Подлив девочке лимонада, Блейд полез в карман, вытянул сигарету и, воровато оглянувшись, прикурил. Ему не пришлось пользоваться зажигалкой; коснувшись пальцем кончика сигареты, он ощутил мгновенный прилив тепла и всплеск огненного жара. Табак затлел, и странник довольно улыбнулся. Способность к пирокинезу, возвратившаяся после недавнего странствия в Таргал, радовала его не меньше, чем мальчишку – новый велосипед. Аста, к счастью, не заметила, какие чудеса вытворяет ее дадди.
– Сколько телефонов в твоем кабинете? – спросила она, прилежно трудясь над мороженым.
Перед мысленным взором Блейда возник стол Дж., старинный, массивный и довольно просторный; рядом находилась тумбочка, тоже старинная, которую старик использовал в качестве бара. На ней‑то и стояли телефоны в количестве пяти.
– Семь, – сказал он, чтобы сделать приятное Асте. Семь телефонов означало, что он – очень большой начальник; по крайней мере, в глазах своей дочурки.
– О! – Аста округлила глаза. – Семь! – Отложив ложечку, она принялась чтото считать, загибая розовые пальчики. – Семь телефонов – семь дней! – последовало торжественное заявление. – Воскресенье, понедельник, вторник…
– Я понял, лапушка, можешь не продолжать, – сказал Блейд.
Аста повозила ложечкой в креманке с мороженым.
– А твои телефоны – разноцветные, дадди?
– Разумеется. Два – красных… – начал Блейд, но девочка тут же прервала его, сморщив носик и заявив:
– Два красненьких нельзя, папочка! Все, все должны быть разноцветными! Красненький – для воскресенья, розовый – для понедельника, желтый – для вторника…
На этот раз Блейд дал ей закончить и согласно кивнул:
– Я непременно установлю себе семь разноцветных телефонов, как ты сказала. И тогда ты сможешь звонить мне в воскресенье по красному…
Он хотел продолжить перечисление, явно забавлявшее девочку, но Аста напомнила:
– В воскресенье мне не надо звонить тебе, дадди. В воскресенье я буду с тобой… и в субботу… В воскресенье и субботу я совсем‑совсем другая!.. – вдруг негромко пропела она.
– Почему, Асти?
– Вот видишь! У тети Сью я – Анни, а у тебя – Асти… Тетя Сью одевает меня в платьица, а ты любишь, когда я ношу ком‑би‑не‑зон… – Асти провела по рукаву своего нарядного серебристого комбинезончика и заключила; – Нет, в воскресенье и субботу я – другая девочка!
Блейд смотрел на нее едва ли не с благоговейным восторгом. Шесть лет назад ему в руки сунули крохотное создание, почти ничем не напоминавшее семнадцатилетнюю красавицу Асту Лартам. Теперь бы он этого не сказал! Сейчас все было на месте – и сапфировые глаза, и каштановые локоны, и розовые губы. Круг неизбежно замкнется, и его Аста, Анна Мария Блейд, станет такой же прелестной, как и та, киртанская… Иначе и быть не могло – ведь они являлись одним и тем же существом!
– Интересно, – сказала Аста, – а могу я быть еще и совсем другой девочкой? Другой‑третьей и другой‑четвертой? Например, когда со мной гуляет дедушка Коль? – так она называла Дж.
– Ты будешь другой, когда вырастешь, – сказал Блейд. Он протянул руку, потрепал шелковистые каштановые локоны, и малышка подняла на него засиявшие глаза. – Я обещаю, что вскоре мы станем встречаться с тобой чаще. Когда я вернусь из самой последней командировки…
– Дадди, зачем тебе ехать в эту самую последнюю ко‑ман‑ди‑ров‑ку? – спросила Аста. – Ты не мог бы сразу стать на‑чаль‑ни‑ком?
– Я должен ехать, – вымолвил Блейд, отвечая не то девочке, не то себе самому.
– Ты не мог бы сразу стать на‑чаль‑ни‑ком?
– Я должен ехать, – вымолвил Блейд, отвечая не то девочке, не то себе самому.
– Зачем?
– Увидеть новое место, малышка. Поглядеть…
Покачав головой, Блейд медленно повернулся, пытаясь проследить иззубренную розовую полоску гор, тянувшуюся слева направо, с востока на запад. С востока на запад? Или с запада на восток? Может быть, с юга на север или наоборот?
Почему‑то он полагал, что стоит лицом к югу, но, взглянув на солнце, висевшее прямо над головой, понял, что затрудняется определить стороны света. С тем же успехом он мог глядеть сейчас на север, на запад или восток, на юго‑запад или северо‑восток! Во всем этом было нечто странное, какая‑то дьявольщина…
Блейд потер затекшую шею, сердито сплюнул в траву, и вновь уставился на розовый горный хребет. Оба его края загибались, словно охватывая и лес, и болото, и все огромное пространство суши, на, котором сейчас находился странник. Сколько видел глаз, слева и справа над розоватой полоской синел океан, а под ней виднелось нечто зеленое, серое, желтое, коричневое – обычные краски твердой земли.