и после всего! И в присутствии Зинаиды Ефимовны!
- АТС это или не АТС, но я должна поставить вопрос об Иванове на педсовете, - сказала Зинаида Ефимовна.
- А зачем на педсовете? - удивился Николай Ботов. - С ним даже драться интересно и полезно. У него и во время драки можно что-нибудь полезное узнать. Сколько раз учитель говорил про теорию удара, я не запоминал, а тут пожалуйста, всё запомнил до единого слова, - и затем Ботов словно пропел - и всё наизусть: - "Удар, его воздействие на тела изучал ещё Леонардо да Винчи. Но он, понятно, не располагал техникой наблюдения быстро протекающих процессов. И он, и Исаак Ньютон..."
- Это он тебе эти знания в голову вбил! - объяснил Маслов. - Так что ты можешь взять этот метод на вооружение, душка-тенор.
После этих слов я услышал снова голос Веры Граниной (с медицинским уклоном):
- Сейчас проверю, спит или нет?.. Может, притворяется. (Я почувствовал, как её рука прикоснулась к моей.) Ну и пульс... Очень глубокого наполнения, как у спящего...
Больше я ничего не слышал. Когда я проснулся, то Зинаиды Ефимовны уже в классе не было, а все остальные мои соклассники сидели и молча смотрели на меня. А я встал и потянулся. Потом я открыл портфель, положил в него дневник. Достал космический кроссворд и вписал в него созвездие Южного полушария. Затем соскочил с парты и при полном молчании моих современников вышел из класса.
ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ
Всё хорошо, но где чувство юмора?
В коридоре меня догнал Борис Кутырев (с сатирическим уклоном) и сказал, хватая меня за курточку (он всегда пускает в ход руки, когда разговаривает):
- Слушай, Иванов, ты, конечно, знаешь, что мне в тебе всё не нравится. Но знаешь, что мне в тебе больше всего не нравится?
- Что? - спросил я и добавил: - Отвечай, пожалуйста, коротко и ясно, ты стоишь не возле доски, а возле Юрия Евгеньевича Иванова!
- Больше всего мне не нравится в тебе эта мания величия... Отличаешься ты скорее угрюмостью, чем серьёзностью. Чувства юмора тебе не хватает, понимаешь, всё в тебе безнадёжно мрачно. Вот сейчас ты продемонстрировал нам... своё засыпание. Мы, конечно, все понимаем твой трюк: ты договорился с Граниной, чтобы она подтвердила твой сон, и она его подтвердила. Но это всё мрачно. А если бы всё было с шуткой, с юмором, то и не оставило бы такого гнетущего впечатления.
Кутырев помолчал немного и, видя, что я помрачнел, сказал:
- Ну вот, ты стал ещё мрачнее, а ведь "хорошо будет смеяться тот, кто будет смеяться последним".
- А может, на земшаре уже есть человек, который будет смеяться самым последним из всех, - сказал я и, повернувшись к Кутыреву спиной, зашагал по коридору.
Машинально я засунул руку в боковой карман. В кармане ощутил какой-то листок, хотя знал точно, что никакого листка в карман не прятал. Я сбежал с лестницы, вышел на улицу и извлёк листок из кармана, при этом ёкнуло сердце. Неужели, подумал я, неужели опять... Быстро развернул листок... Стихи! На листке были написаны стихи! Мне стало ясно: кто-то, вероятно, решил отравлять моё существование этой рифмованной пачкотнёй. Я разволновался, правда совсем спокойно, прочитал стихотворение:
Находят птицы без приборов гнёзда
Сквозь облака, туманы и дожди.
Летят они в рассвет и ночью поздней,
Проделав в небе сотни миль пути.
Им ветер не сопутствует,
Земные не зовут огни...
Значит, они чувствуют,
Значит, что-то чувствуют,
Только что же чувствуют они?
Спасают нас, людей, в морях дельфины,
Ведут меж рифов в гавань корабли.
А в девять баллов вынесут на спинах,
Оставив нас на берегу Земли.
Им ветер не сопутствует,
Земные не зовут огни...
Значит, они чувствуют,
Значит, что-то чувствуют,
Только что же чувствуют они?
