"Моя задача, чтобы он не опоздал на "Стрелу", - тихо вмешался Толя Бондаренко. Она грустно произнесла: "Я знаю, что скоро умру. Вот эта иконка, висящая над кроватью, - "Георгий Победоносец" - завещана тебе. Вокруг творится снова ужасное - голод и нищета... Да вот главное, - спохватиась она, услышав под окном гудки ожидавшего такси. - В московском архиве ты можешь получить рукопись твоего двоюродного деда генерала Григорьева. Она называется "Дед внукам". То есть прямо предназначена тебе. Понимаешь? А вот фотография Юры Григорьева, когда он был гардемарином. Он тогда оказался в числе русских моряков, которых Государь посылал на помощь Мессине во время землетрясения в Италии".
Таксист продолжал издавать надрывные гудки. "Толя, - обратился я к своему другу, чувствуя, что она хочет еще что-то сказть. - Поди, сядь в машину, я буду через минуту". Оставшись наедине со мной в крохотной передней, мой бедный "Конек" в порыве нежной материнской страсти стремительно прижалась ко мне и, целуя мое лицо, заговорила; выражение ее глаз, наполненных болью и страданием, я никогда не забуду. "Дуденька, мой родной, ты для меня всегда будешь единственным любимым Дудей, как ты сам себя называл, когда был совсем маленький. Подумай только, какая я старая. Вот как сейчас тебя - обнимала я твоего дедушку, которого ты никогда не видел". И я на своей щеке ощутил ее слезы. Проклятое такси вновь напомнило, что меня ждут. Вдруг она по-детски всхлипнула, словно душа ее хотела выплеснуть всю боль:
- Как "они" меня били, как глумились, какой пыткой были эти страшные ночные допросы. Я тебе расскажу все, никому ни разу ни о чем не рассказывала. А сейчас ты должен ехать... Какие кровавые ужасы мы пережили. Ты никогда ничего не боялся и нес в своих картинах Россию. И должен все-все знать.
С глазами, полными слез, я шагнул из подъезда хрущевской халупы в холодное, пронизывающее до костей петербургское ненастье.
Слезы не высыхали у меня до Васильевского острова, и я старался скрыть их от моего друга, который тактично молчал всю дорогу.
* * *
И вот копия архива генерал-лейтенанта Ф. А. Григорьева у меня на столе. Рукопись его мемуаров "Дед - внукам", никогда не издававшаяся и даже не упоминавшаяся в печати, а также его переписка с братом царя Константином Константиновичем Романовым, который был начальником Управления военно-учебных заведений царской России, составляют свыше тысячи страниц.
Читатель, ты не ошибся в своей догадке: это известный русский поэт, знакомый нам по инициалам К. Р., что значит Константин Романов. Его стихи свидетельства такой чистой религиозной души, что сегодня, читая их, мы словно пьем воду из родника, когда вокруг все залито асфальтом и теснятся бетонные коробки, в которых живет племя "младое, незнакомое". Мне бы хотелось, прежде чем коснуться другой стороны деятельности К. Р. - деятельности государственного мужа, сделавшего столь много для развития и процветания доблестных российских войск, великой отваги и чувства долга русского офицерства, неукротимого бесстрашия русского солдата, напомнить читателю его некоторые стихи.
Одни из них стали хрестоматийными, на них написана прекрасная музыка. Ну кто не знает этот романс?
Растворил я окно, - стало грустно невмочь,
Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени...
Другие стихи, написанные в Павловске, Царском Селе, Петербурге, Венеции, Риме, в древних германских городах, не менее прекрасные, еще скрыты от большинства читателей пеленой времени.
Распустилась черемуха в нашем саду,
На сирени цветы благовонные;
Задремали деревья... Листы, как в бреду,
С ветром шепчутся, словно влюбленные.
А отливы заката, алея, горя,
Синеву уж румянят небесную:
На весну наглядеться не может заря,
Жаль покинуть ей землю чудесную,
Напоенный душистым дыханьем берез,
Воздух в юную грудь так и просится,
И волшебных, чарующих полная грез
Далеко моя песня разносится!
О замечательном русском поэте К. Р. можно сказать, что он был поэт-воин. Душа истинного поэта, как и художника и музыканта, - таинство. Она обращена к Богу, вмещая в себе ответы на жгучие вопросы истории и современного мира, сочетая служение музам и отечеству, что особенно свойственно русским поэтам.
Я понимаю, что читатель, хоть и с трудом, но может достать сборник стихов К. Р., как может найти его эпохальную религиозно-историческую поэму "Царь Иудейский". Прошу извинения, но не могу не привести дивную его "Колыбельную". Стоит представить себе, как, может быть, по-иному складывалась бы жизнь многих людей, если бы каждая русская мать пела бы перед сном своему ребенку такие чистые слова веры, надежды и любви:
Спи в колыбели нарядной,
Весь в кружевах и шелку,
Спи, мой сынок ненаглядный,
В теплом своем уголку!
В тихом безмолвии ночи
С образа, в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой...
А в завершение краткого раздумья о поэзии К. Р. стоит привести еще одно его стихотворение, чрезвычайно показательное для сегодняшних дней, когда обесчещенные "демократической прессой" офицеры разложенной армии недавней сверхдержавы стыдливо стирают плевки с лица, терпя оскорбительные клички "оккупантов", спасая при этом "оккупированных" в случаях стихийных бедствий, при вспышках классовой и межплеменной грызни, все более погружаясь в пучину распада и безысходности.
Наш полк! Заметное, чарующее слово
Для тех, кто смолоду и всей душой в строю.
Другим оно старо, для нас - все так же ново
И знаменует нам и братство, и семью.
О, ветхий наш штандарт, краса полка родного,
Ты, бранной славою увенчанный в бою!
Чье сердце за твои лоскутья не готово
Все блага позабыть и жизнь отдать свою?
Итак, Великий Князь Константин Константинович был начальником Управления военно-учебных заведений. Основную часть их составляли кадетские корпуса. Сегодня, когда слышится это название - кадетский корпус, - думается, немногие представляют себе, что стоит за ним. Между тем с деятельностью этих, на первый взгляд, сугубо специальных заведений связаны многие страницы истории отечественной культуры, педагогики и некоторых других сфер бытия. Особенно ярко проявилось это в истории Первого Петербургского кадетского корпуса первого не только по времени создания, но и по образцовости постановки воспитательного дела, служившей примером для всех заведений подобного рода. Недаром державными шефами его были российские Государи, а среди воспитанников - многие представители царствующей династии вплоть до последнего наследника Престола Цесаревича Алексея, принявшего мученическую смерть в мрачную июльскую ночь 1918 года в подвале Ипатьевского особняка. Стоит сказать несколько слов о причинах возникновения этого учебного заведения. Регулярная Русская армия, созданная Петром Великим, нуждалась в комплектовании национальными офицерскими кадрами. Существовавшие в то время военные школы не были способны справиться с этой задачей, и единственным путем подготовки офицеров оставался путь обучения их в чужих пределах. И вот в 1731 году указом Императрицы Анны Иоанновны в Санкт-Петербурге был учрежден "корпус кадетов" - Шляхетный кадетский корпус на 200 детей. Примечательно, что на корпус мудрой Императрицей была возложена задача готовить молодежь не только для военной службы, но и для службы на всех поприщах государственной деятельности.