Уголовное дело по обвинению Григорьева Игоря Владимировича, Ли-ен-шоу Артема Ивановича, Егорова Александра Владимировича в заранее не обещанном укрывательстве убийства Кунгаевой, совершенного Будановым, в совершении преступления, предусмотренного ст. 316 УК РФ, прекращено вследствие амнистии.
Согласно заключению стационарной комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, по своему психическому состоянию Буданов в период инкриминируемого ему деяния в отношении Багреева в каком-либо временном, болезненном расстройстве психической деятельности, в состоянии патологического или физиологического аффекта не находился. В момент убийства Кунгаевой Буданов находился в кратковременном, преходящем ситуационно обусловленном психоэмоциональном состоянии кумулятивного аффекта, не мог в полной мере осознавать фактический характер и значение своих действий и осуществлять их произвольную волевую регуляцию и контроль.
НА ОСНОВАНИИ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО ОБВИНЯЮТСЯ:
БУДАНОВ Юрий Дмитриевич, ФЕДОРОВ Иван Иванович.
Заместитель военного прокурора Северо-Кавказского военного округа полковник юстиции Ахмедов Ш.М.
Суд
Дальше дело Буданова перебралось в суд. Было это летом 2001 года. Первым судьей, рассматривающим то, что совершил Буданов, оказался полковник Виктор Костин, судья военного суда Северо-Кавказского округа, находящегося в Ростове-на-Дону, там же, где и штаб Северо-Кавказского военного округа, как у нас говорят, «воюющего в Чечне». В Ростове-на-Дону очень велико влияние военных на всю жизнь города. Тут находится главный военный госпиталь, через который прошли тысячи искалеченных раненых военных из Чечни. Здесь живут семьи многих офицеров, находящихся в Чечне. Можно сказать, что в каком-то смысле этот город – прифронтовой. И это обстоятельство сыграло большую роль в судебном развитии дела Буданова. Пикеты и митинги у стен суда – в защиту Буданова, с лозунгами «Судят Россию!» и «Свободу герою России!» – были постоянным общественным аккомпанементом процесса.
Первая порция судебных заседаний шла больше года – с лета 2001-го по октябрь 2002 года. Причем происходило все совсем не с точки зрения «прав-виноват», а исключительно в манере «отбеливания» Буданова от всех грехов и преступлений. Судья Костин на протяжении всего времени заседаний демонстрировал свою откровенную пробудановскую пристрастность, отметал ВСЕ ходатайства со стороны потерпевших Кунгаевых, отказывал ВСЕМ свидетелям, которые могли бы что-либо сказать «против» Буданова. Было отказано даже в допросе генералов Герасимова и Вербицкого – на том основании, что они дали разрешение арестовать полковника-убийцу.
Прокурор в этот период также откровенно выступал на стороне подсудимого, фактически являясь его адвокатом, хотя обязанность прокурора, как известно, – защищать интересы жертвы.
Так это было внутри суда, так и снаружи. Общественное мнение в целом (митинги у здания суда с красными коммунистическими флагами, цветы Буданову, когда его вводили в здание суда перед началом очередного заседания) оказалось на стороне полковника. Руководство Министерства обороны (публичные выступления министра Сергея Иванова о том, что «Буданов, безусловно, не виноват») – тоже.
Идеологическая база для «отбеливания» Буданова от грехов была выбрана следующая: да, он совершил преступление, но он ИМЕЛ ПРАВО его совершить, ИМЕЛ ПРАВО так поступить с Эльзой Кунгаевой на том основании, что мстил на войне противнику и поскольку считал девушку снайпершей, виновной в гибели офицеров полка в феврале 2000 года, во время тяжелых боев в Аргунском ущелье. Мстить «врагам», поясняли участники процесса, именуя «врагами» чеченцев, – это справедливо и праведно…
У семьи Кунгаевых с самого начала заседаний обнаружились серьезные проблемы с адвокатами.
Семья – очень бедная, многодетная, безработная, вынужденная перебраться в палатку, в беженский лагерь на территории Ингушетии, после трагической гибели старшей дочери от рук полковника, опасаясь мести со стороны военных за то, что обратились в суд (им угрожали неоднократно). Поэтому защитников у них просто не оказалось. И тогда правозащитный центр «Мемориал» (базируется в Москве, но имеет филиал в Ростове-на-Дону) сам нашел адвокатов и долгое время осуществлял их пусть минимальную, но все-таки оплату.
Первым адвокатом, вступившим, таким образом, в дело, был Абдула Хамзаев, старейший чеченский юрист, давно живущий в Москве, к тому же дальний родственник Кунгаевых. Надо сказать, что его защита долгое время не была эффективной – скорее даже наоборот. И сам Абдула Хамзаев в этом не виноват. Просто наше общество, увы, развивается, как расистское, оно не доверяет выходцам с Кавказа, а тем более из Чечни, ни на йоту. Толку от пресс-конференций, собираемых Хамзаевым в Москве для того, чтобы рассказать, как тяжело движется дело в военном суде Ростова-на-Дону, не было никакого – журналисты не доверяли тому, что он говорит, и поэтому общественной кампании в защиту Кунгаевых не получалось… А в ней, единственной, и было спасение судебных перспектив политического дела, которое стопорилось, едва начавшись…
И тогда «Мемориал» пригласил, в помощь к Хамзаеву, молодого московского адвоката Станислава Маркелова, члена Межреспубликанской коллегии адвокатов (кстати, это та же коллегия, в которой состоят адвокаты Буданова). Из крупных дел, которые Маркелов вел до этого и чем привлек внимание «Мемориала», – это первые в России дела по обвинению в терроризме и политическом экстремизме (взрывы памятников императору Николаю Второму под Москвой, попытка взрыва памятника Петру Первому, убийство скинхедами граждан России афганской национальности).
Маркелов – русский, и тогда это было принципиально. Выбор «Мемориала» был правильным, потому что дальше именно Маркелову, благодаря его энергичности, и правильно избранной тактике и манере общения с прессой впоследствии удалось привлечь к процессу большое общественное внимание, прежде всего журналистов в Москве, российских и иностранных, освещающих жизнь России. Это сыграло принципиальное поворотное значение для развития всего дела Буданова.
Но вот свидетельства адвоката Станислава Маркелова о том, что он увидел в суде, только вступив в дело (в этот момент процесс был фактически закрытым, присутствие журналистов запрещалось):
– Обстановка в зале была такова, что суд очень спешил, не желал углубляться ни в одну из наших просьб, отметал все, что может быть истолковано против Буданова. Только – в его защиту, в поддержку линии его защиты. А все наши ходатайства – например, о вызове «наших» свидетелей, о привлечении экспертов, о назначении независимых экспертиз – полностью не принимались во внимание. Мне казалось, судья Костин их даже не читает… Потому что какие бы ни были ходатайства – все скопом возвращали нам с отказом. А это по более чем десятку ходатайств в день.
– А почему ходатайств было так много? Зачем вы тоже дразнили суд, заваливали его таким их количеством? Разумна ли подобная адвокатская линия?
– Причина была проста: суд допускал нарушение за нарушением, и мы, как адвокаты, обязаны были реагировать.