Значит, снова прислали стихи человеку, у которого из-за его сильной программы самообучения весь день занят и расписан буквально до секунд. И я снова эти стихи вынужден был прочитать и даже записать второй раз в жизни и второй раз в бортжурнал: "С 5.30 до 5.35 читал стихи... С 5.35 до 5.45 думал о том, зачем и кто бы мог их мне прислать".
Я стал сравнивать первые и вторые стихи. Такое впечатление, что кто-то и что-то обо мне уже знает или, по крайней мере, догадывается о чём-то... В первых стихах написано: "...Идёшь на бой, лицо открой! - Вот смелости начало..." А во вторых стихах: "Находят птицы без приборов гнёзда". Обратите внимание, "находят без приборов гнёзда", летят "сквозь облака, туманы и дожди", "летяг они в рассвет и ночью поздней, проделав сотни миль пути", и, главное, что "им ветер не сопутствует", я подчёркиваю: "не сопутствует". Это уже просто какой-то намёк и ещё, что "земные не зовут огни". А дальше про чувства: "Значит, они чувствуют, значит, что-то чувствуют, только что же чувствуют они?" Похоже, кто-то просто хочет ввинтиться мне в душу и узнать, что же я чувствую и чувствую ли я что-нибудь вообще?.. Вот так, разгадывая эту стихотворную загадку, я шёл к дому по тротуару, стараясь шагать по линии лунного терминатора. (Терминатором называется граница света Солнца и тени Луны, падающих на Землю.) Шагать по земному терминатору неинтересно. Температура солнечного света и лунной тени, наверно, одинаковая. Интересней, конечно, шагать по терминатору Меркурия. Там освещённой стороне температура плюс пятьсот градусов... а в тени - минус двести... На этой мысли я остановился. Терминатор терминатором, а кто же за мной всё-таки крадется?.. Кто-то охотится, вероятно, за секретами моих тренировок. В нашей школе не только Маслов, но и многие другие ребята хотят стать космонавтами. Поэтому, наверно, я и Самсонова как-то на карусели встретил с девчонками. Но он просто катался. А второй раз без девчонок был. И на меня всё время подозрительно смотрел. В Сандунах Дудасов прошлый раз сказал: "Ты что это пятый раз паришься?" Ничего, если они и будут космонавтами, то самыми обыкновенными... с дублёрами... А я буду, как мне ясно, сверхкосмонавтом. Лидером я буду. Первым в мире. Первым и самым подготовленным к сверхкосмическим сверхполётам изо всех людей на всём земшаре. Размышляя об этом, я завернул за угол и, прыгнув с терминатора в тень, спрятался в первом попавшемся подъезде. Расчёт был простой: ничего не подозревающий шпион выскочит из-за угла и тем самым раскроет свою жалкую личность. Не успел я об этом подумать, как из-за угла появился Сергей Колесников. Я его сразу узнал по длинной шее, даже в темноте. Антолог таинственных случаев. У Колесникова шея была длинная, как у жирафа, и вертючая. Когда Колесников скрылся из виду, я вышел из своего укрытия и поспешил домой.
По своему железному расписанию я каждый день в десять часов вечера уже лежу в постели. Пусть даже в это время по телевизору передают запуск новой ракеты в космос, всё равно я сплю. Если хочешь стать сверхкосмонавтом и чедоземпром, приходится себе во многом отказывать.
ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ
Антология самого таинственного случая
Наш дом находится совсем недалеко от школы. Поэтому сегмент земного шара, залитый асфальтом и именуемый Садовым кольцом и отделяющий мой дом от школы улицей Воровского, я проскочил пулей.
Я торопился, так как по жизненному расписанию моего сегодняшнего вечера время несколько уплотнилось. У уже говорил, что каждый день в десять часов вечера что бы ни случилось, я должен лежать в постели. А до сна я должен был ещё успеть позаниматься геодезией и астрофизикой. И самое главное, провести первую тренировку терминатора планеты Меркурий. Я, конечно, вполне мог уложиться в расписание, если бы мне не надо было предъявлять дневник моему отцу.