикяо со связанными руками, в тоске и страхе грыз жердь на пряслах, сгорбив свою костлявую спину.
Проходя мимо кентавриц, одноглазый Горгий пугнул их, метнувшись на самок с поднятым кривым ножом, и те с визгом бросились в стороны, тряся грудями. Так как руки у них были связаны за спиной, самки не могли делать неприличных жестов, дразня неприятеля, поэтому они стали высовывать языки и кричать издали:
– Инкерс працу келеле!..
Ничего не понимающий Горгий в ответ также показал им язык и после с деловитым виддм направился к одинокому дереву, где был привязан кентавр, предназначенный к закланию.
Когда он подошел шага на три-четыре к жертве, перед ним вдруг сверкнула молния, и кривой Горгий на какое-то время ослеп, потеряв из виду дерево с привязанным к нему кентавром. Плебей выронил нож и схватился за свой единственный глаз, в котором неимоверно жгло.
А когда он смог открыть его, то увидел, что ни дерева, ни кентавра перед ним нет. На том месте, где они были только что, теперь дымилась широкая и глубокая яма.' Подбежали остальные фермеры во главе с торговцем и стали молча, с ошеломленным видом созерцать место таинственной катастрофы.
– Я знаю, кто это сделал!- воскликнул первым пришедший в себя торговец.- Это они…
– Кто такие?!- спросили испуганные мегарские пролетарии.
– Я их видел уже. Это те самые, которые могут кого угодно вычеркнуть в пустоту. Вот как дерево и кентавра. Помилуй меня Зевес!.. Они умеют раздвигать завесу мира и переносить тебя куда угодно. Они не похожи на нас, у них на руках по четыре пальца…
Только он успел произнести это, как фермеры, стоявшие ня краю ямы, дружно ахнули, ибо на другой ее стороне увидели внезапно появившегося там четырехпалого с большой круглой головою. Четырьмя этими пальцами он сжимал изогнутое блестящее оружие, увидев которое торговец вдруг сорвался с места и побежал прочь, как заяц, виляя из стороны в сторону. Но большеголовый спокойно поднял оружие на уровень своих глаз и одним коротким пронзитель*ным писком-выстрелом вычеркнул грека на всем бегу.
ОТСТУПЛЕНИЕ 12.
Когда торговец уьидел себя вновь лежащим на белом песке оползня, он ничуть не удивился. Все вышло так, как он и предполагал. В прошлый раз, когда холерный караван бросил его умирать на этом же месте, перед ним раскрылась завеса мира, и он оказался в поселке кентавров.
Невидимые, что следили за ним, пожалели его потому, что он сам жалел умирающих от злой холеры и собирал пуговицы с их одежды, чтобы доставить родным и близким вещицы, помнящие последнее прикосновение тех, кто уже никогда не вернется домой. Многие из погибающих прощались с торговцем, благодаря и благослоатяя его душевную заботу. И пуговиц набралось у него полные карманы.
Когда он по милости загадочных сил попал в поселок кентавров, там он выменял пуговицы, весьма заинтересо*вавшие кентавриц, на волшебную смолу янто и живительные корни травы кимпу. Тогда-то он и понял скрытый ход действий невидимых спасателей.
Если человек хотя бы раз в своей жизни подумает о ближнем своем, умирающем, как о самом себе, то такого человека они примечают и в нужный момент приходят к нему на помощь. И в час, когда великая печаль и смертная тоска одиночества одолеют его душу, они внезапно, совершенно чудесным образом даруют ему избавление, жизнь и богатство. А затем наблюдают, что он будет делать со всем этим.