Уж кого-кого, а этих не испугаешь ровным строем и бравой выправкой. Сами хоть кого устрашат. Стальные нагрудники, начищенные до блеска шлемы, черные с серебром – должно быть цвета местного ландграфа – треугольные флажки на пиках. Кони мчат ноздря в ноздрю, как на параде.
Успеют ли пехотинцы развернуть щиты? А если даже и успеют, устоит линия под напором тяжелой кавалерии? Три шеренги – слабовато против конницы.
– Не спи! – рявкнул Мелкий.
Тьялец повернулся. И вовремя…
В двух шагах перед ним отчаявшийся лучник, оскалившись, до уха натянул тетиву. Глаза безумные. Борода взъерошенная. Наконечник стрелы глядит прямо в грудь приближающегося наемника.
«Спаси, Триединый, и помилуй!» – Кир сжался, пытаясь стать маленьким и незаметным.
Будто бы во сне, пальцы стрелка медленно разжались. Стрела сорвалась с тетивы, поползла вперед.
«Уйди, уйди… Промахнись!»
Призрачный мерцающий диск возник перед мордой гнедка. Вроде бы и нет ничего, но если внимательно приглядеться, то еле заметная радуга укажет размытые края. Чуть больше баклера, [5] да и формой похоже.
Наконечник скользнул по диску, и стрела, зашелестев, ушла в сторону.
Кирсьен еще успел заметить ошарашенные глаза лучника – бедняга ведь был уверен, что попадет, – а потом его конь врезался в тьяльца, сбил с ног, промчался дальше.
– Назад! – скомандовал тем временем Кулак. – Назад! На латников!
Все правильно. Лучники бежали так, что верхом не догонишь. Ныряли в кусты, бросали бесполезные в ближнем бою луки, падали ничком, накрывая голову руками. Некоторые просили пощады. От них уже опасности никакой. Какой смысл за простолюдинами носиться? Разогнали – и хорошо.
А вот латники – беда нешуточная.
Прямо на глазах наемников тельбийские конники прокатились через смешавшихся пехотинцев. Несколько лошадей упали, вздымая тучи пыли, но остальных это не остановило. Да и то сказать… Даже получив локоть каленой стали в грудь, конь не остановится – мертвым собьет с ног десяток щитоносцев и пикинеров. Все кости им переломает.
Латники ударили пиками и теперь вовсю размахивали мечами.
Правда, не все и у них пошло гладко. Поток вооруженных всадников разделился на два рукава, огибая Мудреца, который крутил над головой двуручный меч. А рядом с верзилой – хотя и на почтительном расстоянии, чтобы не попасть под удар, – вертелся маленький, нескладный дроу. Белый выпускал стрелу за стрелой в тельбийцев и, насколько успел заметить Кир, не промазал ни разу. Он один нанес врагам больше урона, чем две сотни рассеянных и растоптанных солдат.
– Кулак! Честь и слава!
Пустельга подхватила поводья запутавшегося в колючих побегах коня. Вспрыгнула в седло, взмахнула мечом.
– Коготок! – закричала она, махая клинком в сторону хвоста колонны.
Оттуда поспешали оставшиеся наемники. Почти полная сотня. Их оставили в арьергарде, потому что боялись нападения сзади. А тельбийцы оказались хитрее. Выждали удачный миг и атаковали голову колонны. Теперь возглавляемые Ормо Коготком бойцы, обиженные, что не участвовали в развлечении с самого начала, горящие справедливой местью за погибших товарищей, вовсю горячили коней. Вот сейчас удача повернется к латникам спиной, а точнее, задницей.
Кир пришпорил коня и бросился на врага.
Глава 2
Мелкий шипел, словно кот, которому прищемили дверью хвост. Его щеки тряслись, на висках вздулись сине-багровые жилы.
– Палач! Ты что делаешь?! – он попытался лягнуть Мудреца в колено, но верзила отодвинул ногу за пределы досягаемости каблуков коротконого товарища.
– Ишь ты! – восхитился он, оглядываясь в поисках поддержки на Кира. – Еще дерется! Другой благодарил бы…
– Если бы ты делал по уму! – не сдавался низенький наемник.
