В семь часов вечера он возвращался, надевал пижаму, обедал, садился у дверей в шезлонг И клевал носом. «Неужели это называется иметь мужа, единственного мужчину в жизни, которому ты обязана отдавать всю свою нежность и ласку, услаждать его тело и душу?» — размышляла, сидя на пляже, томная и скорбная Рут де Мораис Миранда. Солнце жгло ее тело, а тоска грызла душу.
Юный Пайва, тронутый печалью сеньоры, столь нуждавшейся в моральной поддержке, не колеблясь, решил пожертвовать несколькими часами своей жизни, заполненной разными приятными обязанностями, и нарушить ее тяжкое одиночество. Он отказался от прогулок, от шумных футбольных матчей на пляже, от поучительных бесед с коллегами и даже от одного весьма перспективного романа. Благородный поступок человека с добрым сердцем, достойный всяческих похвал! Ведь здесь, в Перипери, тоскующая сеньора не имела возможности заполнить дневные часы киносеансами, визитами и покупками на улице Чили. И вот Пайва жертвует талантом, молодостью и чуть пробивающимися соблазнительными усиками, чтобы смягчить горе безутешной сеньоры.
А подполковнику удалось наконец в один прекрасный день нарушить строгость служебного расписания.
Он собирался сделать сюрприз своей женушке, которая постоянно жаловалась на его долгое отсутствие.
Вечерами, когда подполковник, возвратясь домой, пытался заключить ее в объятия, она отталкивала его, полная женской гордости и жажды мщения.
— Оставляешь меня одну целыми днями, будто я для тебя и не существую…
Подполковник купил кило винограда — Рут любила его больше всех фруктов; он представлял себе, как она аппетитно давит зубами сочные ягоды, — купил сыру, коробку мармелада и, наконец, бутылку португальского вина. Подполковник сел в поезд. Рут совсем одна, наверно, грустит, бедняжка…
Но она не грустила и была не совсем одна. Едва переступив порог дома, подполковник был поражен: служанка Зефа, которая уже много лет преданно служила супругам, увидев его, с громким криком бросилась во внутренние комнаты. Из спальни слышался веселый шум, смех Рут и, о боже, еще чей-то смех!
Ананиас вышиб дверь ударом ноги: руки его были заняты пакетами, под мышкой торчала бутылка вина.
Он не обладал эстетическим чутьем и потому оказался неспособным оценить по достоинству поэтичное зрелище, представшее его глазам. Не восхищение, а ярость овладела подполковником, но свертки мешали ему — трудно сохранить необходимое в такой момент достоинство, если пальцы у тебя обмотаны веревочками от пакетов. Это и спасло молодого Пайву.
Не заботясь о своей одежде, он вскочил с постели, распахнул окно и выпрыгнул на улицу. Со скоростью чемпиона по бегу пронесся он в костюме Адама по заполненной народом площади. Подполковник, которому удалось наконец освободиться от свертков, преследовал его с револьвером в руке, стреляя и выкрикивая ругательства. Самые любопытные из соседей отважились заглянуть в открытое окно и имели удовольствие видеть, как бедная, вновь оставшаяся в одиночестве Рут, рыдая, вопит о своей невиновности.
Студент исчез, спрятанный родными или друзьями.
Подполковник долго объяснялся с супругой при закрытых дверях, после чего были уложены чемоданы и в ту же ночь они уехали последним поездом. По свидетельству некоторых счастливцев, которым удалось присутствовать при отъезде, в вагоне они уселись, нежно прижавшись друг к другу.
Казалось бы, связать это происшествие с историей капитана нелегко. Тем не менее старый Леминьос, отставной чиновник почтово-телеграфной конторы, единственный оставшийся в живых свидетель, всякий раз, вспоминая историю капитана, говорит: «Это началось, когда майор застал жену со студентом».
Не известно, почему Леминьос разжаловал подполковника в майоры и какую связь он видит между рогами Ананиаса и приключениями капитана. Однако поскольку Леминьос — человек здравомыслящий, у него должны быть веские основания для столь категорического утверждения, и приходится с ними считаться.
Второй же скандал действительно имеет прямое отношение к капитану. Все произошло в доме, где он впоследствии поселился, и, если бы не трагедия в семье Кордейро, капитану, конечно, не удалось бы приобрести этот дом по сходной цене.
Семья Кордейро состояла из отца — Педро Кордейро, владельца предприятия по производству спиртных напитков, — матери и четырех дочек на выданье. Дела Педро Кордейро шли превосходно, но надо сказать, что он был расточителен и не отличался предусмотрительностью. Доказательством этого может служить построенный им летний особняк, обширный, комфортабельный, на каменном фундаменте, почти такой же великолепный, как городская резиденция Педро Кордейро. Он истратил кучу денег на постройку, а потом на пышный праздник по случаю новоселья. Он потакал любому капризу своих дочерей, дошел даже до того, что купил им моторный катер.
Мамаша руководила поисками женихов для дочек.
В доме с зелеными ставнями устраивались бесчисленные вечеринки. В большой гостиной, выходившей на море (где впоследствии капитан установил свой телескоп), кружились пары. Девицы ездили в Парипе на пикники, катались на катере и часто, причалив у скал, оставались там до поздней ночи. Они были душою общества и веселились без устали. Одна из них, Росалва, в прошлом году ухитрилась добиться помолвки с неким агрономом. С тех пор она уже не ходила вечерами на пляж, а сидела с женихом на веранде, и ему позволялось держать ее руки (впрочем, как выяснил сеньор Адриано Мейра — тот, что ходил с фонариком, — жениху позволялось и многое другое).
Во время карнавала в особняке Педро Кордейро танцевали с субботы до вторника. А через несколько дней разразился скандал: исчезла Аделия, младшая, непокорная смуглянка. Она увезла свои платья, а также лучшие из платьев сестер и в придачу еще доктора медицины Аристидеса Мело, женатого человека. Чуть ли не все население предместья присутствовало при спектакле, устроенном покинутой супругой. Она ворвалась в дом Кордейро, где все было перевернуто вверх дном, и, рыдая и вопя, требовала вернуть ей мужа, которого «ваша распутная дочь у меня украла».
Семейство Кордейро срочно покинуло Перипери. Не успели утихнуть толки об этом происшествии, как в конторе фабрики Педро Кордейро в Баие раздался выстрел, — обанкротившийся владелец покончил с собой. Эхо выстрела дошло до предместья в сопровождении целой лавины слухов: все имущество самоубийцы заложено, безжалостные кредиторы вьются вокруг тела покойного, агроном разорвал помолвку. У него были серьезные причины: безнравственное семейство и невеста-бесприданница. Другая дочь Кордейро, самая старшая, тоже завела интрижку с женатым человеком — это стало своего рода проклятием или фамильной модой! В Перипери только и было разговоров, что об этих историях, и дамы шепотом передавали друг другу пикантные подробности о романах девиц Кордейро.
Сеньор Адриано Мейра как-то на рассвете осветил лучом своего фонарика старшую из сестер: она обнималась на пляже с неизвестным мужчиной. Подобных случаев в предместье было множество, а сильные дожди, затоплявшие песчаные улицы, способствовали распространению сплетен.
Ах! Только обитатели Перипери способны по-настоящему оценить такой скандал: одна дочь убегает из дому с женатым человеком, другая развратничает на пляже, самоубийство, разорение — все это заполняло дождливые дни, когда отдыхающих больше нет и предместье живет одними воспоминаниями.