– Кто тебя учил только? Погоди, дай только срок!
– Молчал бы уж, – миролюбиво посоветовал Мудрец. – Или я попрошу Малыша тебе ноги связать.
– Я тебе попрошу… – буркнул Мелкий, но рот закрыл.
Слова Мудреца редко расходились с делом. Уж если пообещал по рукам и ногам связать, то свяжет. С него станется. Именно на умении всегда добиваться своего и держалось уважение, которым воин с двуручником заслуженно пользовался в отряде Кулака.
По мнению Кира, Мудрецу надо бы платить не двойное жалованье, причитающееся ему как мастеру двуручного меча, а тройное. Казавшийся из-за выступающих надбровных дуг и тяжелой челюсти тупым зверем, воин выполнял в банде еще и обязанности лекаря. Он мог вечерами напролет возиться с захворавшим из-за купания в холодной реке Легманом, отпаивать полакомившегося несвежим окороком Тычка, вытаскивать занозу из пятки Карасика. Он «заштопал» многочисленные раны Ормо, полученные помощником кондотьера во время поединка у переправы через Арамеллу, когда едва не погибли и Мудрец, и сам Кир. А сейчас занимался тем, что шил Мелкому рассеченное едва ли не до кости предплечье – тельбийские латники оказались довольно умелыми фехтовальщиками и упорными бойцами.
– Даже удивительно, – покачал головой Кулак, оглядев поле боя. – Я думал, они тут все жиром заросли… Если так дальше дело пойдет, то готовьтесь, парни, – денежки Сасандры придется отрабатывать кровью.
К слову, на самом кондотьере не было ни царапины, хотя Кирсьен видел, как тот размахивал фальчионом [6] в самой гуще боя. По-прежнему Кулак предпочитал левую руку, наматывая поводья на запястье правой. «Может, она у него увечная?» – не раз подумывал Кир, но спросить командира или кого-нибудь из товарищей по отряду стеснялся. Раз никто не говорит (даже словечком не обмолвится), то, наверное, это тайна, которую новичку, без году неделя влившемуся в банду, знать не следует. Парень и не лез не в свое дело. Захотят сказать – скажут. Нет – значит, не надо.
Выбравшись из малинника, они сломя голову помчали на латников, нацеливаясь им в левый фланг. С противоположной стороны налетал клином арьергард под командой Ормо Коготка. Тельбийцы весело рубили и топтали конями пехоту. Два прохода туда-обратно, и от первых трех рот полка не осталось на ногах ни единого человека. Ну и подумаешь, что вместе с сасандрийцами погибали под копытами и мечами свои же пехотинцы – согнанные из окрестных деревень землепашцы, пастухи, охотники!
Что ж, пехоту в пыль вбивать – не мешки ворочать!
Когда столкнулись кони, засверкали мечи, завертелись секиры, началась тяжелая повседневная работа военных.
Кир рубил мечом направо и налево, кричал что-то вместе со всеми, в едином порыве. А сам при этом думал, что, с детства готовясь к армейской службе, даже не догадывался, что же взаправду представляет собой подлинная война, без прикрас и мишуры.
Мальчишкой он много слушал воспоминания отца, отслужившего двадцать лет ветерана, его друзей, время от времени приезжавших в имение, отставного сержанта, приставленного к нему дядькой для обучения верховой езде, фехтованию, плаванию и стрельбе из арбалета.
Первые, детские впечатления о войне были: ровные зеленые поля с ухоженной травой, по которым передвигаются правильные прямоугольники пехотных баталий; яркие флаги и накидки, начищенная сталь шлемов, нагрудников и оковок щитов; кавалерия, гарцующая на вычищенных, блестящих, шерстинка к шерстинке конях; водные преграды, преодолеваемые по заранее наведенным мостам; чистые, игрушечные крепости, из ворот которых благообразные заседатели магистрата выносят символические ключи на бархатных подушечках. Генералы состязаются друг с другом в благородстве, а рядовые солдаты – в храбрости и беззаветной преданности императору и родине.